Альваро Кункейро - Год кометы и битва четырех царей

• Название: Год кометы и битва четырех царей
• Автор: Альваро Кункейро
• Издательство: Радуга
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-05-002556-7

Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.

_{Художник Е. Шешенин}

---

— В этом году комета очень благоприятна для плотских любовных утех, и надо бы гражданским и церковным властям издать указ, разрешающий вольно сходиться, особенно тем, кто свободен от брачных уз. Но мы об этом умолчали, ибо, если такая весть дойдет до женщин низкого сословия, они забудут всякое воздержание и начнут уступать кому попало каждый божий день, как только стемнеет; падут нравы, и всеобщая распущенность докатится до самого Лиссабона.

Сам-то казначей, правда, был ни на что не годен по той причине, что у него от любви к меренгам с малиновым вареньем скопился сахар в крови и в моче, однако он горячо поблагодарил гонца за благую весть.

На специальных сходках консулы сообщили жителям каждого квартала, что урожай будет как обычно, вино обретет целебные свойства, это не раз уже бывало в год кометы, а что до ущерба, то надо внимательно следить за появлением на свет необычных существ — двухголовых ягнят, мальчиков с ранними способностями к математике, телят с тремя или пятью ногами, а также за появлением в лесах нездешних зверей, если только они не сбежали из немецкого цирка. Учитель истории галлов прочел лекцию о предсказателе Аррунсе из Лукки, о котором упоминается в «Фарсалии»[29], а еще говорил о счастливых и несчастливых деревьях, о чудищах, рождавшихся из земли без какого бы то ни было семени в тот год, когда Юлий Цезарь перешел Рубикон, то есть два года спустя после того, как он останавливался на мосту у входа в город.

Паулос пояснил Марии, что в год кометы сновидцы видят сны в цветном изображении.

Редактор отдела чрезвычайных событий распорядился поместить на первой странице «Газеты», в колонке на пять столбцов, сообщение о том, что в этом году появится комета, и, кроме того, перепечатать из журнала «Вокруг света» рисунок, на котором мсье де Соссюр[30] поднимается на гору Роза, а перед ним молодой слуга несет, точно вымпел, сумку с провизией. Как известно, мсье де Соссюр, изобретатель гигрометра, совершил восхождение на эту гору, не снимая с головы цилиндра, пошитого лучшим шляпным мастером Турина.

— А какую подпись поставить под рисунком?

— «Cometam interpres[31] поднимается на альпийскую вершину, чтобы заняться своим делом».

— Может, ввернуть еще какую-нибудь латинскую фразу?

Редактор торжественно продекламировал с французским выговором (он учился в Сорбонне) отрывок из «Георгик» Вергилия. Он выучил его наизусть, чтобы выступать с ним на празднике в честь прохождения Юлия Цезаря через город, взяв строки, намекавшие на смерть Цезаря в мартовские иды[32]:

Часто оружия звон Германия слышала в небе.
К землетрясеньям дотоль непривычные, вдруг содрогнулись
Альпы. В безмолвии лесов раздавался откуда-то голос
Грозный, являться порой таинственно-бледные стали
Призраки в темную ночь, и животные возговорили.
Дивно промолвить! Земля поразверзлась, реки недвижны[33].

— Всполошим народ! Хоть и напечатаем по-латыни, найдется священник, который переведет…

— Конечно! Пока что хватит восхождения на гору с надписью Cometam interpret, а дня через три начнем печатать советы по гигиене. Подыщем мыловаренную фабрику, которая оплатила бы рекламу мыла.

— С картинкой, где изображена выходящая из ванны женщина…

— Из-под полотенца выглядывают обнаженное плечо и нога ниже колена…

— Может, кусочек бедра в вечернем выпуске?

— Мыло разного цвета с запахом итальянских духов…

— Лучше скажем — французских, так будет пикантнее.

— А какое дадим название рисунку?

— Ну, например, «Голубка с берегов Сены»…

— Тут можно и прокатиться насчет оппозиции…

— Неплохо задумано! С одной стороны, нашими советами по гигиене мы отвлечем народ от кометы, меньше будет беспокойства, а с другой — скажем, что наша прекрасная купальщица — Jeannette la République…[34]

— И сошлемся на парижские театры, где такие прозванья в моде…

— И пусть она будет пухленькая, только чтоб ноги были стройными…

— Она должна улыбаться…

— Разумеется! Какое это наслаждение — намыливаться таким мылом! Художник, что рисует золотые буквы на траурных венках, пусть для вдохновения сходит в заведение Калабрийки. Выдайте ему пятнадцать песет…

— Это же мало!

— Пусть для экономии ограничится созерцанием!

Месяц за месяцем проходили спокойно, в городе и окрестностях не случалось ничего чудесного или необычайного, что позволило бы заподозрить влияние кометы. Было несколько случаев кори в аристократических семьях в мае, а в июле одного пса посчитали бешеным. Его загнали в угол и пристрелили четырьмя выстрелами. Не слыхать было, чтобы он кого-нибудь покусал, однако через две-три недели взбесилась коза. Она входила в дома, если двери были открыты, ухитрялась иногда залезть на крышу, а если не могла взобраться, то быстро спускалась и шла искать другую открытую дверь. Она была швейцарской породы, с длинными острыми рогами. Набросилась на другую козу, свалила ее на землю и забодала. Ее тоже пристрелили. Но до этого однажды она носилась как сумасшедшая по террасе в доме богача, торговца зерном, и подцепила на рога веревку, на которой сушилось белье. Коза с испугу взбрыкнула и сверзилась во двор, где стояли мешки с русским зерном, вся окутанная бельем. Дочь торговца бросилась за ней, чтобы спасти свое белье: пояс с подтяжками, лифчики и кружевные панталоны, расшитые по кромке голубыми цветочками. Капрал Солито остановил девушку и сказал, что, если на белье осталась кровь или слюна козы, его надо уничтожить или отмочить в солевом растворе, таков приказ санитарного надзора. Дочь торговца, покраснев от смущения, прижимала свои вещички к груди. Наконец уступила требованию властей предержащих и только попросила капрала обращаться с ее бельем поосторожней. Это была полная брюнетка с высокой грудью, очень живая, она знала много модных куплетов, которые напевала, когда причесывалась у окна, а когда облокачивалась на подоконник, показывала впадинку между грудями; черные косы свешивались на вывеску, возвещавшую, что здесь торговый дом «Тито Рикоте, русская пшеница». Торговец посчитал, что нанесен ущерб чести его дочери: весь город только и говорил, что о кружевных панталонах Роситы, дочери Рикоте, — не подарок ли это жениха, который к ней сватался, это был сын весьма зажиточного крестьянина.

— Ну, если уж это подарок жениха, то не из зажиточных крестьян, а из благородных горожан. Мельчает наша знать! — заявила некая вдова из семейства Урсино.

— Многие поразъехались, по заграницам путешествуют, — заметила мать второго консула.

Рикоте решил, что дочь должна принять покаяние, и поместил ее на год в монастырь, дав ей с собой самую что ни на есть бедную одежду, но через полгода девушка сбежала из монастыря с тем самым капралом Солито, потому что он писал ей нежные письма, просил прощенья за свою оплошность и предлагал поправить дело, женившись на ней. Рикоте разыскал парочку в лесной хижине и понял, что теперь уж ничего не поделаешь; сыграли свадьбу, а наутро, когда во двор понаехали возчики из пекарни за зерном, на ту террасу, где когда-то бесновалась коза, из спальни молодых вышел Солито и повесил на самую высокую веревку кружевные панталоны с голубыми цветочками, на которых теперь действительно красовались три Кровавых пятна. Горожане принялись горячо обсуждать невинность Роситы, задавая вопрос, как ухитрился Солито лишить новобрачную невинности, не сняв с нее этих самых панталон. Солито выгнали с военной службы, и он стал помогать тестю в торговле. Однако подал прошение, и ему разрешили надевать парадную военную форму по большим праздникам. Но это уже другая история, не имеющая никакого отношения к году кометы. А коза, как выяснилось впоследствии, действительно была укушена бешеной собакой, и комета тут была ни при чем. К тому же до той поры комету не удавалось разглядеть даже дамам, выходившим на плоскую крышу с театральными биноклями, и где уж было козе разглядеть ее невооруженным глазом.

В таверне Лысого посетители, смакуя красное, переговаривались между собой.

— Вы не замечаете, господин капитан, что вино вроде стало получше?

— Это, должно быть, оттого, что холода нынче кончились в мае!

— А не от действия кометы? Она уж, верно, недалеко.

Слух о том, что вино стало лучше, разошелся по городу, и торговля у Лысого пошла бойчей. Появился приглашенный муниципалитетом дегустатор, высокий розовощекий блондин с живыми глазами; поначалу он специализировался на бретонском мускате, потом стал пробовать все вина без разбору. Расхаживал по таверне, похлопывая пузатые бочки, и рассказывал о винах, какие ему довелось попробовать в молодости, когда он разъезжал по разным провинциям.