Януш Майснер - Красные кресты

• Название: Красные кресты
• Автор: Януш Майснер
• Жанр: История

---

- Но Стефана тогда ещё на свете не было, - ответила Ядвига, опуская глаза. - Он родился сразу после восстания.

Генрих снисходительно кивнул.

- Ну да, ну да. Не будем об этом. Я им займусь, если он действительно этого заслуживает. Полагаю, что Циммерман его мне уступит. Помнишь "Зефир", Ядвига? Командует им один из самых знаменитых капитанов. Кажется, когда-то он был тебе не безразличен...

Взглянув на её, прищурив глаза, он усмехнулся с меланхолической иронией, ибо лицо Ядвиги Грабинской покрылось темным румянцем.

- Полагаю, - продолжал он, - что Ян согласится принять твоего сына. Не хочу, разумеется, обещать, что тут же сделает его рулевым или главным боцманом, но...Я сам когда-то мечтал служить на этом корабле. И не могу сказать, чтобы потом жалел: это было хорошим началом.

Ядвига собралась его благодарить, но он жестом её остановил - был в мечтательном настроении.

- Я допускаю, - говорил он медленно, наполовину сам с собой, - что раньше или позже "Зефир" перейдет в мою собственность. Я люблю этот корабль. Привязался к нему. Мартен...то есть Ян Куна наверняка на этом ничего не потеряет - напротив, может только обрести. Если бы твой Стефан смог мне в этом помочь...Кто знает...мог бы в будущем сам получить командование.

Он на минуту смолк, но его мысли и дальше плыли в том же направлении.

"- Мартен при всех своих достоинствах прекрасного моряка был бы наверняка достаточно неудобным подчиненным, - признал он в душе. - В то время как молодой Грабинский оставался бы под моим влиянием, а под умелым руководством Яна быстро стал бы хорошим шкипером. И знал бы "Зефир" насквозь. В нем я получил бы преданного союзника, благодарного мне больше, чем кому бы то ни было. Если я поступлю именно так, то смогу извлечь двойную пользу: "Зефир" перейдет в мою собственность вместе с молодым, послушным капитаном." - Полагаю, раньше или позже так и будет, - сказал он вслух.

Стефан Грабинский едва мог поверить в свое счастье. По воле благородного и бескорыстного приятеля детских лет матери широкий, полный приключений мир открылся перед ним, как по велению волшебной палочки. И ничего, что этот чародей не показался ему на первый взгляд ни привлекательным, ни таким благородным, как он себе вообразил. Ведь был же он человеком большого сердца и ума, если добившись власти и богатства не позабыл о бедной вдове и обеспечил ей спокойное существование, а его, Стефана, решил выучить на шкипера.

Ядвига Грабинская проводила сына в слезах, но это были не только слезы расставания, но и радости. Генрих Шульц выполнил обещание: забрал Стефана в Англию, и более того, доверил ей надзор за поддержанием порядка и чистоты в своих складах на Поврожничьей улице, где она продолжала жить, и назначил жалование, которое она получала в кассе его торгового дома на Длинном рынке.

Не ожидала она таких благодеяний. Ей казалось, что она их не заслужила, и что она теперь по гроб жизни в долгу у Шульца. Когда - то она просила молодого Яна Куну, чтоб тот уговорил отца взять бедного сироту Генриха юнгой; теперь этот сирота отплатил ей со щедростью, о которой можно было слышать разве только в возвышенных проповедях, провозглашаемых с амвона в храме Девы Марии.

Мартен рассеянно выслушал просьбу Генриха Шульца. Только когда прозвучала девичья фамилия Ядвиги, с некоторым любопытством поинтересовался её судьбой, а потом выразил готовность принять Стефана Грабинского на корабль - пока на пробу, простым боцманом.

Парень прибыл на борт "Зефира" назавтра, сразу после сцены, которую Мария Франческа устроила Мартену по поводу образа Богоматери Ченстоховской. Ян выскочил из кормовой каюты в безумном возбуждении и наткнулся на Стефана, который, задрав голову, разглядывал две самые верхние реи гротмачты.

- Что делаешь, ворон считаешь? - жестко спросил он.

Стефан непонимающе уставился на него. Не понял вопроса, заданного по-английски, но тут же догадался, с кем имеет дело, и назвал себя.

- Ах, так это ты, - сказал Мартен по-польски и присмотрелся повнимательнее. - Как долго ты служишь на кораблях?

- Три лета труксманом, год - младшим матросом и год боцманом, пан капитан.

Ян протянул руку, которую Стефан пожал, немного удивленный этим жестом.

- Я знал твою мать, - сказал Мартен. - И Мацея Паливоду. Это был мастер! - добавил он с улыбкой и снова посмотрел на парня, словно ища в его чертах семейное сходство с Ядвигой. Потом, взяв того за плечо, потащил к себе в каюту.

- Пойдем, поговорим.

Начал распрашивать его об отце, о службе на море, о кораблях и судах, о Гданьске, о том, какие тот прошел науки.

Парень отвечал смело, уверенно, и ему понравился. Своим юношеским задором он немного напоминал его старшего брата Кароля, который был повешен, а потом обезглавлен гданьским палачом, когда Яну исполнилось девять лет.

Это страшное воспоминание сейчас ожило в его памяти вместе с ненавистной фигурой Зигфрида Ведеке, который был главным виновником вынесения приговора одиннадцати каперским труксманам.

Случилось это в июле года от рождества Христова 1568, когда Миколай Куна ещё командовал коггом "Черный гриф", принадлежавшим Готлибу Шульцу и остававшимся вместе с другими каперскими кораблями под командой Шарпинга. Тем самым коггом, которым позднее командовал Ян из Грабин.

Вечером 16 июля небольшая польская флотилия, преследуемая шведской эскадрой адмирала Ларсона и загнанная бурей в гданьский залив, укрылась под защитой Лятарни, после чего с позволения коменданта этой твердыни, пана Зандера, вошла в порт.

На рассвете Шарпинг велел выслать на берег корабельных юнг для закупки продовольствия. Те повстречали пару возов, едущих на рынок, но цены, запрошенные крестьянами, показались им слишком завышенными, в результате дело дошло до ссоры и даже до драки. А потом запальчивые и не слишком законопослушные подростки решили проучить противников и, забрав несколько клеток с дичью и корзин с яйцами, вернулись на корабли.

Когда адмирал Шарпинг узнал об этом, то велел посадить их под арест и намерен был передать дело на суд Морской Комиссии. Но пострадавшие крестьяне пожаловались тем временем в магистрат, и бургомистр Фербер выслал сильный отряд с приказом захватить виновных, чтобы те предстали перед гданьским судом.

Это незаконное требование, подкрепленное угрозой открыть огонь из орудий Лятарни по каперским кораблям, поставило адмирала Шарпинга в затруднительное положение. Прежде чем он смог посоветоваться с председателем Морской Комиссии, каштеляном Косткой, прежде чем успел предпринять что бы то ни было, городские стражники с помощью портовой стражи и вооруженных отрядов из форта ворвались на корабли и захватили одиннадцать подозрительных труксманов. Среди них оказался и Кароль Куна, который вообще не принимал участия в злосчастной экспедиции за провизией.

Протесты каштеляна, компромиссные предложения о расследовании и вынесении приговора совместным судом не дали результата. На бургомистра нажимали советники, и особенно Зигфрид Ведеке, с фольварка которого была часть тех самых кур, отобранных у возниц. Суд собрался весьма поспешно, после зачтения обвинительного акта принял к сведению показания свидетелей и торопливо допросил подозреваемых, не веря даже тем, кто отрицал свое участие в событиях. И всех приговорили к смерти.

23 июля состоялась казнь. На шесты, вбитые в землю у Высокой Брамы, палач с помощниками надели одиннадцать голов, увенчанных назло польскому королю соломенными венцами.

Почти два года смотрели эти головы на город, хотя уже на люблинском сейме делегация Гданьска услышала обвинение в государственной измене и хотя 12 августа 1569 года арестовали бургомистров Фербера и Пройте, а также советника Гизи и бургграфа Клеефельда, чтобы поместить их в сандомирскую и петрковскую тюрьмы. Но только в марте следующего года Морская комиссия издала декрет, осуждающий суд над каперами и его приговор как преступление, совершенное над солдатами короля, и в ночь с 27 на 28 апреля магистрат выполнил королевское повеление, касавшееся снятия голов с шестов и устройства им христианского погребения.

Фербера, Клеефельда, Пройте, Гизе и Зандера давно уже не было в живых. Теперь невозможно было даже узнать фамилий остальных судей, которые под их давлением вынесли позорный приговор одиннадцати молодым морякам. Но оставался ещё Зигфрид Ведеке, бывший главной, хоть и скрытой пружиной того суда, и его не постигла ничья кара.

Ян Куна поклялся отомстить ему и повторил эту клятву после смерти матери, замученной в подвалах гданьской ратуши. Он ничего не забыл; ненависть жила в глубине его сердца все эти годы, пока он одерживал победы и терпел поражения, переживал приключения, богател и сорил деньгами, добиваясь все большей славы на море.

"- Не пришло ли время выполнить клятву?" - спросил он себя.

Генрих Шульц уговаривал его вернуться в Гданьск. Польский король Зигмунт готовился к войне, выдавал новые каперские листы, а Генрих соблазнял перспективой войны против гданьского сената, который следовало усмирить. Те же речи вел и молодой Стефан Грабинский, горячий приверженец короля.