Людмила Бояджиева - Семь цветов страсти

• Название: Семь цветов страсти
• Автор: Людмила Бояджиева
• Жанр: Остросюжетные любовные романы

Страсть как призвание, страсть как наваждение, страсть как смертельный приговор. Остросюжетная психологическая драма, действие которой разворачивается в Европе, Голливуде, Москве. Прекрасная женщина на фоне киношных интриг и крутых «дискуссий» о путях киноискусства. Разбиваются сердца и кинокамеры, гибнут розовые мечты, рождается нечто подлинное, единственно важное.

Карьера и личная жизнь французской киноактрисы складывается не лучшим образом. Скатившись с звездных высот она снимается в порнолентах, теряет любовников, обеспеченного мужа и приходит к мысли о самоубийстве. В отчаянии Дикси Девизо подписывает рискованный контракт с группой «экспериментального кино», в соответствии с которым за ней постоянно будет следить скрытая кинокамера. Дикси не догадывается, что попала в лапы эстетов-извращенцев и ей предстоит сыграть последнюю трагическую роль. В этот момент, потерявшая веру в любовь женщина, встречает одаренного русского скрипача и безоглядно погружается в любовь, которая дается только избранным. Теперь следящие за влюбленными экспериментаторы намерены заснять двойное самоубийство, которое они тщательно готовят.

---

— Но ведь у нас с тобой все хорошо, детка? Я, правда, не мальчик, но свои чувства к тебе с полным правом могу назвать страстью. — Откинув одеяло Эжен поцеловал спину отвернувшейся Дикси. — Если бы ты знала, как волнуешь меня… Ну приласкай меня, девочка…

Дикси резко повернулась и муж впервые увидел в ее глазах сокрушительную неприязнь.

— Ты говоришь о страсти, да что ты знаешь о ней? То, чем мы занимаемся в постели не имеет к ней никакого отношения…

— Прости, прости, милая, ты переутомилась… Пожалуй, я лучше пойду в свою комнату. — Эжен поднялся и одел халат. — Тебе прислать чего-нибудь выпить? Не получив ответа, он заторопился прочь. — Спокойной ночи, девочка.

Дикси разрыдалась, кусая от злости подушку. Благополучие, покой, забота мужа, обожавшего ее, все радости богатства и безделья казались ей трясиной смертельной скуки, хищно засасывающей свою жертву. Она пресытилась, объелась пресным счастьем, в котором начисто отсутствовали пряности. Размеренность жизни, уверенность в завтрашнем дне, в преданности человека, живущего рядом — что значат эти «ценности» в сравнении с горькой отравой настоящей страсти? Да за часы бесплодного ожидания Чака она пережила больше, чем за все два года безоблачного счастья! Она надеялась, мечтала о чем-то, ощущая в теле былой трепет, она содрогалась от обиды и боли, убедившись, что ждала напрасно… Боже, милостивый — Скофилд ничего не заметил. Он не понял даже, что жена находится на грани истерики — ее любящий, внимательный муж! Скофилд просил приласкать его, приученный к тому, что инициатива в постели всегда принадлежала Дикси… Бедный, бедный наивный олух, верящий в свою непогрешимость, в надежность жены и все ждущий, что Дикси захочет иметь от него детей.

— Давай немного подождем. Не стоит торопиться. — Сказала она мужу вскоре после свадьбы и приняла меры против нежеланного зачатия. «Еще немного покапризничаю, и решусь» — убеждала себя Дикси, приглядываясь к чужим детям и стараясь ощутить в себе жажду материнства. Скофилд терпеливо ждал.

И вот теперь как-то вдруг стало ясно, что они лишь обманывали себя и ничего этого уже не будет — ни семейной идиллии, ни детишек с фамилией Скофилд.

Дикси не готовилась к серьезному разговору и даже не собиралась затевать что-либо подобное. Все произошло само собой. Мирный домашний вечер, столбики мошкары, пляшущие над столом, накрытым для ужина на веранде.

Шумел в траве разбрызгиваемый вертушкой дождик, сладко пахли расцветшие в кашпо балюстрады ночные фиалки. Свечи не зажгли, чтобы не привлекать мошкару. В сумерках ярко белели цветущие карликовые вишни, светились ацетиленом тяжелые кисти турецкой сирени. Дикси казалось, что она сидит вот так уже сто лет, превратившись в дряхлую, морщинистую старуху.

— …Нолленс дал мне отступную. Думаю, он еще схватится за голову, но будет поздно. — Делился своими директорскими проблемами Эжен, разминая в бледных пальцах листок мяты.

— Эжен, скажи, я очень изменилась?

— Ты о чем, девочка? Глупости! Уже вся Европа знает, что у меня жена — красавица. И ведь, шельмец, не подумал о главном. Это я о Мэтью Нолленсе. Нельзя таким людям соваться в бизнес…

— А ведь я не люблю тебя…

— Ой, дорогая моя, я лучше пойду просмотрю бумаги. У меня завтра тяжелый день. — Эжен поспешил ретироваться, но Дикси поймала его за руку. — Завтра я уйду. И пришлю тебе необходимые бумаги, мы не можем больше жить вместе. Это нечестно, глупо, жестоко.

— У тебя другой мужчина? Впрочем, — остановил жену Эжен. — Это не столь уж важно. Это ерунда, ошибки молодости… Голос его дрогнул, он рванулся, чтобы уйти, но Дикси посмотрела с мольбой: — Я очень серьезно. Не стоит больше удерживать, то чего давно уже нет. И никогда не было.

— Нет было! Тот первый вечер был! И свадебное путешествие и чудесные дни в этом доме — были! Мы были счастливы, Дикси! — Он не пытался скрыть слезы.

— Ты дал мне уверенность и покой. Я очень благодарна тебе, Скофилд, но я не могу так больше. Я начинаю ненавидеть тебя и себя. Это скотство. Прости.

Эжен рухнул в скрипнувшее под ним плетеное кресло, а Дикси ринулась в свою комнату и начала лихорадочно собирать вещи. Она торопилась, словно в доме разгорелся пожар — она спешила разорвать связывающие их узы, пока благоразумие или жалость к мужу, не призовут к примирению.

Стоящий у окна своего кабинета Эжен слышал, как выехал из гаража и умчался в сторону Парижа, подаренным им жене темно-синий «пежо».

15

— Ну вот я и дома. Роль мадам Скофилд сыграна до конца. Вряд ли стоит думать о пальмовой ветви на Каннском фестивале. — Дикси кивнула на не распакованные чемоданы. — Зато трофеи — фантастика! Шубы, «Пежо» у подъезда и еще вот это. — Подняв золотистую прядь у виска она рассматривала блестящие в ней седые нити.

— Такой положительный мужчина был… Не для тебя, видать, птичка.

— сокрушалась Лола. Дикси нахмурилась:

— Положительный? Да он был НИКАКОЙ! Мой бывший муж оказался ласковым, заботливым и назойливым ничтожеством. Я произношу это слово с прощальной нежностью. Он вовсе не виноват, бедняжка Скофилд, что ничего, абсолютно ничего не умел делать забавно — то есть хотя бы нелепо, неуклюже, пусть даже глупо — но неординарно. Эжен любил меня бездарно и бурно. Я постараюсь сохранить о нем светлую память.

— А домики, денежки? — вытаращила глаза Лола.

— Я не возьму ничего, старушка. Эжен и так лишился смысла жизни. Он едва остался жив после Сюзи, цеплялся за меня, как за спасательный круг, а я добила беднягу.

— Ох — ох! — подбоченилась Лола. — Где это вы таких мужчин встречали, тем более — важных директоров, чтобы от женских обид — и сразу головой в воду? Не засидится господин Скофилд в одиночестве, помяни мое слово. Такие кошельки на дороге не валяются. Даже полные импотенты.

— А знаешь, старушка, ведь дело не только в постели.

Возможно, Эжен как директор банка достоин восхищения, но я не способна оценить этого, как если бы кто-нибудь читал мне стихи на китайском языке. Нет — финансистов в моей жизни больше не будет.

Я чуть не упустила свой шанс, теряя годы! Господи, как же мне хочется повеселиться, покуролесить! А главное — стать настоящей актрисой. Я еще успею, обязательно успею!

…Устроенная вскоре Дикси грандиозная вечеринка должна была знаменовать ее возвращение к былому образу жизни. Кроме того, почти каждый из приглашенных мог стать полезным в деле восстановления актерской карьеры Дикси. И каждому из них, отведя в кабинет деда, она говорила примерно одно:

— Я знаю, ты всегда относился ко мне по дружески и не откажешь в услуге: вспомни о мадемуазель Девизо, если появиться что-нибудь интересное. У меня в этом браке, кажется, крылья от святости выросли. Хочется шума, суеты, работы. Я теперь дама обеспеченная, но не хочу добивать бездельем живущую во мне актрису.

Друзья обещали помочь, давая понять, что близость с Дикси является достаточным стимулом к проявлению бескорыстной заботы. Она потратила уйму временем накопившейся бурной энергии на трех-четырех мужчин, устраивающих просмотры, нужные знакомства, «потрясающие» роли. Но дальше заурядных постельных связей и незначительных работ в кино, дело не шло. О Дикси Девизо и «Береге мечты», по прежнему остававшемуся ее главным козырем, успели забыть. На авансцену популярности выбились новые звездочки — юные созданья, полные сил и бойцового задора. А Дикси стукнуло тридцать два. Сознание последней возможности наверстать упущенное и постоянное ожидание интересной роли держали ее в состоянии постоянного напряжения, граничащего с истерикой. А неспособность влюбиться или хотя бы сильно увлечься кем-нибудь, окрашивало жизнь в тоскливые осенние тона.

Она ждала своего кавалера у маленького ресторанчика в Риме, где компания киношников праздновала завершение съемок пустяковой кинокомедии. Прощаясь, разъезжались пьяненькие пары, желая Дикси новой убойной роли. Мигала, наливаясь всеми оттенками малинового и синего реклама мороженого «Tutto»,

мартовский ветер нес по асфальту пеструю шелуху конфети, оставшуюся от недавнего карнавала. Дикси плотнее запахнула жакет из синтетического леопарда и подумала о безделье которому предастся дома. Период отчаянной борьбы за выживание сменялся полосой апатии, бездумного отлеживания на дне.

— Вот не ожидал! — схватил ее под руку выскочивший из резко затормозившей машины парень. — Ты что, не узнаешь? Глазища круглые, словно пятицентовик проглотила.

— Чакки?! Не может быть! — Дикси опасливо, будто прикасалась к привидению, тронула рукав его кожаной куртки.

— Что ты тут делаешь? — Чак весело стиснул ее плечи и хорошенько встряхнул.

— Отмечали завершение съемок. Жду своего дружка, застрявшего в туалете.