Мария Эрнестам - Коктейль со Смертью

• Название: Коктейль со Смертью
• Автор: Мария Эрнестам
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-073223-4, 978-5-271-34484-8

Бестселлер шведской писательницы Марии Эрнестам «Коктейль со Смертью» — это и женский роман, и философская притча, и психологический триллер. Он посвящен одной из популярнейших с литературе тем — на его страницах по улицам Стокгольма бродят Смерть, Дьявол и даже Иисус. Кого бы вы убили, если бы у вас была возможность вершить высшее правосудие: какого-нибудь тирана мирового масштаба, неизлечимо больную старушку или соседа по лестничной клетке? Героине романа предоставлен такой выбор. И хотя ею движут самые лучшие побуждения, последствия ее действий непредсказуемы…

---

Он прошел в кухню, включил там свет и стал выкладывать покупки на стол. Ароматы базилика, кориандра и свежевыпеченного хлеба дразнили обоняние. И тут я вспомнила, что ужасно голодна. За весь вечер я съела только две конфетки. А на часах было уже почти девять.

— Я решил, что ты не будешь против домашнего ужина. Предполагал, что ты ничего не готовила сегодня, а у тебя такая уютная кухня. Можно, я займусь этим?

— Разумеется, — ответила я, разгружая второй пакет, полный деликатесов: свежая паста черного цвета, оливки, томаты, хлеб, ветчина и оливковое масло. Из других пакетов мой гость достал бутылку «Амароне», темно-красного, почти черного вина, манящего, как прохладная вода в жаркий августовский вечер. Мартин как-то порекомендовал его нам с Томом, мы купили бутылку и опустошили ее в тот же вечер, закусывая изюмом. Я достала из шкафчика два бокала. Штопор всегда лежал на кухонной стойке. Мой гость ловко открыл бутылку, плеснул немного вина в один бокал, наполнил второй и протянул мне. Долив вина в свой, поднял его и улыбнулся мне. Зубы у него были не совсем белые, но здоровые и ровные.

— Тост, Эрика. За то, что так приятно стоять на кухне, когда за окном идет дождь. И за то, что я нашел место, где иногда можно укрыться от непогоды.

Я кивнула, пробуя вино. Оно было изумительное. Его вкус давал ощущение, что все идет так, как должно. Мужчина, столь хорошо разбирающийся в винах, не может быть злодеем. Он умеет получать наслаждение от жизни, и это успокаивает.

Мой гость начал убирать снедь в холодильник. Внезапно присвистнув, он достал оттуда стеклянную банку, темное содержимое которой было мне незнакомо.

— Трюфели! У тебя в холодильнике трюфели! Невероятно! Ты их любишь? Можно, я их использую?

Его искренняя радость вызвала у меня улыбку, первую за последнее время. Я даже почувствовала, как напряглись мышцы лица, уже забывшие, каково это — улыбаться.

Гость взял спички, лежавшие на нашем — моем — старом деревянном столе, который достался нам после смерти дальнего родственника Тома. Смерть зажег свечи, и в кухне стало еще уютнее. Я присела за стол и протянула руки к живительному теплу свечки.

— Представь, что ты гостья у себя дома. Расслабься. Я знаю, что ответил еще не на все твои вопросы, но ты по-прежнему доверяешь мне. Возьми косу и положи рядом, если тебе так будет спокойнее. А я займусь ужином. Ведь у нас впереди весь вечер…

Последняя реплика могла быть угрозой, но прозвучала как обещание. Я подняла с пола косу и только сейчас заметила, что она действительно складывалась, как швейцарский нож. В сложенном виде она была не длиннее зонтика. Опустив ее на пол, я подумала: «А вдруг Том сидит сейчас где-нибудь и переживает разрыв со мной?». Теперь я уже не знала, кто из нас потеряет от этого больше. Да это уже и неважно.

Гость достал кастрюлю и сковородку. Скоро паста уже кипела в кастрюле, а соус с доставившими ему такую радость трюфелями стоял на соседней конфорке. Я словно присутствовала на эстетском кулинарном телешоу, где действия повара не нуждаются в комментариях.

Убрав со стола бумаги, я постелила две салфетки. Этот старинный стол, должно быть, помнил немало ужинов. Мой гость нашел две большие глубокие тарелки, вилки, ножи и накрыл на стол. Когда тарелка с дымящейся черной пастой, украшенной сверху базиликом, появилась передо мной, я поняла, что вчера потеряла потенциального мужа, но приобрела великолепного повара.

Мы чокнулись и приступили к еде. Ужин был божественный, если это слово уместно в данном контексте. Я полностью расслабилась и наслаждалась изысканно приготовленной пищей. Гость, очевидно, тоже был очень голоден, но сдерживался, уделяя внимание каждому кусочку. Если то, что он рассказал о себе, правда, ему не каждый день удается посидеть за столом и вкусно поесть с фарфоровой тарелки. Я попыталась представить себе, как он сидит со своей косой у костра в становище аборигенов Австралии или в африканской деревушке. Эта картина показалась мне абсурдной. Он назвал себя Смертью и сказал, что присутствует при кончине почти каждого человека. Но ведь это, должно быть, тысячи, нет, миллионы умирающих. И над всеми ними множество богов. Сама не понимая почему, я начинала верить ему, и мне не было страшно. Но почему? Чем я отличаюсь от других людей, которые бросились бы наутек при одном взгляде на моего ночного гостя? Что во мне такого особенного?

Я вспомнила рассказ бабушки о том, что ее мать, моя прабабка, гадала на кофейной гуще и слыла ведьмой. Она провела какой-то таинственный ритуал над моей бабушкой, когда та была младенцем. Ребенка протащили под корнем дерева, что гарантировало защиту от всех опасностей. И судя по тому, что моей бабушке уже восемьдесят, а она ни разу не болела, трюк удался. Бабушка считала, что ее мать была просто не в себе, а в высшие силы вообще не верила. «От этого парня, который там, наверху, нет никакой пользы, — частенько приговаривала она. — Посадить бы туда бой-бабу, так она положила бы конец всяким безобразиям. Но этого же никогда не случится, а жаль, попомни мои слова. Девочки взрослеют, но мальчики — никогда». Бабушка могла развивать эту тему до бесконечности, хотя порой и сама не гнушалась тем, чтобы погадать на кофейной гуще.

А вот дедушка, наоборот, верил в божественную природу деревьев, цветов, птиц и камней. Он часами бродил по лесу и возвращался домой с охапкой лесных цветов. Бабушка ругала его за то, что он нарвал их без нужды, но все же ставила в вазу на стол. Так они и жили — каждый со своими представлениями о божественности.

Родители мамы, просвещенные баптисты, не выносили танцы, алкоголь и карточные игры. Библия этой моей бабки напоминала потрепанную кулинарную книгу — с закладками и загнутыми уголками. Бабушка подбирала лучшие, по ее мнению, рецепты того, как следует жить. На мою конфирмацию они, естественно, подарили мне Библию. И конечно же, подчеркнули в ней все места, которые, по их мнению, должны были помочь мне в жизни. Читая эти строки, я знала, что получаю бесценные уроки: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят». «Это тебе очень подходит», — прокомментировал отец. Это его «очень» надолго закрепилось у меня в памяти.

Оторвавшись от своих мыслей, я подняла глаза и увидела, что Смерть внимательно наблюдает за мной. Я вспомнила о хороших манерах.

— Все очень вкусно. Ты великолепно готовишь.

Он рассмеялся.

— За много лет научился. Если предстоит жить долго, надо уметь получать от жизни удовольствие. Что я и делаю. Тебе, наверное, интересно, сколько я живу на этом свете?

Он угадал. Наполнив бокалы, поднеся свой к свече и любуясь игрой света, Смерть сказал:

— Логично предположить, что я ровесник человечества. На самом деле я поступил на службу, когда наши друзья обезьяны начали ходить на двух ногах. Я ведь тоже жертва эволюции. Поначалу мне достаточно было прикрыть голое тело, а теперь приходится одеваться, как все вы, чтобы не привлекать внимания. Но я редко покупаю одежду в Стокгольме. Дороговато, да и качество паршивое.

— Но что ты имеешь в виду, говоря о службе? Тебя призвал Бог или те, кого ты называешь Высшими силами, пригласили на собеседование?

Я иронизировала, но гость воспринял мой вопрос серьезно.

— Конечно, был процесс отбора, в котором участвовали Высшие силы. Им нужно было найти демократа в полном смысле этого слова. Вот они и выбрали меня. И за сотни тысяч лет я не утратил стремления к справедливости. Мысль о том, что смерть — самый демократичный институт человечества, придает смысл моей работе, даже когда мне безумно хочется все бросить.

Сотни тысяч лет! Бессмертная душа в вечно юном теле. Вопрос сам сорвался у меня с языка:

— Ты говорил о душе Сисселы. А у тебя есть душа, или ты продал ее Дьяволу в обмен на вечную жизнь?

Гость раздраженно посмотрел на меня.

— Не говори мне об этой женщине. Не хочу иметь с ней ничего общего и общаюсь только в крайнем случае. Мы не вместе и никогда не были вместе, хотя работаем как напарники. Или, скорее, параллельно. Я стараюсь избегать ее, как и всех ей подобных.

Это поразило меня:

— И ты называешь себя демократом? Сидишь тут и рассуждаешь о том, что Высшие силы — мужчины, а Дьявол — женщина. Не слишком-то это демократично…

Гость не дал мне закончить:

— Кто сказал, что Высшие силы — только мужчины? И что Дьявол — зло? Я этого не говорил. Я сказал только, что мы не очень ладим. Она сбивает нас с пути, заставляет забыть о наших идеалах, обещая златые горы, за которыми скрывается ад. «Раз Высшие силы наделили человека свободой выбора, — говорит она с улыбкой, — я предоставляю ему такую возможность». И она делает это очень ловко, не отрицаю.

— Это смахивает на зависть, — непроизвольно вырвалось у меня.

— Напротив. Я желаю человечеству добра, иначе не был бы тем, кто есть. А она — нет. Она играет с людьми в русскую рулетку: засовывает в обойму пули, а потом откидывается на спинку кресла, закуривает неизменную сигару и наблюдает, как они стреляют себе в висок. Одним везет, другим — нет. А она ведет себя, как зритель в театре, где люди — актеры, и никогда не знаешь, кто в финале пьесы погибнет. «Прелесть моей работы в том, что конец всегда неожиданный», — говорит она. Но хватит о Дьяволе. Не закончить ли нам ужин чашечкой чудесного эспрессо в твоем исполнении? Позволишь мне занять то удобное голубое кресло в гостиной? В нем так… душевно посидеть, если можно так выразиться.