Сергей Максимов - Год на севере

• Название: Год на севере
• Автор: Сергей Максимов
• Издательство: Сев.-Зап. кн. изд-ство
• Жанр: История
• Год: 1984

Книга С.В. Максимова (1831-1901) «Год на Севере» открыла целую эпоху в изучении Русского Севера, стала отправной точкой в развитии интереса к научному исследованию края. Это одна из крупнейших работ по этнографии данного региона в XIX в. Сочинение имеет исключительное значение, как с научной, так и с литературной точки зрения. Яркий стиль писателя, блестящее знание местных диалектных особенностей и исторических источников делают это сочинение выдающимся произведением литературы.

---

Рассказывают, что, когда мореходная школа переведена была в Архангельск и место это назначено было в 1798 году для Успенского женского монастыря, находившегося до того времени в трех верстах от города, и когда рыли фундамент для соборного храма, землекопы нашли гроб, в котором лежали чьи-то кости, заключенные в бархатный кафтан. Некоторые приняли это за кости Антона-Ульриха, другие предполагали в них кости его камердинера, или кого-либо из ближних приставников, потому что и эти не выпускались за стены таинственного здания и, вероятно, погребались также внутри их.

В 1781 году, по повелению императрицы Екатерины II брауншвейгское семейство — сироты Анны Леопольдовны — были освобождены. Тайно, ночью, их перевезли на приготовленную на Двине яхту. Яхта привезла их к Новодвинской крепости (по другим, к Архангельску, в дом Крылова — единственный существовавший тогда каменный дом). В новом месте заточения принцессы содержались также под строгим секретом и крепким караулом, пока готовился фрегат «Полярная Звезда». На этот фрегат их и посадили также ночью, 30 июня 1781 года. Свидетели этого события рассказывали, что одна из принцесс, словно помешанная, дико блуждала кругом глазами, а другая вырвалась из рук, билась грудью о землю и не хотела идти на фрегат. Когда все усилия ее оказались тщетными, она схватила в руки горсть земли и, горько и безутешно рыдая, безропотно уже подчинилась судьбе. Фрегат «Полярная Звезда» отвез принцесс в Данию, в Берген, где, как говорят, старшая умерла от тоски; другая, младшая, пережила всех своих родных и умерла в глубокой старости в конце сороковых годов.

— За что же, вы думаете, сосланы они были сюда? — спрашивал я рассказывавшего мне об этом событии холмогорца.

— А они против царицьт Анны Ивановны пошли. Раз государыня-то пригласила его, Антона, войска осматривать. Антон и задумал умертвить государыню и для этого приготовил убийц, расставил их подле моста, через который им надо было проезжать к войскам. Мост был на тот случай надломлен. Один из заговорщиков известил обо всем этом государыню. Та повелела расставить стражу по лесу, саженях в пятидесяти от моста, и «как-де белым махну, тогда вы и хватайте заговорщиков». Так и сделано. Заговорщики все переиманы. Они же тут и на предводителя своего указали. Когда их прислали к нам на Холмогоры — жили они у нас бедно; все свои дорогие вещи, все свои бриллианты на свои нужды продали; Антон послал два письма в Питер. Одно-де, слышь, не дошло, а в другом он написал такое, что пущай-де я за свои грехи мучаюсь, по делам; за что дети-то, мол, мои, неповинные младенцы, Богу не грешные, страдают? Повелели их помиловать. Царица Елизавета взяла старшего сына (Иоанна Антоновича!?) и указала ему быть при дворе, и жить во дворце, как словно бы царевичу. Он и жил, да раз зашалил что-то, ему Разумовский князь и пригрозил пальцем. Вспыхнул. Стал сердиться, да и вымолвил, что я-де царем буду, а ты-де мне грозить не смеешь. Тот молвил государыне, что вот-де змею подле себя отогреваете. Его и сослали в Шлюшин город, а там и убили...

— У нас тут (говорили мне другие) старушка жила, Анна Ивановна (умерла в прошлом 1855 году); она была жена одного из приставников. У ней было много вещей этих принцев (после смерти за бесценок распродавали ее наследники). Скатерти были, салфетки, ножи, вилки, ложки с вензелями, булавка была с орлами (в собор завещала на образ), оловянные тарелки были с орлами же по краям.

— А вот тебе на память две пуговицы, с его, слышь, кафтана спороты! — говорил мне в заключение мой рассказчик-старик.

Пуговицы эти, сохранившиеся в моих руках, не представляют ничего особенного: они медные, с чеканенными резными кружочками; на некоторых из этих фигур сохранились, как будто, краски зеленая и синяя. Чекан очень красив и фигуры затейливы...

Фрегат «Полярная Звезда», отвозивший холмогорских пленников, возвратился в Архангельск. Все участники в этой экспедиции, разделявшие плен брауншвейгского семейства, были щедро награждены царскими милостями. Матросы получили - за городом земли для обработки под хлеб, были освобождены от податей и составили, таким образом, небольшое, но особое сословие вольных мореходцев. Потомки их в небольшом уже числе населяют и теперь так называемую Секретную (а иногда и Морскую) слободку, расположенную в полуверсте за городом и в версте от Девичьего монастыря. Но слобода эта приходит год от году в запустение и разрушение, а Девичий монастырь, стоящий на месте заточения, усиливается числом инокинь и средствами к дальнейшему безбедному существованию. В нем каменная церковь во имя Успения, каменные кельи для игуменьи и монахинь; ограда вокруг монастыря тоже каменная. Церкви Зачатия Св. Анны, вошедшей в ограду, удалившую от света семейство Анны Леопольдовны, теперь уже не существует.

Бантыш-Каменский, во II томе своего «Словаря дотопамятных людей русской земли», в биографии Иосифа Ильицкого, архимандрита полтавского монастыря, сообщает следующее: «он отправлен был императрицею Екатериною II, в 1794 году в Ютландию к содержавшимся в городе Горсензе, под датским присмотром; несчастным детям правительницы Анны и Антона-Ульриха, герцога Брауншвейг-Люнебургского. Он застал в живых только принца Петра и принцессу Екатерииу, родившуюся 15 июля 1741 года. (Принцесса Елизавета, умная, переписывавшаяся неоднократно с императрицею, скончалась в Горсензе до прибытия Иосифа в 1782 году). «Принц Петр, по словам архимандрита Иосифа, был крепкого и здорового сложения, небольшого роста, имел важный вид, который соединял однако ж, с чрезвычайною робостию и до такой степени простирал оную, что прятался каждый раз, когда узнавал о приезде к ним датского наследного принца; великого труда стоило уговаривать его являться к Фридриху*; принцесса Екатерина лишилась слуха в тот самый день, как брат ее Иоанн лишился престола; ее тогда уронили. Главное, единственное увеселение их состояло в картах, и Иосиф принужден был принимать участие в невинной забаве. Серебряный рубль с изображением младенца-императора — рубль, которым чрезвычайно дорожила принцесса Екатерина, напоминал им о прошедшем величии. Они говорили только по-русски, почему не моли сами объясняться с принцем. Смотря на них, Фридрих и супруга его изъявляли сожаление; датский придворный штат находился в Горсензе безотлучно. Принц Петр скончался на руках Иосифа (1798 г.), как истинный христианин, с твердым упованием на Всемогущего, на 52 году от рождения; принцесса Екатерина переселилась в вечность в 1807 году, по отъезде в Россию архимандрита Иосифа. Четыре гробницы отраслей Иоанна, заключающие бренные останки их, стоят на виду в горсензской лютеранской церкви». Сведения сии, сообщение мне Иосифом, чрезвычайно любопытны для отечественной истории. Тайна прошедших лет не может быть тайною в наше время. Потеряв всю свою важность, сливается она с обыкновенными событиями и составляет, так сказать, звено оных. Архимандрит Иосиф подарил мне рисунок, изображающий первоначальное место заключения детей правительницы Анны в Холмогорах — подарок драгоценный, как произведение руки принцессы Екатерины, не учившейся рисовать, но за всем тем искусно представвившей свое уединенное убежище. Дом, занимаемый ими, был довольно обширен, о двух этажах; кроме высокой ограды, церкви, пруда и нескольких рассаженных в разных местах деревьев ничто не увеселяло взора их!»

Подле самого монастыря, в нескольких саженях от него, стоит с отдельною церковью Двенадцати апостолов старинное и величавое своею древностию, напоминающее архитектуру московского Успенского собора, здание (холодного) Преображенского собора, в настоящее время лишенное уже своей кафедры[83]. Храм этот некогда почитался лучшим во всей губернии, но теперь он уже изменился во всей внутренности к худшему: позолота местами сошла, местами почернела; живопись значительно стушевалась. Собор обдает поражает с первого взгляда особенною мрачностью, в смеси с величием, особенно, если сосредоточить свой взгляд на стенах южной и северной стороны. Вдоль этих стен стоят гробницы, накрытые черными бархатными пеленами, под которыми погребены в склепах тела бывших важеских и холмогорскнх владык. Тут, над каждой гробницей, висели портреты усопших с их биографиями (за сыростью портреты эти сняты). Тут можно было видеть и умный лик первого архиепископа Афанасия - любимца Петра, ревностного противника раскола при самом его начале. Афанасий был без бороды, которую он имел право, по преданию, брить после того случая, когда на московском соборе наскочил на него Никита Пустосвят[84] и в ярости вырвал ему одну половину бороды, так что последняя уже не могла расти на прежнем месте, образовавши шрам. Тут же рядом с Афанасием погребен и приемник его кафедры — Рафаил, затем Варнава и Герман, Аарон, строгий по делам управления, нзыскательный Варсонофий, тот Варсонофий, который велел одному священнику, взявшему с раскольника взятку — пуд трески, обрить полголовы и полбороды. Затем, здесь же, в Преображенском соборе, похоронены Иоасаф, который первым из архиереев переехал жить в Архангельск, и Аполлос.