Нина Рабкина - Отчизны внемлем призыванье...

• Название: Отчизны внемлем призыванье...
• Автор: Нина Рабкина
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: История
• Год: 1976

Эта книга — рассказ о героях 1825 года, доживших до 1860-х годов, до нового взрыва общественной борьбы, рассказ о людях, проявивших верность революционным идеалам, глубокий патриотизм, активность, непримиримость.

Несколько биографических очерков посвящены отдельным представителям декабристского движения, претерпевшим одиночное заключение, каторгу, многолетнюю ссылку и сохранившим красоту духа и чистоту помыслов.

Один из очерков повествует о женщинах, жизнь которых освещена сочувствием узникам Сибири и самопожертвованием ради них.

Тема последнего очерка: декабристы и русская литература.

Книга построена на разнообразных архивных материалах из личных декабристских фондов. Многие из них публикуются впервые.

---

В то время Голицыной было около 50 лет. От упоения любовью, светскими удовольствиями, красивая, стареющая и своенравная женщина бросается в мир политики и утоления честолюбия.

На коронации Александра I ей жалуют орден Святой Екатерины, 13 февраля 1804 года Голицына дает в Петербурге бал, на котором присутствует вся царская фамилия. Спустя два года княгиню производят в статс-дамы, затем в кавалерственные дамы, ей присылают портрет государя, засыпанный бриллиантами, — знак высочайшего расположения.

В известные дни к ней ездит на поклон весь Петербург. «Княгиня принимала всех, за исключением государя-императора, сидя и не трогаясь с места. Возле ее кресла стоял кто-нибудь из близких родственников и называл гостей, так как в последнее время княгиня плохо видела. Смотря по чину и знатности гостя, княгиня или наклоняла только голову, или произносила несколько более или менее приветливых слов, и все посетители оставались, по-видимому, весьма довольны»[326].

В дом на углу Морской и Гороховой ездил представляться каждый вновь произведенный офицер, к Голицыной под благословение везли каждую молодую девушку, начинавшую выезжать.

Именитые седые дети перед матерью робели, не смели при ней садиться. Разгневавшись на старшего, княгиня годами не отвечала на его смиренные письма. Второму сыну, генерал-губернатору, она до смерти своей воздерживалась выделить часть состояния и посылала месячное содержание, словно студенту.

В старости Голицына отличалась скупостью, как и написанная с нее героиня. В ее доме, полном гостей, ужина и временных буфетов не полагалось. Дряхлые лакеи разносили визитерам лимонад и незатейливые конфеты. Но зато в гостиной разыгрывались модные театральные представления — «шарады в действии». Актеры-любители в таинственных масках, сопровождаемые музыкантами, пели оперные арии, а публика должна была угадывать, кто скрывается за этим маскарадом. Однажды героем подобной шарады оказался композитор М. И. Глинка. В пудр-мантеле и женском парике прекрасным контральто он спел арию донны Анны и выглядел очень забавно.

20 февраля 1824 года крупнейшее научно-хозяйственное Вольное экономическое общество посылает восьмидесятитрехлетней старухе официальное извещение о принятии ее в свои члены. «Вольное экономическое общество, старающееся о поощрении в России земледелия и домостроительства, выбрав единогласно своим сочленом госпожу статс-даму и кавалерственную даму княгиню Наталью Петровну Голицыну, силою сего признает ее своим участником в своих трудах и во всех членам общества определенных правах и преимуществах»[327].

Не забывает княгиню после коронации и Николай I: ей жалуют при его воцарении большой крест ордена Святой Екатерины первого класса.

В архиве Голицыных, извлеченном из их подмосковной — Больших Вязем, сохранились адресованные статс-даме приглашения на коронационные торжества, похороны императоров и императриц и церемонии крещения великих князей. 96-летняя жизнь сановницы оказалась своеобразным зеркалом, в котором отразился калейдоскоп самодержавных правителей России: Елизавета Петровна, Петр III, Екатерина II, Павел I, Александр I, Николай I. И всем им импонировала княгиня Голицына — раритет самодержавия и воплощение его кажущихся незыблемыми традиций. Почтение и внимание правящей династии по отношению к Голицыной доходили до того, что единственно для нее, полуслепой старухи, фабриковали в воспитательном доме особые, увеличенного формата игральные карты, те пресловутые карты, которые оказались спутником этой дамы в мировой литературе.

А между тем… А между тем старая кавалерственная дама не выдержала испытания на преданность престолу.

В ее бумагах, находящихся в Отделе рукописей Библиотеки имени В. И. Ленина, каким-то чудом сохранилась одна-единственная газета за 15 декабря 1825 года. Впрочем, даже и не вся газета целиком, а только один листок ее с известием о восстании на Сенатской площади. Случившееся взволновало владелицу архива. Тяжелая туча гражданского горя, поразившая русское общество после казни и ссылки декабристов, задела черным крылом и эту ровную, угасающую и чрезвычайно благопристойную жизнь. Внучатый племянник Голицыной, декабрист Захар Григорьевич Чернышев, был отправлен в Сибирь на каторгу, внучатая племянница Александра Григорьевна Муравьева-Чернышева первая из жен декабристов приехала к мужу — сибирскому узнику Никите Муравьеву.

Один из исследователей творчества Пушкина Н. О. Лернер свидетельствовал: «…когда ей (Голицыной. — Н. Р.) в Зимнем дворце одной высокой особой был представлен граф Чернышев Александр Иванович, которого вознесло на первые ступени в государстве декабрьское дело… княгиня не ответила на почтительный поклон первенствующего царского любимца и резко сказала: „Я не знаю никого, кроме одного графа Чернышева — того, который в Сибири“»[328].

Если бы мы ничего не ведали о Голицыной, то одна эта фраза, произнесенная гневно, со старческой резкостью в присутствии царя или какого-то из великих князей, заставила бы испытать к ее личности интерес и… уважение.

Но светлая и достойная страница ее биографии не исчерпывается одной значительной и имевшей свое влияние в обществе фразой: Голицына хлопотала об облегчении участи декабристов. Ее современница Елизавета Петровна Янькова передает: «Княгиня Наталья Петровна… содействовала помилованию от смертной казни ее племянника Чернышева и Муравьевых; может статься, что просила и за других»[329].

Н. П. Голицына. С гравюры художника Ф. Друэ.

Н. М. Муравьев на поселении в Сибири. Акварель И. А. Бестужева.

А. Г. Муравьева-Чернышева. 1820 г. С портрета художника П. Соколова.

Близкие к Наталье Петровне Голицыной люди и ее потомки утверждали, что благодаря настойчивым просьбам старой княгини не был казнен Матвей Иванович Муравьев-Апостол…

Голицына похоронена была в Москве, в церкви Святого Евфимия на кладбище Донского монастыря.

Она оставила 16 тысяч крепостных крестьян, дома, усадьбы и деревни в разных концах России, легенды, предания и устои своей фамилии, обширный архив, семейную портретную галерею.

А для потомства в широком смысле в связи с этой реальной человеческой жизнью была оставлена повесть гениального Пушкина «Пиковая дама» и сведения о благородном вмешательстве старухи в «декабрьское дело».

* * *

6 января 1827 года поэт и друг Пушкина молодой П. А. Вяземский отправил из Москвы Александру Ивановичу Тургеневу письмо: «На днях видели мы здесь проезжающих далее Муравьеву-Чернышеву и Волконскую-Раевскую. Что за трогательное и возвышенное отречение. Спасибо женщинам: они дадут несколько прекрасных строк нашей истории… Тут ничего нет для галлереи: да и где у нас галлерея? Где у нас публичная оценка деяний?»[330]

Публичная оценка деяний была оставлена потомкам. Что же касается современников декабристов, то они метались, тосковали в интимных письмах, скребли гусиными перьями по ночам глянцевитые странички дневников, снимая щипцами нагар со свечей, и мягкий дрожащий огонек освещал искаженное горестной гримасой лицо, вишневый штофный халат, кудрявые бакенбарды и часть окна, изузоренную морозом. Замирали в рукописях поэмы, оды, стансы и посвящения; летели доносы в следственный комитет; сомкнув тяжелые веки, спал на узком диване тайного дворцового кабинета утомленный актерскими перевоплощениями Николай I; ехали в Сибирь жены политических узников.

Александра Григорьевна Муравьева-Чернышева приехала в Читинский острог первой в начале февраля 1827 года. «Слеза замерзала в глазах, дыхание, казалось, превращалось в лед»[331]. За 16 суток прискакала молодая женщина из Москвы в Иркутск; переночевав, отправилась в Читу — «небольшое заброшенное селение, насчитывавшее едва триста душ жителей, темных и бедных…»[332] Здесь «для прибывших ссыльных декабристов было построено три каземата. Их трудами засыпались ямы, рылись канавы и проводились дороги и мосты»[333], — рассказывает в семейной хронике правнучка Муравьевой А. Бибикова.

Жене декабриста минуло 22 года. «У нее было горячее сердце, благородство проявлялось в каждом ее поступке, восторгаясь мужем, она его боготворила и хотела, чтобы мы к нему относились так же»[334],— вспоминает в своих знаменитых «Записках» подруга Муравьевой Мария Николаевна Волконская.

Александра Муравьева, урожденная графиня Чернышева, внучатая племянница «Пиковой дамы», выросла в либерально настроенной богатой семье, которая была настолько тесно связана с декабристами, что крупнейший советский историк, академик Н. М. Дружинин посвятил специальное исследование этому вопросу («Семейство Чернышевых и декабристское движение», 1930 г.).

Отец Муравьевой, Григорий Иванович Чернышев, занимавший почетное положение обер-шенка при царском дворе, образованный русский барин, жизнелюбец и сибарит, был в то же время сторонником либеральных реформ, рыцарем запрещенного масонства, патриотом России, а по характеру человеком честным и добрым.