Тед Чан - Выдох

• Название: Выдох
• Автор: Тед Чан
• Жанр: Научная Фантастика

---

Тед Чан ВЫДОХ

Известно давно, что воздух (который другие называют аргоном) — источник жизни. На самом деле это не так, и я нарезаю эти слова, чтобы описать, как пришел к пониманию подлинного источника жизни, и, как следствие, к пониманию процессов, из-за которых жизнь однажды прекратится.

На протяжении большей части истории утверждение, что мы существуем благодаря воздуху, было настолько очевидным, что не требовало доказательств. Каждый день мы потребляем два легких воздуха, каждый день удаляем пустые легкие из груди и заменяем их полными. Если беспечный человек допустит чрезмерное падение давления в легких, он почувствует тяжесть в конечностях и растущую потребность восполнить запас воздуха. Ситуации, когда кто-то не может заменить хотя бы одно легкое, прежде чем установленная пара опустеет, возникают крайне редко. Если же подобное несчастье случается, — например, человек попал в ловушку и не способен выбраться из нее, а поблизости нет никого, кто мог бы прийти на помощь, — тогда человек умирает через считанные секунды после того, как израсходует весь воздух.

Однако при обычном течении жизни наша зависимость от воздуха мало занимает наши мысли. И действительно, многие согласятся, что удовлетворение данной потребности — наименее важный аспект посещения заправочной станции. Ибо заправочная станция — это в первую очередь место, куда люди собираются ради светских бесед, место, где мы получаем эмоциональную зарядку наряду с физической. У всех у нас дома припасены запасные наборы заряженных лёгких, однако в одиночестве процесс открывания грудной клетки и замены лёгких представляется немногим веселее, нежели уборка по дому. В компании же этот процесс превращается в совместную деятельность, коллективное развлечение.

Если кто-то крайне занят или малообщителен по натуре, он может просто взять пару заряженных легких, установить себе в грудь, а пустые оставить на другой половине помещения. Если у кого-то есть лишняя пара минут, он из простой вежливости подключит пустые легкие к дозатору и наполнит их для следующего посетителя. Но гораздо чаще люди задерживаются на станции для того, чтобы приятно провести время в компании, обсудить текущие новости с друзьями и знакомыми и между делом предложить только что заправленные лёгкие своему собеседнику. Навряд ли это можно назвать совместным использованием воздуха в прямом смысле этого слова, однако осознание того факта, что весь наш воздух поступает из одного источника, порождает дух товарищества. Ибо дозаторы — всего лишь оконечные устройства на торчащих из земли трубах, уходящих глубоко под землю к резервуару с воздухом — огромному «легкому» мира, источнику нашего питания.

Большинство легких возвращается на следующий день на ту же заправочную станцию, с которой они были взяты, в то время как часть легких попадает на другие станции, когда люди посещают соседние округа. По внешнему виду все легкие одинаковы — гладкие алюминиевые цилиндры. Поэтому никто не скажет определенно, оставалось ли данное легкое всегда вблизи его дома или же совершило долгое путешествие. И так же как легкие переходят от одного человека к другому и путешествуют между округами, так же распространяются новости и слухи. Таким способом можно получать известия из самых отдаленных округов, даже из тех, что расположены на краю мира, — без необходимости покидать дом, хотя лично я люблю путешествовать. Я дошел до самого края мира и видел монолитную стену из хрома, вырастающую из земли и исчезающую в бесконечном небе.

Все началось на одной заправочной станции, где я впервые услышал новость, которая пробудила во мне исследовательский интерес и стала в итоге причиной моего прозрения. Началось все вполне невинно с замечания нашего муниципального глашатая. В соответствии с традицией ровно в полдень первого дня нового года глашатай декламирует стихотворный текст, оду, сочиненную давным-давно специально для данного ежегодного торжества, чтение которой занимает ровно один час. Глашатай упомянул, что на его последнем выступлении башенные куранты пробили час дня прежде, чем он закончил чтение, чего не случалось никогда ранее. Другой человек отметил странное совпадение, потому что он только что вернулся из соседнего округа, где муниципальный глашатай жаловался на точно такую же рассогласованность.

Событию не придали особого значения сверх обычной признательности рассказчику, что выглядело вполне обоснованно. Спустя несколько дней, когда из третьего округа прибыло известие об аналогичном расхождении между глашатаем и часами, все сошлись во мнении, что отклонения могли быть вызваны механическим дефектом, общим для всех башенных часов, — хотя что это за любопытный дефект, который заставляет часы спешить, а не отставать? Башенные часы, о которых шла речь, обследовали часовщики — и не выявили никаких недостатков. В результате, после сравнения часов с эталонными хронометрами, они были признаны возобновившими безупречный отсчет времени.

Лично меня вопрос заинтриговал, хотя я был слишком сосредоточен на собственных исследованиях, чтобы уделять время посторонним вопросам. Я был, и есть, ученый-анатом и, чтобы дать ключ к пониманию моих последующих действий, предлагаю краткий отчет о моей взаимосвязи с данной областью знаний.

Смерть, к счастью, нетипична для нас, потому что мы долговечны, а несчастные случаи со смертельным исходом крайне редки, однако это усложняет изучение анатомии, поскольку после серьезных инцидентов тела погибших бывают настолько изуродованы, что совершенно не подходят для изучения. Если нарушить герметичность заряженных легких, сила взрыва разносит тело на куски, разрывая титан, словно олово. В прошлом анатомы ограничивались изучением конечностей, потому что те меньше всего страдали во время аварий. На лекции по анатомии, которую я посетил ровно сто лет назад, лектор продемонстрировал отрубленную руку, с которой была снята внешняя оболочка, чтобы обнажить плотный ряд стержней и поршней. Я отлично помню, как он, подсоединив артериальные шланги руки к вмонтированному в стену лабораторному лёгкому, начал манипулировать приводными стержнями, торчащими из рваного основания конечности, заставляя ладонь судорожно сжиматься и разжиматься.

С годами наука продвинулась вперед, анатомы научились починять поврежденные члены, а иногда присоединять оторванную конечность назад. Тогда же мы приступили к изучению физиологии живых людей. Я выступил с видоизмененной версией запомнившейся мне лекции, на которой я снял кожух с собственной руки и обратил внимание студентов на стержни, которые сокращались и расширялись в ответ на шевеление пальцев.

Однако, несмотря на все успехи в анатомии, по-прежнему оставалась неразгаданной одна большая тайна — механизм памяти. Мы знали о структуре мозга не слишком много, его физиология заведомо трудна для изучения в силу чрезмерной его хрупкости. Обычно при несчастных случаях смертельный исход наступал в результате повреждения черепа, мозг в таких случаях извергался облаком золота, не оставляя после себя ничего, кроме обрывков нитей и измельченной листвы, на которой невозможно было различить ничего полезного. Многие десятилетия превалировала теория памяти, в которой утверждалось, что весь личный опыт индивидуума выгравирован на станицах из золотой фольги. Именно эти страницы, разодранные силой взрыва, присутствовали на месте аварии в виде крошечных чешуек. Анатомы собирали эти кусочки — настолько тонкие, что свет, проходя сквозь них, приобретал зеленый оттенок, — и тратили годы, пытаясь воссоздать исходные страницы в надежде на последующую расшифровку символов, при помощи которых был запечатлен последний опыт погибшего.

Я отвергал эту гипотезу, известную как теория записанной памяти, по одной простой причине — если весь наш жизненный опыт и правда записывался на фольге, тогда почему наши воспоминания были неполные? Сторонники гипотезы предложили объяснение процессу забывания, предположив, что страницы фольги со временем смещаются относительно стилуса, считывающего воспоминания, пока самые старые страницы не теряют связь с ним совсем, — но я никогда не находил эти объяснения убедительными. Хотя привлекательность теории была мне понятна. Я тоже посвятил немало часов изучению золотых чешуек под микроскопом, и я могу представить себе, как это было бы здорово — покрутить колесико точной настройки и увидеть в фокусе разборчивые символы.

Как замечательно было бы расшифровать самые ранние из воспоминаний умершего, которые забыл он сам! Никто не помнит событий вековой давности и более ранние, а письменные протоколы — отчеты, которые мы вели, но едва помним об этом — охватывают еще два-три столетия. Как долго мы жили до начала запротоколированной истории? Откуда мы пришли? Именно обещание найти ответы внутри нашего мозга делало теорию записанной памяти такой соблазнительной.