Рахмат Файзи - Его величество Человек

• Название: Его величество Человек
• Автор: Рахмат Файзи
• Издательство: "Детская литература"
• Жанр: Детская проза
• Год: 1985

---

—В списках такой девочки нет, амаки,— услышал Махкам-ака.— А объявления вы не читали?

—Какие объявления? — не понял огорченный кузнец.

—Те, что на улице. Они расклеены повсюду.

—Не заметил, доченька.

—Темно, поэтому вы и не заметили. Масуда, иди-ка сюда,— позвала дежурная одну из девушек, склонившихся над больными детьми. Девушка тут же подошла и поздоровалась с Махкамом-ака.— Фонарь при тебе?

—А что?

—Возьми фонарь и покажи этому амаки все объявления.

Масуда вывела Махкама-ака и Остапа на улицу. Все

стены огромного здания были обклеены объявлениями.

Масуда подняла фонарь.

«Коля! Каждое воскресенье в шесть часов вечера я жду тебя здесь. Твоя мама Мария». Огонек высветил тетрадочный лист в клетку: «Доченька Оксана! Мы с твоей бабушкой устроились в заводском общежитии. Наш завод тот же самый. Адрес узнай в эвакопункте. Евдокия Горбатенко». «Ищу сына,— крупными буквами было написано на газетном клочке,— ему шесть лет, волосы курчавые, на носу с левой стороны родинка. По гроб буду благодарна тому, кто сообщит о сыне. Заранее спасибо ему. Елизавета Синикайте. Мой адрес: махалля Гайрат, дом 134...» «Тамарочка! Я буду у входа в шестой зал. Твоя мама Валентина».

—Про вашу девочку здесь ничего нет,— сказала Масуда и повела Махкама-ака и Остапа к столбу. Его тоже облепили объявления. Масуда пробежала их глазами — и здесь ничего о Лесе не было. Потом они втроем подошли еще к одному столбу, еще к одному, осмотрели стены всех зданий на площади. Махкам-ака чувствовал, как у него сжимается от боли сердце: за каждым объявлением стояла человеческая судьба. Кузнец живо представлял себе несчастных детей, истосковавшихся в. разлуке с родными, слезы их матерей. Сколько надежд у каждого было связано с этими клочками бумаги!

Читая объявления на стене двухэтажного дома, Масуда невольно рассмеялась:

—Послушайте, что пишет одна девица: «Всю дорогу я думала о тебе. На вокзале потеряла из виду. Я не могу жить без тебя. Олесь, дорогой, приходи к нам, ладно? Мы живем на заводе. Адрес наш возьми в эвакопункте, знаешь, да? Жду тебя, жду... Галя Проценко».

—Молодость, доченька,— усмехнулся Махкам-ака.— Возможно, они и найдут друг друга. А почему во многих письмах адрес велят узнавать в эвакопункте?

—Среди эвакуированных заводов есть оборонные. Называть их адреса нельзя. Сами знаете, всякие люди бывают,— сказала девушка серьезно.

—Правильно,— согласился кузнец.

Они подошли к деревьям, росшим вдоль тротуара. И вдруг из темноты к ним бросилась женщина.

—Я Марина! Это я! — закричала она, протянув руки к Масуде.

—Знаю вас, помню,— спокойно ответила Масуда.

—Дочь сейчас придет. Она уже где-то здесь.— Женщина вдруг умолкла и кинулась к обочине тротуара, села там и застыла в страшном напряжении как вкопанная.

Масуда подвела Махкама-ака к стене ближайшего здания, негромко прочитала:

—«Доченька, если ты в Ташкенте, приходи в восемь часов к этому дереву. Я каждый день буду ждать тебя. Я твоя мама Марина». Это как раз ее письмо.

—Кто эта женщина? — спросил Махкам-ака.

—Помешалась она. Каждый день в восемь часов приходит сюда. Сидит, сидит, пока не продрогнет вся. Иногда заходит в эвакопункт. Спрашивает про дочь. Мы успокаиваем ее, утешаем.

—Бедняжка! А розыски ведутся?

—Дочь ее умерла.

—И она не знает?

—Дочь ее, уже взрослую девушку, фашисты застрелили прямо у нее на глазах...

—О аллах! И после всего этого она еще держится на ногах!

—Ей все кажется, что дочь жива... Сноха ее работает на фабрике, а живут они по ту сторону вокзала. Иногда сюда приходит сноха, уговаривает ее, уводит домой,— рассказывала Масуда.

—Ужас, доченька, ужас! Неслыханно, невиданно... О аллах...— шептал Махкам-ака.

У дверей эвакопункта Махкам-ака и Остап расстались с Масудой.

—Если что-нибудь узнаем о вашей девочке, я сама вам сообщу,— пообещала Масуда на прощание.

Усталые и голодные, Махкам-ака и Остап сели в трамвай. Остап совсем скис, тихонько и жалобно посапывал. Устроившись у открытого окна, он грустно разглядывал вечерний город. Махкам-ака снова был занят своими мыслями: «Сколько людей я потревожил, сам целый день мотался, и все зря. Так уж устроен человек... Появляется в этом мире — и постепенно сам, со всеми своими заботами, становится целым миром... Вот и эта кроха Остап — он тоже целый мир. А те, кто остался дома? Веснушчатый Витя, конечно, целый мир. Маленький, но с характером, ревнивый, злючка. А Абрам! Бедный мальчик! Будто с того света вернулся... Столько пережить... А курносая? А Сарсанбай? Бедовый, проказник. Постеснялся снять штаны. Значит, уже большой стал... Надо приноравливаться к настроению каждого, знать, что любит, чего не любит... Дети — украшение земли. Что она без них? Пустыня! Неужели Гитлер не знает этого? Прости, аллах, уж не зверь ли он в человеческом облике? Но власть его ненадолго. Не зря говорят люди: слезы овцы заставляют слепнуть даже волка!

Вдруг Остап увидел на тротуаре женщину с девочкой. Он вгляделся в них и, вскочив, закричал:

—Леся! Вон она — Леся!

Трамвай поворачивал за угол. Махкам-ака, хоть и не поверил Остапу, бросился к водителю.

—Будьте добры, остановите трамвай!

—Нельзя,— категорическим тоном ответил водитель.

—Мы ищем сестренку вот этого мальчика, и, представьте, он увидел ее сейчас. Остановите, пожалуйста.

Вагоновожатый бросил взгляд на Махкам-ака, на Остапа и затормозил. Мальчик спрыгнул на землю и стрелой помчался назад вдоль трамвайных путей. Кузнец бежал следом, но скоро начал задыхаться и остановился.

—Хватит, сынок! Наверное, тебе показалось! — крикнул он Остапу.

—Это она, Леся,— откуда-то из темноты ответил Остап.

—В каком направлении они пошли?

—Вот сюда, за угол. Вы подождите меня здесь. Я пробегу подальше. Ле-е-е-ся! Я Остап!

Голос Остапа гулко разносился по безлюдной улице. Мальчик бежал по аллее маленького скверика. Внезапно аллея разделилась на две уходящих в разные стороны. Остап остановился в растерянности и опять громко выкрикнул имя сестры.

И вдруг из глубины аллеи донесся голос девочки:

—Я здесь!

—Ле-е-е-ся!

—Ос-та-а-ап!

Дети встретились у памятника в центре скверика. Леся повисла у брата на шее. Остап крепко обнял ее и долго не отпускал. Трудно было понять, плачут они или смеются. Взволнованный Махкам-ака с трудом обрел дар речи.

—Слава аллаху, нашли друг друга! — Он снял поясной платок и утирал пот с лица.

Женщина озадаченно смотрела то на детей, то на Махкама-ака, дышавшего шумно и с трудом.

—Что теперь делать? Что же делать? — с беспокойством заговорила она наконец.

—Хорошо, что дети нашли друг друга. А что делать дальше, подумаем,— успокаиваясь, сказал Махкам-ака.

—Если брат останется у вас, а Леся у меня... Согласятся ли они?.. А вы что, заменили ему отца? — вдруг спохватилась женщина.

—Радуйтесь, сестренка, что они нашли друг друга. Настрадались дети. Видите, боятся разойтись. Назарова, директор детдома, уж так будет довольна! А моя жена просто не поверит. Ах, какой большой праздник!

Махкам-ака чувствовал сейчас такую радость, что всю усталость как рукой сняло. На душе стало легко, и он не понимал в этот миг до конца, отчего тревожится женщина.

—Ну, Остап, хватит тебе, хватит обнимать сестренку. Дай и нам поздороваться с ней.

—Поздоровайся, Леся. С этим дядей мы ищем тебя с самого утра.— Остап не снимал руку с плеча сестры.

—Хорошая ты моя, золотая ты моя! — Кузнец взял девочку на руки, гладил ее по голове своей широкой ладонью.

Женщина была подавлена всем происходившим. Она не сводила глаз с Леси, нервно комкала платок. Махкам-ака опустил девочку на землю, и та снова прильнула к брату.

—Теперь их никакая сила не разлучит,— шепнул Махкам-ака женщине.

—Понимаю вас. Взяла бы я брата, да, боюсь, трудно будет. Одна я...

—Тогда я возьму девочку,— сказал Махкам-ака.

—Что? Ой, нет, нет... Я уже привязалась к ней, полюбила ее.— Женщина говорила с трудом, слезы душили ее.

И тогда Махкам-ака обратился к Остапу:

—Слушай-ка, сынок: тетя, оказывается, живет совсем одна. Сегодня ты оставайся с Лесей у тети. Побудешь с сестренкой, поговорите. Завтра я навещу вас. Если понравится, останешься там. Не понравится, возьму вас к себе. Ну, а если не понравится и у нас... подумаем.

Женщина была довольна таким решением.

—Спасибо вам. Пусть будет так. Ну, пошли, дети...

Но вдруг Остап прижал к себе Лесю и твердо сказал:

—И сам не пойду, и ее не отдам. Хочу домой, к Вите, к Абраму, к Гале...

Махкам-ака взглянул на женщину, пожал плечами.

—Доченька моя, неужели оставишь меня одну? — Женщина кинулась к девочке, принялась ее целовать. Но та стояла не шелохнувшись, крепко держалась за брата.