Анатолий Тоболяк - Откровенные тетради

• Название: Откровенные тетради
• Автор: Анатолий Тоболяк
• Жанр: Советская классическая проза

---

Анатолий Тоболяк Откровенные тетради

ТЕТРАДЬ ПЕРВАЯ

1

В этот день в Ташкенте шел сильный дождь. Без зонта, с холщовой сумкой в руке я прошагала от института два квартала до ближайшей почты и оттуда дала телеграмму домой: «ПРОВАЛИЛАСЬ, ЛЕНА».

Пожилая женщина за конторкой, прочитав, спросила:

— В институт провалилась?

— Ну да.

— А куда поступала?

— В педагогический.

Она вздохнула:

— Вот бедняжка!..

— Да нет, ничего, — бодро сказала я.

Вся телеграмма с адресом «потянула» на сорок копеек. В этом смысле отец и мать могли быть довольны: я выполняла их наставления и не транжирила деньги.

Сказав: «Да нет, ничего», я не соврала. Самочувствие действительно было ничего себе. Не то чтобы хорошее, но и не так, чтобы очень уж скверное. Ровное, спокойное состояние. А тело будто закоченело. Я и шагала, как солдат, — раз-два! раз-два! — под дождем. Прохожие в подъездах и под навесами, глядя на меня, наверно, получили большое удовольствие.

Раз-два! Раз-два! Так. Случилось. Что дальше?

Надо было ехать в общежитие и собирать свои вещички. Так. А дальше?

Цокая каблуками по мокрым ступенькам, я спустилась в переход к новенькому метро и вдруг почувствовала, что нужно быстро, немедленно скрыться от людских глаз. Я юркнула за газетный киоск и тут немного поревела. Минут так пять, не больше. В то время я не мазалась, и с моим лицом ничего не произошло. Ну, небольшое покраснение глаз, только и всего. Зато сразу стало легче дышать.

Пока ехала до общежития, я поняла, что мое «дальше» укладывается в два варианта. Первый — вернуться домой. Второй — найти работу где-нибудь под Ташкентом и попробовать жить сама по себе. Мелькнул, правда, и третий: шагнуть под колеса поезда. Но этот вариант был не мой, а заимствованный, навеянный недавно прочитанной заметкой в газете. Сообщалось, как два японских абитуриента, он и она, провалившись на экзаменах, решили, что жить не стоит, и бросились с высотного здания на мостовую.

Я не чувствовала, что жить не стоит. Еще раньше я понимала, что поездка сюда при моих школьных успехах (четыре тройки в аттестате) и моей безалаберности — порядочная авантюра. Свою решимость я сформулировала родителям так:

— Авось поступлю.

Отец сразу рассвирепел и ударил ладонью по столу.

— Дура. На «авось» рассчитывают только недоумки. Умные люди полагаются на свою голову!

Не надо было ему во время нашего долгого спора выпивать «огнетушитель» портвейна. После «дуры» я не колеблясь поехала бы поступать даже в Оксфорд или Кембридж…

— Денег не получишь. На «авось» и катись! — заявил отец.

— Ладно, — сказала я. — Не надо мне твоих денег. Разреши только сдать пустые бутылки с веранды. Их хватит на кругосветное путешествие.

— Уходи отсюда! — прикрикнула на меня мама, взмахнув полотенцем.

Не знаю, о чем они там без меня говорили (я отправилась к своей подруге Соньке), но вечером отец мрачно извинился за «дуру» и проворчал:

— Поезжай. Стукнись лбом в стену.

Вот таким образом я попала сюда. А теперь нужно было возвращаться в наш городишко или что-то придумывать.

В общежитии за столом вахтера сидела сама комендантша; ее-то мне и надо было.

— Здравствуйте, — кротко сказала я.

— Здравствуй, здравствуй! — откликнулась рыхлая, толстая комендантша. — Поступила или как?

Я смиренно опустила глаза.

— Нет, не прошла, тетя Валя. Можно мне пожить дня два, пока перевод не придет из дома?

— Уезжать, что ли, не на что?

— Не на что, — слукавила я: в сумке у меня лежало двадцать пять рублей.

— Вот все вы такие! Промотаете денежки, а родители — высылай. Мне что, жалко? Живи!

Я горячо ее поблагодарила. Итак, два дня на раздумье я выгадала. Теперь можно было ехать к Соньке.

Сонька Маневич, моя подруга, поступала не куда-нибудь, а в политехнический институт на энергетический факультет. Свой выбор она, посмеиваясь, объясняла так:

— Там парней полно. Проще выскочить замуж.

У Соньки комплекс неполноценности. Ей кажется, что она страшна как смертный грех и никто ее замуж никогда не возьмет. Красотой она и правда не блещет: нос огромный, сама низенькая и толстая, зато башковитая до невозможности. Наши классные парни ходили за мной толпой, а на нее ноль внимания. «Тень Соломиной» — так ее звали. То есть моя тень.

Два дня назад мы виделись и договорились встретиться около оперного театра.

Когда я приехала, Сонька уже ждала. Я ее издалека увидела: стоит на ступеньках и вертит головой туда-сюда. Я подошла с сияющим лицом.

— Привет!

Она обернулась, сморщилась от радости и воскликнула:

— Ой! Веселая! Поступила, да?

— А ты?

— Тоже, тоже!

— А я — фигу с маслом. Не прошла.

Так Сонька и осеклась, даже рот приоткрыла.

— Да ты что-о… — протянула жалобно. — Неправда…

— Еще какая правда!

— А почему ты смеешься? — Она все еще не верила.

— Это я так плачу.

С этими словами я взяла Соньку под руку и повела прочь от какого-то парня, который на нас уставился.

Дождь уже кончился, по-всегдашнему горячо светило солнце. Трамваи звонили как-то особенно весело. Был час «пик», после работы валом повалили прохожие. Так хорошо и радостно вокруг, такая сильная жизнь! И все это уже не мое.

Я крепче ухватила Соньку за руку и неожиданно для себя предложила:

— Знаешь что, давай отметим твое поступление? Пойдем в ресторан!

— Что ты! — тотчас напугалась Сонька.

— А что?

— Как ты можешь веселиться, не понимаю…

— Говорю же тебе, я не веселюсь, а скорблю. И хватит об этом!

Ресторан был рядом (его вывеска и навела меня на мысль). Я за руку, чуть не силой потащила Соньку к входной двери. Вот не думала, что в ней так бушует провинциализм! В вестибюле она скукожилась, втянула голову в плечи и только поводила туда-сюда своим огромным носом, словно принюхивалась к здешней атмосфере… Прошептала, горбясь:

— Народу много… Давай уйдем…

— Нет уж!

Я встала в очередь, а ее отправила в туалет, чтобы она там немного очухалась. Сразу же началось:

— Девушка, садимся за один столик?

Оглянулась: стоят за спиной двое в клетчатых пиджаках. Я смерила их взглядом и ничего не сказала. Они рассмеялись, и пошло! «Красивая девушка, верно?» — «Выдающаяся!» — «А волосы какие, обратил внимание?» — «Бесподобные!» — «А фигурка?» — «Черт-те какая!» — «Сколько ей, по-твоему?» — «По-моему, двадцать». — «А по-моему, не больше восемнадцати».

— Девушка, разрешите наш спор, сколько вам лет?

Я молча терпела — вежливый треп. Не то что в нашем городке. У нас дипломатия не в почете: сразу хватают за руки и такое несут, что уши вянут. Одна вечером по улице не пройдешь спокойно. Надо иметь какого-нибудь телохранителя, вроде моего одноклассника Федьки Луцишина, разрядника по боксу. Он без долгих раздумий мог влепить в ухо любому, кто пристанет ко мне…

Очередь двигалась быстро, и я побежала за Сонькой. Моя подруга стояла перед зеркалом и потерянно смотрела на собственное отражение, будто впервые увидела. Она всегда жаловалась на свои волосы, жесткие и курчавые. Их никакая гребенка не брала. А ей хотелось иметь прямые и длинные, как у меня. Свои кудряшки она начесывала, чтобы скрыть мелкие прыщики на лбу.

Я ей сказала:

— Хватит тут торчать! Пошли.

В длинном зале с колоннами было шумно и дымно. Нам пришлось два раза пройти туда-сюда, пока нашли свободные места. Сонька совсем ошалела: впилась мне ногтями в руку и сгорбилась так, что голова ушла в плечи. Ее растерянность и мне передалась; я уже была не рада, что зашли сюда.

Наконец сели за пустой столик с неубранной посудой и объедками на ней. Тут же подскочила тощая, растерзанная и замотанная официантка и заорала:

— Не видите, что ли, стол грязный? Расположились как дома!

Сонька потянула меня за руку и стала вставать, но я ее удержала. Когда на меня повышают голос, во мне что-то будто щелкает внутри, какой-то выключатель или, может быть, включатель, не знаю, только я сразу теряю голову. Сонька потом говорила, что я жутко побледнела, сощурилась, как рысь, и тихо так сказала:

— Уберите со стола и не вопите. А то потребуем жалобную книгу.

Официантка даже опешила:

— Чего-чего?

В этот момент те двое как раз и вынырнули откуда-то из-за колонны. Не было их, и вдруг появились, словно из-под земли.

Самое главное в жизни всегда происходит внезапно, я теперь поняла. Это уж такой закон. Живешь себе и знать не знаешь, что за следующим поворотом тебя поджидает, хохоча во все горло или, наоборот, со скорбно-печальным ликом, твой Случай.

Ну вот, появились, подхватили эту тощую злюку с обеих сторон под руки и что-то зашептали в оба уха. Та бросила на меня взгляд как на смертельного врага, ушла. А они приблизились к нашему столу.