Альваро Кункейро - Человек, который был похож на Ореста

• Название: Человек, который был похож на Ореста
• Автор: Альваро Кункейро
• Издательство: Радуга
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-05-002556-7

Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.

_{Художник Е. Шешенин}

---

— А был ли на самом деле наследный принц? — поинтересовался сириец.

— Нет, на лодке греб молодой послушник, ученик Святого Тихеарнайла, и участь его оказалась печальной, я поведаю вам эту любопытную историю. На него надели пуленепробиваемый жилет и специальную защитную накидку, но, несмотря на все предосторожности, одновременное пение стольких красавиц, чьи обнаженные тела угадывались среди волн, столь прельстило его, что все любовные соки в нем вскипели и беднягу разорвало на мелкие кусочки. Сей факт, впрочем, не удивителен, ибо юноша прекрасно питался, а жизнь при этом вел исключительно целомудренную.

— Надо же! А с моими племенными ослами ничего подобного не происходит, — заметил Эвмон, — а ведь они у меня порой и по году постятся.

Весь день цари гуляли в порту, потом катались на лодке и собирали раковины. Юноша с лютней присоединился к их компании и устроил для своих новых знакомых маленький концерт; с юных лет Эгисту не выдавались столь счастливые часы. Когда они возвратились в таверну, сириец уже приготовил ужин и разбил палатку, покрыв ее парусиной и шкурами; там чужестранцы могли отдохнуть на мягких подушках. Вечер был наполнен ароматом соуса, сдобренного майораном, которым повар приправил баранину.

VI

— Меня зовут Рахел, — сказал сириец, в очередной раз оборачиваясь длинным кушаком, полагая, вероятно, что от того, насколько туго ему удастся затянуться, зависит стройность его фигуры. — С самого раннего детства родители отдали меня в услужение: нас у них было двенадцать — попробуй прокорми такую ораву. Работал я у многих хозяев, обычно у купцов, одни торговали тканями, другие — зерном. За долгие годы мне удалось скопить немного денег; если бы не чревоугодие, сумма получилась бы куда более внушительной, но такова уж моя натура — наверное, потому, что меня никак не оставляют воспоминания о голодном детстве и страх опять почувствовать, как сосет под ложечкой, а оттого я могу в один присест сожрать целого барашка или полдюжины кур с рисом. Так вот, на заработанные деньги мне удалось открыть торговлю зерном здесь, на берегу; за рожью и овсом приходится ездить на ярмарки Вадо-де-ла-Торре, в земли сеньоры графини доньи Инес ла Амороса. Она очень расположена ко мне, ведь я рассказываю ей театральные пьесы и объясняю, как вязать на спицах; этому искусству научил меня хозяин-шотландец, пока мы с ним сидели долгими часами в засаде — он приехал на землю Эллады охотиться на кентавров.

Сириец говорил, все время обращаясь только к Эгисту, словно забыв о существовании остальных; ему первому он подал кушанье, положив самые лучшие, на его взгляд, куски, и специально для царя подал мозги, приправив их петрушкой и ягодами можжевельника.

— Ну и как твой шотландец, нашел он своих кентавров? — спросил один из адъютантов Эвмона, тот, что был поменьше ростом и похудее, отлично ездил верхом и откликался на имя Сирило.

— Нет, живые кентавры моему хозяину-шотландцу не попадались, зато однажды во время ужасной бури он спрятался в пещере и нашел там скелет. Целые две недели мы мыли и нумеровали кости, а всего их оказалось сто девять. Хозяин говорил, что это противоречит всей падуанской анатомической школе, и, по-моему, чему-то радовался. Он увез скелет с собой в трех опечатанных ящиках, а мне оставил на память шесть вязальных спиц и берет в красно-зеленую клетку. Однажды, когда я шел по пирсу, вдруг налетел порыв ветра, сорвал его у меня с головы и унес в море. До сих пор жалею об этой потере.

Офицер Сирило испросил у Эвмона разрешения рассказать одну историю, и фракиец с удовольствием согласился. Все гости восседали в тот момент на подушках, превознося щедрость Рахела, на этот раз явившуюся в виде лимонада и дынь. Эгист указал на место рядом с собой интенданту, который казался грустным и отрешенным, словно мысли уносили его за тысячи миль отсюда. Он никогда не снимал коричневой широкополой шляпы с алой лентой, так что половина его лица всегда оставалась в тени, и во все время путешествия держался чуть поодаль, избегая разговоров с фракийскими адъютантами. Его густые пшеничные усы свисали вниз, а руки поражали своей белизной. Сириец Рахел подбросил в огонь щепки лесного дуба и ольховую стружку, и пламя окрасилось в синий цвет. И Сирило начал рассказ:

— В моей родной стране, в долине меж высоких гор родился мальчик с на редкость большими, волосатыми и остроконечными ушами; а как вам известно, чем-чем, а этим фракийский народ трудно удивить. С самого рождения они беспрерывно росли, и к тому времени, как его отняли от груди — по нашему обычаю матери бросают кормить, когда ребенку исполняется год, — бедняжка казался странной птицей с огромными черными крыльями, волочащимися за ним по земле. Чтобы научить мальчика ходить, ему приспособили на шею деревянный обод с двумя длинными планками — к ним-то и привязывали уши. Научиться-то он научился, но малютке приходилось туго, а тут вести о нем дошли до губернатора провинции, тот явился сам посмотреть на чудо и привез ребенку в подарок карликовую лошадку. Мальчика накрепко привязывали к скакуну, и он проводил все время в седле: и ел, и учился читать, и выполнял всякие поручения. Малыш — звали его Критон — приспособился справлять свои естественные надобности в специальные мешочки из бараньих кишок и даже, в конце концов, спал, не сходя с коня. Вот ведь какой фокус он придумал: научил лошадку ложиться на живот, кладя голову на связку соломы, а сам устраивался на ней как на диване. Слава о нем разлетелась по всей стране, и родители Критона решили взимать с любопытных плату за то, чтобы посмотреть на уродца, которого уже прозвали фракийским кентавром. Как-то пастухи разговаривали меж собой об этаком чудовище, выставленном напоказ во фракийской долине, и ветерок донес их слова до поля, где жили настоящие кентавры. Услышав такую новость, глава кентавров велел провести перекличку — не затерялся ли кто, но все оказались на месте. Тогда решили проверить, не ходил ли кто в нашу долину, чтобы познакомиться с девушками, не испросив разрешения в их специальной канцелярии: им запрещают знакомства с православными, что же до прочих, то тут предоставляется полная свобода, однако следует выписать пропуск. И вот через одного старого пастуха, которого кентавры очень уважали — тот научил их различать слабительные травки, свистеть в сопелки из тростника и подарил план ночного Парижа, — они испросили разрешения послать к людям гонца, дабы опознать соплеменника. Когда дело уладили, однажды утром в мою деревню прискакал роскошный кентавр: конская половина — от нормандского першерона, человеческий торс покрыт темно-русыми волосами, на благородном лице — красивая бородка и ясные глаза, а волосы заплетены в косичку на затылке. Его приняли с почетом, он осушил кувшин пива, и местный алькальд объяснил ему, что никаких кентавров там не было: речь идет только о лопоухом мальчике и карликовой лошадке, а прозвали его так просто из любви к гиперболам — подобные преувеличения приняты, например, в афишах ярмарочных балаганов. Гостю это объяснение пришлось не по вкусу; однако он сохранил вежливый тон и лишь настоятельно попросил, чтобы никто больше никогда не величал жалкого уродца фракийским кентавром, ибо сие название является торговой маркой, отмеченной у Гомера, Плиния и многих других, а потому никому не разрешается пользоваться им как попало — всякому видно, кто здесь настоящий кентавр. Он продемонстрировал рысь и галоп, выстрелил из лука, оглушительно заржал, показал несколько фигур испанской школы и, наконец, сделал стойку на своем розовом, с красноватыми прожилками пенисе. Завершив выступление, он покинул деревню под громкие аплодисменты женщин. Я сам с него глаз не сводил во время переговоров, сидя на деревянном заборе, и никогда этого не забуду!

— Моего хозяина-шотландца, а звали его сир Андреа, всегда занимал вопрос, где у кентавров может находиться пупок: на конской половине или на человеческой. Ты не обратил случайно внимания?

— Да, обратил — пупок у них на человеческом животе.

Сирило очень угодил своим рассказом слушателям, а Рахел вслух пожалел о том, что не взял у сира Андреа его шотландский адрес — можно было бы сообщить ему важную для развития науки новость о кентаврском пупке.

Огонь потихоньку угасал; дрема смежала веки наших путешественников, чему немало способствовал мерный шум моря, убаюкивающий как скрип колыбели. Они завернулись в одеяла, устроились на пружинных матрасах; и через несколько мгновений раздался разноголосый храп. Спали все, кроме Рахела, который охранял их покой, сидя на корточках возле жаровни. Сириец выждал немного, пока его спутники погрузились в первый глубокий сон, потом потихоньку подобрался к Эгисту, потряс за плечо и, видя, что тот открыл глаза, попросил его молчать и выйти вслед за ним из палатки. Царь в темноте нащупал свой длинный кинжал и кошелек с тремя монетами, спрятанный в трусах, а затем, последовав просьбе Рахела, тихонько вышел наружу. У выхода торговец зерном встретил его, встал на колени и поцеловал ему руку.