Густав Майринк - Белый Доминик

• Название: Белый Доминик
• Автор: Густав Майринк
• Жанр: Проза

---

Женское начало, которое здесь, на земле, отделено от мужского, должно войти в мужчину, должно слиться с ним в од- но. Тогда только успокаивается всякое желание плоти. Только когда оба эти полюса совпадут, заключается брак - замыкается кольцо. И тогда возникает холод, который может пребывать в самом себе, магический холод, разбивающий законы земли. Но однако этот холод не противоположность теплу. Он лежит по ту сторону мороза и жара. И это из него, как из Ничто, происхо- дит все, созданное властью Духа.

Половое влечение - это хомут в триумфальной колеснице Ме- дузы, в которую мы все запряжены.

Мы, твои предки, все были женаты, но, однако, никто из нас не вступил в брак. Ты не женат, но ты - единственный, кто действительно вступил в него. Поэтому ты и стал холоден, а все мы вынуждены оставаться теплыми.

Ты понимаешь, что я имею в виду, Христофор! Я вскочил и схватил обеими руками руку отца; сияние в его глазах говорило мне: "я знаю".

Наступил день Успения Пресвятой Богородицы. Это день, в который меня тридцать два года назад нашли новорожденным на пороге церкви.

Снова, как однажды в лихорадке, после прогулки на лодке с Офелией, услышал я ночью, как открываются двери в доме, и когда я прислушался, я узнал шаги моего отца, поднимающегося снизу в свою комнату.

Запах горящей восковой свечи и тлеющего ладана донесся до меня. Прошло около часа, и я услышал, что он тихо позвал меня.

Я поспешил к нему в кабинет, охваченный странным беспо- койством, и по резким глубоким линиям на его щеках и бледнос- ти лица понял, что наступает его смертный час.

Он стоял прямо во весь рост, облокотившись спиной о сте- ну, чтобы не упасть.

Он выглядел настолько чужим, что я на секунду подумал, что передо мной незнакомый человек.

Он был облачен в длинную, до самого пола, мантию; с бедер на золотой цепи свисал обнаженный меч.

Я догадался: и то и другое он принес с нижних этажей до- ма. Поверхность стола была покрыта белоснежной скатертью. На ней стоял только серебрянный подсвечник с зажженными свечами и сосуд с курящимися благовониями.

Я заметил, что отец покачнулся, борясь с хриплым дыхани- ем, и хотел броситься к нему, чтобы поддержать, но он оста- новил меня протянутыми руками:

- Ты слышишь, они идут, Христофор?

Я прислушался, но кругом была мертвая тишина.

- Видишь, как открываются двери, Христофор? Я взглянул на двери, но мои глаза увидели, что они закрыты. Мне снова показалось, что он упадет, но он еще раз выпрямился, и в его глазах показался особый блеск, какого я прежде в них не видел.

- Христофор! - вскричал он вдруг гулким голосом, который потряс меня с головы до пят. - Христофор! Моя миссия подошла к концу. Я тебя воспитывал и оберегал, как мне было предписа- но. Подойди ко мне! Я хочу дать тебе знак!

Он схватил меня за руку и соединил свои пальцы с моими особенным образом.

- Вот так, - начал он тихо, и я услышал, что его дыхание вновь становится прерывистым, - связаны звенья большой неви- димой цепи. Без нее ты немногое сможешь. Но если ты будешь ее звеном, ничто перед тобой не устоит, потому что вплоть до са- мой отдаленной точки Вселенной тебе помогут силы нашего Орде- на. Слушай меня: не доверяй всем формам, которые противостоят тебе в царстве магии! Власть тьмы может принять любую форму, даже форму наших учителей. Даже это рукопожание, которому я сейчас тебя обучил, они внешне могут воспроизводить, чтобы ввести тебя в заблуждение. Но они не могут другого - не могут оставаться невидимыми. Если бы силы Тьмы попытались в невиди- мом мире присоединиться к нашей цепи, в тот же самый момент они бы рассыпались на атомы!

Он повторил тайный знак: Запомни хорошо это рукопожатие! Если из другого мира тебе явится призрак, и даже если ты по- думаешь, что он - это я, потребуй от него этого знака! Мир магии полон опасностей!

Последние слова перешли в хрип, взгляд моего отца подер- нулся пеленой, а подбородок опустился на грудь.

Затем внезапно его дыхание остановилось; я подхватил его на руки, осторожно уложил на постель и стоял у его тела до тех пор, пока не взошло солнце. Его правая рука лежала в моей - пальцы были сплетены в тайном рукопожатии, которому он меня научил.

На столе я нашел записку. В ней было сказано:

"Похорони мой труп в мантии и с мечом рядом с моей люби- мой женой. Пусть капеллан отслужит мессу. Не ради меня, потому что я жив, а ради его собственного успокоения: он был мне преданным, заботливым другом. "

Я взял меч и долго рассматривал его. Он был сделан из красной железной руды, называемой "кровавым камнем", какую используют чаще всего при изготовлении перстней с печатью. Это была, по-видимому, древнейшая азиатская работа.

Рукоять, красноватая и тусклая, напоминала верхнюю часть туловища человека и была выполнена с большим искусством. Опу- щенная вниз полусогнутая рука образовывала эфес, голова слу- жила набалдашником. Лицо было явно монгольского типа: лицо очень старого человека с длинной жидкой бородой, которое мож- но увидеть на картинах, изображающих китайских святых. На го- лове у него был странной формы колпак. Туловище, обозначенное только гравировкой, переходило в блестящий отшлифованный кли- нок. Все было отлито или выковано из цельного куска.

Неописуемо странное чувство охватило меня, когда я взял его в руки ощущение, как будто из него заструился поток жизни.

Полный робости и благоговения, я снова положил его рядом с умершим.

"Быть может, это тот самый меч, о котором в легенде расс- казывается, что он был когда-то человеком", - сказал я себе.

XIII

БУДЬ БЛАГОСЛОВЕННА, ЦАРИЦА МИЛОСЕРДИЯ

И снова прошли месяцы.

Злые слухи обо мне давно умолкли; люди в городе принимали меня за незнакомца, они едва замечали меня - слишком долго я вместе с отцом находился дома, наверху под крышей, никуда не выходя, не вступая с ними ни в какие контакты.

Когда я представляю себе то время, мне кажется практичес- ки невозможным, что мое созревание из юноши во взрослого муж- чину происходило в четырех стенах, вдали от внешнего мира. Я совершенно не помню отдельных деталей, того, например, что я должен был где-то в городе покупать себе новое платье, туфли, белье и тому подобное...

Мое внутреннее омертвение тогда было настолько глубоким, что события повседневной жизни не оставляли ни малейшего сле- да в моем сознании.

Когда наутро после смерти отца я в первый раз снова вышел на улицу, чтобы сделать необходимые приготовления для похо- рон, я поразился тому, как все изменилось: железная решетка закрывала проход в наш сад; сквозь ее прутья я увидел большой куст акации там, где однажды посадил росток; скамейка исчезла и на ее месте на мраморном цоколе стояла позолоченная покры- тая венками статуя Божьей Матери, покрытая венками.

Я не мог найти объяснения этой перемене, но то, что на месте, где была погребена моя Офелия, стоит статуя Девы Марии тронуло меня, как какое-то сокровенное чудо.

Когда я позже встретил капеллана, я едва узнал его - так он постарел. Мой отец иногда навещал его и каждый раз переда- вал мне от него приветы, но уже в течение года я его не ви- дел.

Он также очень поразился, когда увидел меня, удивленно уставился на меня и никак не мог поверить, что это я.

- Господин барон просил меня не приходить к нему в дом, - объяснил он мне, - он сказал, что Вам необходимо некоторое время побыть одному. Я свято исполнял его не совсем понятное мне желание...

Я казался себе человеком, вернувшимся в свой родной город после долгого отсутствия: я встречал взрослых людей, которых знал детьми, я видел серьезные лица там, где раньше блуждала юношеская улыбка; цветущие девушки стали озабоченными супру- гами...

Я бы не сказал, что чувство внутреннего оцепенения поки- нуло меня тогда. Но к нему прибавилась какая-то тонкая пеле- на, которая позволила мне смотреть на окружающий мир более человеческим взглядом. Я объяснял себе это влиянием животной силы жизни, которая, как завещание, перешла мне от отца.

Когда капеллан инстинктивно ощутил это влияние, он про- никся ко мне большой симпатией и стал часто бывать у меня по вечерам.

"Всегда, когда я рядом с Вами, - говорил он, - мне кажет- ся, что предо мной сидит мой старый друг".

При случае он мне обстоятельно рассказывал, что произошло в городе за эти годы.

И я снова вызывал к жизни прошлое.

- Помните, Христофор, как Вы маленьким мальчиком говори- ли, что Вас исповедовал Белый Доминиканец? Я сначала не был уверен, что это правда, я думал, что это игра Вашего вообра- жения, потому что то, что Вы рассказывали , превосходило силу моей веры. Я долго колебался между сомнением и предположени- ем, что это могло быть дьявольским призраком или одержимостью, если для Вас это более приемлемо. Но когда произошло уже столько неслыханных чудес, у меня для всего этого есть только одно объяснение: наш город накануне великого чуда!