Светлана Бестужева-Лада - Вычислить и обезвредить

• Название: Вычислить и обезвредить
• Автор: Светлана Бестужева-Лада
• Издательство: Гала Пресс
• Жанр: Политический детектив
• Год: 2001
• ISBN: 5-93826-010-8

Увлекательнейшее повествование о несостоявшемся покушении на Р. Рейгана во время его визита в Москву. Сюжет основан на подлинных фактах. Читатель не только оживит в памяти политическую историю конца ХХ века, но и найдет в романе настоящую романтику и подлинную любовь. Перед ним раскроются судьбы героев — полковника КГБ и террориста, неразрывно связанные с прошлым России.

---

— Что тебе сказать?

В этот момент очень вовремя вернулась официантка, и я получила столь необходимую мне передышку. Нет, дело было не в ступоре, я элементарно боялась. Боялась человека, сидевшего напротив меня. Почему? На этот вопрос ответа я не находила… пока. Но почему-то чувствовала, что малейший неверный шаг с моей стороны повлечет за собой немедленное возмездие. Хорошо, если только в словесной форме. А что, если после моего вопроса Владимир Николаевич просто пожмет плечами, скажет что-нибудь ласковое, типа «Дура», встанет и уйдет. Насовсем. И ведь я даже не знаю, где его потом искать… если он согласится быть найденным. Даже фамилии его, между прочим, не знаю. Точно, совместно проведенная ночь — ещё не повод для близкого знакомства, не мною первой подмечено.

— Так что я должен тебе сказать? — с некоторым уже раздражением в голосе повторил он свой вопрос. — Имей в виду, с лирикой у меня неважно. И если ты хочешь спросить о моем отношении к тебе… О таких вещах я предпочитаю не говорить, если можно доказать по-другому.

Несмотря на напряженность ситуации, я чуть не прыснула со смеху. Это у него-то плохо с лирикой? У человека, который за один вечер наговорил мне больше ласковых слов, чем я слышала за всю свою предыдущую жизнь? А главное, я не собиралась обсуждать эту тему, потому что заботило и беспокоило меня сейчас совершенно другое, связанное, с лирикой, но косвенно. Хотелось бы верить, что — косвенно и именно с лирикой, а не с отсутствием таковой.

— В чем дело? — ошарашенно спросил Владимир Николаевич. — Что тебя так развеселило?

— Не обращай внимания, у меня бывает, — к месту процитировала я фразу из всенародно любимой комедии «Служебный роман». — Накатывает. Ты же знаешь, мне можно палец показать — и я уже готова.

— Не знаю, не пробовал, — буркнул, но уже значительно мягче, мой собеседник. — Мне казалось, ты девушка серьезная.

«Когда кажется, надо креститься», — вертелось у меня на кончике языка, но сейчас было явно не время пользоваться моими излюбленными и спасительными речевыми штампами.

— Настолько серьезная, — бросилась я головой в омут, — что никак не могу понять, почему на новой работе мне должны сразу дать такое ответственное задание? Потому что я — твоя протеже? Так вроде бы достаточно просто принять в штат — и дело с концом, все довольны. Солдат спит — служба идет. Я не права? Нет?

— Видишь ли, — медленно начал Владимир Николаевич, — я не всегда смогу уделять тебе столько времени и внимания, как в эти дни. Моя работа не позволит. Я, как ты, наверное, догадалась, не куличики леплю и не в бирюльки играю. Более того, не просиживаю штаны в кресле «от и до». У меня не только рабочий день — вся жизнь ненормирована. По той же самой причине я не смогу следить за твоей карьерой, уж извини. Если ты хорошо себя проявишь на ответственном задании, то дальше все пойдет само собой и без моей помощи. Конечно, время от времени я буду спрашивать, как ты там…

— У кого будешь спрашивать? — с интересом осведомилась я, начиная постепенно успокаиваться.

Пока все получало вполне нормальное объяснение, и немного смущало только то, что частые встречи, судя по всему, не входили в планы моего ангела-хранителя. Что ж, этого в принципе следовало ожидать. Иначе картинка получилась бы уж и вовсе идиллической, а такого не может быть просто потому, что не может быть никогда. Да и о роде его занятий было сказано практически все, что можно было сказать.

— У компетентных товарищей, — усмехнулся Владимир Николаевич. — У тебя, конечно, дурочка, не ищи подвоха там, где его нет. Позвоню раз в квартал, кому надо, спрошу, как там Майя Павловна себя проявляет. Сам не смогу — попрошу кого-нибудь проконтролировать ситуацию. А больше ничего и не нужно, умным людям всегда все понятно без слов, а с дураками я принципиально дела не имею.

Ну, правильно, дело он имеет с дурочкой. При всех неладах с арифметикой сложить два и два, чтобы получилось четыре, а не три или пять, я все-таки в состоянии. Помню, что на одном курсе со мной училась девица, родитель которой трудился в организации с загадочным для нас названием «ОВИР», и носил майорские погоны. Всем было известно, кто он такой и где работает на самом деле. Девице же сходило с рук абсолютно все то, за что любого студента выгнали бы не то что из университета — из Москвы-матушки, и значительно дальше сто первого километра. Похоже, и я теперь ухитрилась попасть в касту «неприкасаемых». С ума сойти можно!

— Ну, это я поняла, — сказала я как можно непринужденнее. — Но все-таки начинать с американского президента — это как бы перебор по взяткам. Меня же новые коллеги просто придушат где-нибудь в темном углу за такое нахальство. У журналистов нравы простые, они светским манерам не обучены. И в табели о рангах не все правильно разбираются.

— Наплюй и разотри, — посоветовал Владимир Николаевич. — Никто тебя пальцем не тронет, можешь мне поверить. А для тебя это будет отличная школа, причем не только журналистская. Пообщаешься с иностранными коллегами, улучшишь знание языков.

— С ума ты сошел? — искренне перепугалась я. — Как это я буду без допуска общаться с иностранцами?

Второй раз за сегодняшний день я услышала его откровенный громкий смех, причем на сей раз Владимир Николаевич хохотал чуть ли не до слез на радость остальным посетителям кафе.

— Ну, уморила, — произнес он, с трудом отдышавшись. — Давно так не смеялся. У нас же, слава Богу, не тридцать седьмой год на дворе. Да и на работу тебя рекомендует не Общество любителей изящной словесности, а…

— Искусствовед в штатском, — не выдержала я искушения очередной раз сострить, хотя и понимала, что рискую.

Но тут уж — либо пан, либо пропал. Или сразу настучат по башке, или подобное проявление моего чувства юмора будет высочайше допущено…

— Язык твой — враг твой, — почти добродушно отозвался Владимир Николаевич, приближаясь все-таки ко второму варианту. — На будущее постарайся шутить на менее вольные темы. Потому что — извини за повтор! — я далеко не всегда смогу быть рядом с тобой. А подобный юмор не все способны оценить по достоинству. Прежде всего, кстати, иностранцы. Им и так за каждым углом КГБ мерещится — в черной маске и с бесшумным пистолетом.

Это замечание я предпочла не комментировать. Хотя бы потому, что подобная фигура, боюсь, мерещилась не только иностранцам, но и самым что ни на есть законопослушным гражданам СССР. Даже раскованные и язвительные родители Белоконя не переступали в разговорах определенную грань, а если и подходили к ней вплотную, то тут же сами себя одергивали, произнося как бы в шутку:

— Не болтай, враг подслушивает.

Ага, враг! Скорее — заклятый друг. Но это у нас — генетическое. Бабушка, помню, плотно закрывала дверь на кухню, обсуждая с соседкой увиденное по телевизору. Такой страх ещё не скоро исчезнет, если исчезнет вообще. Что, между прочим, как бы не факт. Я во всяком случае сильно сомневаюсь в таком благополучном для народонаселения исходе.

— Интересно, а какой сценарий ты выстроила? — как бы мимоходом поинтересовался Владимир Николаевич, ненавязчиво подчеркнув интонацией голоса местоимение. — Я уже успел убедиться, что с фантазией у тебя все хорошо. Иногда даже слишком.

Тут он, конечно, был прав, но… Но как он мог в этом убедиться, если я ещё не успела поделиться с ним ни одной из своих многочисленных фантазий? Сначала мы говорили на какие-то легкие, ни к чему не обязывающие темы, потом… Потом практически не говорили ни о чем. Занятно, однако.

— Никаких сценариев я не выстраивала, — заявила я, глядя на него совершенно честными глазами. — Я просто-напросто обалдела от того, что со мной в последнее время происходит. И уверена, что любая нормальная женщина на моем месте испытывала бы в точности то же самое.

— Так то — нормальная, — хмыкнул Владимир Николаевич. — А ты явно уникальный экземпляр. Штучное, так сказать, изделие. Отлили, а форму разбили.

— Не поняла.

— Чего уж тут понимать! Ты такая кроткая, такая нерешительная — от тебя чего угодно ожидать можно.

— Допустим, — покладисто согласилась я. — Допустим, я действительно способна на все что угодно — теоретически. Но практически к общению с иностранцами я, как бы это сказать, не готова морально. Физически — тем более.

— Это ещё почему, интересно? Хотя, замечу, последнего от тебя никто и не ожидает.

— А потому, что если меня начнет вербовать какое-нибудь ЦРУ…

— То ты об этом расскажешь, и мы вместе подумаем о форме твоего сотрудничества.

Я обалдела до такой степени, что могла только молча смотреть на Владимира Николаевича, причем глаза у меня наверняка были величиной даже не с пятак, а с шесть копеек, хотя такой монеты в ходу нет. Самое интересное, что он вовсе не шутил. Вот провалиться мне на этом месте! Только сотрудничества с ЦРУ мне и не хватало для полноты жизни! Не говоря уж о счастье.