Пьер Прудон - Что такое "собственность"?

• Название: Что такое "собственность"?
• Автор: Пьер Прудон
• Жанр: Философия
• Год: 1998
• ISBN: 5-250-02607-9

Книга, предлагаемая вниманию читателя, содержит важнейшие работы французского философа, основоположника теории анархизма Пьера Жозефа Прудона (1809–1865): «Что такое собственность? Или Исследование о принципе права и власти» и «Бедность как экономический принцип». В них наиболее полно воплощена идея Прудона об идеальном обществе, основанном на «синтезе общности и собственности», которое он именует обществом свободы. Ее составляющие – равенство (условий) и власть закона (но не власть чьей–либо воли). В книгу вошло также посмертно опубликованное сочинение Прудона «Порнократия, или Женщины в настоящее время» – социологический этюд о роли женщины в современном обществе, ее значении в истории развития человечества. Эти работ Прудона не издавались в нашей стране около ста лет.

В качестве приложения в книгу помещены письмо К. Маркса И.Б. Швейцеру «О Прудоне» и очерк о нем известного экономиста, историка и социолога М.И. Туган–Барановского, а также выдержки из сочинений Ш.О. Сен–Бёва «Прудон, его жизнь и переписка» и С. — Р. Тайлландье «Прудон и Карл Грюн».

Издание снабжено комментариями, указателем имен (в fb2 удалён в силу физической бессмысленности). Предназначено для всех, кто интересуется философией, этикой, социологией.

---

Даже преступление приходит в упадок! Нация, напоминающая нам Италию в XVI столетии!

Как поклонению истинного Бога противилось язычество и иудейство, точно так же растление препятствует культу справедливости и уважения к человечеству.

Проституция! Она — достоинство, приносимое в жертву алчности, гордости, наслаждению — всему, что есть дурного в человеке. Мы сами, а не другие растлеваем себя.

Продажность женщины — самая обыкновенная форма проституции. Видоизменением ее является продажность ума и таланта; продажность политическая. Всякая проституция берет начало в любовном блуде.

Романисты, драматурги, поэты, прославляя любовь и сладострастие, побуждают к проституции.

Всякая сенсуалистическая и чувственная философия есть проституция:

проституция политическая;

проституция семейная;

проституция любовная;

проституция тщеславия.

Все сводится к наслаждению, самая изысканная, самая дорогая, самая всеобщая, самая основная форма которого есть сладострастие.

Прежде совершалось не менее грехов. Но разница существует огромная. Прежде уступали давлению страсти и верили в целомудрие и стыдливость; теперь же стыдливости не существует.

Сущность любви составляет отрицание любви посредством любви.

Любовь со времен Руссо взяла верх над стыдливостью; мы видим, что произошло из этого.

Я был смешон, говоря столько хорошего о женщинах.

Современная порнократия и изнеженность. Зараза распространяется повсюду — в Бельгии, Германии — точно так же, как и во Франции.

Франция опьянела при Людовике XIV от военной славы и внешнего блеска.

Двадцать лет после его смерти она утратила уже воспоминание о своих поражениях и потерях.

Она сделалась вольнодумной при Вольтере, Монтескье и Дидро…

Она сделалась сентиментальной при Руссо; сладострастие боролось в ней с любовью к роскоши.

Она снова опьянела от милитаризма, сына казармы, при Наполеоне I.

Потом ею овладела лихорадка дилетантизма, индустриализма, банкократии, якобинства.

Мужская сторона ее способностей слабела с увеличением ее распутства.

В настоящее время она — проститутка.

14 июня 1862. Присутствовал в Брюсселе, в «spectacle du Parc»[143], представление даваемо было Ровелели, прежним артистом Пале–Рояля, товарищем Тузе и Грасо.

«{\sl Une fièvre brulante; — Chez une petite ydame; — La ferme de Prime Bose}»[144].

Все эти три пьесы могут служить хорошим примером возбужденности чувств, сладострастия и неприличия, овладевшего современными авторами. Публика мало понимает их, несмотря на свое распутство.

Первая пьеса, какого–то Мелесвиля, похожа на {\sl satyriasis}[145]. Она описывает влюбленного или, скорее, жаждущего женщин молодого человека, удерживаемого застенчивостью, равной его половому бешенству. Он постоянно рассуждает, постоянно погружен в сладострастные мечты; он приходит в отчаяние от своей трусости, экзальтируется, хочет посягнуть на самоубийство, то ненавидит женщин, то боготворит их и, наконец, превращается в животное, впадает в ликантропию[146] и лает (от любви), как собака!..

Все это пересыпано сальными остротами, двусмысленными, неприличными сценами…

А ведь во Франции есть цензура!

Автор выводит на сцену трех девушек, переодетых мальчиками и приглашающих к себе своего соседа; эти же самые девушки, одетые уже женщинами и которых влюбленный все еще принимает за мальчиков, хвастаются тем, что могут без всякого волнения целовать его!

«{\sl Chez une petite dame} ". Нравы полусвета; наименее безнравственно. «Dans la ferme»: попытка обольщения принцем Галльским, переодетым мясником, молодой фермерши. Это еще ничего. Но молодая {\sl miss} находится в услужении у фермера, любящего ее, как сестру, и желающего, ради облегчения ее, жениться на ком–либо. Смесь братства и любви!

Одного взгляда на современный театр достаточно, чтоб убедиться в развращенности авторов и испорченности вкуса публики.

Нет слов для выражения всего неприличия изображаемых нравов.

{\sl Проституция}. По мнению Б., она стремится сделаться всеобщей. Нельзя доверять ни одной женщине, ни одной девушке. Те, которые обладают достаточным состоянием, которых нужда не заставляет продаваться, бросаются в разврат от нечего делать, из любопытства, вследствие чувственности и сладострастия.

Мне приходилось слышать рассказы про ночные прогулки молодых девушек в Спа. Дома запирают только на задвижку. Отцы и матери спят, утомившись рулеткой, а дочери выходят на цыпочках из дому и берут себе минутного любовника, прогуливающего их, при лунном свете, в горах; нелишне будет здесь припомнить стих Ювенала:

…Nil in montibus actum?[147]

В. рассказывал мне, что ему предлагали список девушек от четырнадцати–до восемнадцатилетнего возраста. Угодно брюнетку или блондинку, большую или маленькую, толстую или худую?.. Можно выбирать. Все богатые холостяки или вдовцы преследуются своднями.

Существует ли тут действительное наслаждение, спрашиваю я.

Нет! Тут дело в глупости, настоятельной потребности, отсутствии наслаждения, нежности, искусства. Чувствуется потребность в сыром мясе, каннибальское тщеславие, желание «de croquer un tendrom». Работница не может существовать одним трудом — это всеми признано; она призывает на помощь проституцию. Женщина терпит лишения, муж падает духом, начинаются долги, обманы ради поддержания мнимой роскоши. Призывается опять проституция.

Встречаются молодые девушки, которые, ради поддержки своих родителей или воспитания маленьких братьев и сестер, решаются, удрученные неизлечимою нищетою и в надежде облегчения, на продажу самих себя. Это крайнее решение редко угадывается кем–либо, так как они держат его в тайне. Зато они делаются впоследствии ожесточенными врагами мужчин. Когда первый стыд побежден, они становятся самыми искусными и самыми неумолимыми эксплуататорами.

Впрочем, проституция составляет главный источник вражды между женщиной и мужчиной; она уничтожает любовь, развращает чувства и делается принципом противоестественных наслаждений.

По словам Б., слышавшего это от полицейского агента, в Брюсселе существует от 1800 до 2000 лиц подобного рода поведения.

Случается, что несколько мужчин составляют между собой складчину и содержат на эти деньги любовницу — факт, доказывающий крайнюю степень развращения. Общность подобного рода в высшей степени подла. Одиночные посещения публичной женщины во сто раз лучше.

Конкубинат, или свободная любовь, который можно было бы назвать свободным браком, делается все реже и реже. Молодежь, утрачивая стыд, недолго останавливается на нем. Предпочитаются союзы гораздо более стоящие и возбуждающие. Европа переполнена лоретками.

Знаменитости этого рода, десятки которых пришлось мне видеть в нынешнем году (1859) в Спа, не отличаются, как можно было предполагать, ни молодостью, ни красотой, все они — двадцатипяти–или тридцатилетние женщины, отцветшие, поблеклые и утратившие уже свежесть молодости, утонченные и опытные в разврате, прославившиеся своими скандальными похождениями, разорившие много мужчин и ведущие большую игру… Угасшая любовь и притупившиеся чувства всегда сменяются тщеславием и любопытством. Это понятно. Большинство мужчин, не имея возможности отличиться в чем–либо или приобрести себе состояние трудами, честностью и другими качествами, без которых немыслима жизнь, заявляют себя, как школьники, шумом, криками, игрой, развратом, лошадьми, костюмами и проч….

Это наводит меня на иного рода мысли.

Каждый мужчина может отличиться чем–нибудь, может удовлетворить свое самолюбие и приобрести уважение, если только он пожелает этого. Труд, прилежание, постоянство, ученье, строгая честность, верность в дружбе доступны каждому, при всевозможного рода житейских условиях, даже и в наш век всеобщего разложения. Но, скажут мне, в обществе, состоящем из честных людей, отличиться гораздо труднее. На то я отвечу: сделаемся честными, и нам не нужно будет отличия, мы будем пользоваться тогда всеобщим счастьем, взаимным уважением, преданностью и братством. Мы будет вполне обновлены.

Журналы стали предлагать свои услуги разного рода двусмысленными объявлениями в энигматической форме. Мне указали на {\sl Office de publicité u etoile belge}[148].

В Америке нет обладателя мало–мальски хорошеньких негритянок, который не был бы сводней. Негритянка, зарабатывая полевыми работами 2 доллара в неделю, приносит пятьдесят, если торгует собой.

Все пороки цивилизации находят полнейшее удовлетворение в Нью–Йорке.

Во всей Европе существуют кафе–шантаны, игорные дома, снабженные женщинами.

Всякая роскошь вырождается в сластолюбие; всякое богатство вовлекает в излишество.