Евгений Анисимов - Генерал Багратион. Жизнь и война

• Название: Генерал Багратион. Жизнь и война
• Автор: Евгений Анисимов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-235-03282-8

В пантеоне выдающихся полководцев нашего Отечества князь Петр Иванович Багратион занимает одно из почетных мест. Потомок древних грузинских царей, любимый ученик Суворова, он был участником всех крупных войн своего времени, прославился во многих кампаниях и погиб от раны, полученной в Бородинском сражении, так и не пережив оставление Москвы. Его биография — это прежде всего история войн, которые вела Россия в конце XVIII — начале XIX века. Между тем личная, частная жизнь П. И. Багратиона известна совсем не так хорошо. Мы не знаем точно, когда он родился, как начал военную службу, которой отдал без остатка всю свою жизнь; немало загадок и в истории его взаимоотношений с царской семьей, особенно с великой княжной Екатериной Павловной, хотя именно здесь, как считают, таятся причины опалы, постигшей Багратиона незадолго до рокового 1812 года. О вехах жизни П. И. Багратиона — полководца и человека, а также об истории России его времени рассказывает в своей новой книге известный российский историк, постоянный автор серии «Жизнь замечательных людей» Евгений Викторович Анисимов.

---

У П. И. Багратиона было несколько братьев. Иван, бывший подпоручиком, умер в 1797 году. Роман (Реваз), кадровый военный, участник Наполеоновских войн и войн на Кавказе, был моложе брата Петра лет на четырнадцать — шестнадцать (или, по мнению И. С. Тихонова, — на девять лет). Он дослужился впоследствии до чина генерал-лейтенанта и умер в 1834 году. Его сын, племянник Петра Ивановича, родившийся в 1818 году, прославился (будучи генералом, администратором) своим хобби — химическими опытами; он увлекался металлургией и даже открыл новый минерал, названный позже в честь открывателя «багратионидом». Еще один брат — Александр Иванович (1771–1820), о котором известно, что он женился на какой-то казачке Дарье17. О нем идет речь в записках С. А. Тучкова, генерал-майора, воевавшего на Кавказе с турками. Тучков пишет, что у него в полку (а известно, что Тучков был шефом Кавказского гренадерского полка) был «некто князь Багратион, родной брат известного генерала Багратиона, служил в полку моем капитаном, когда брат его сделался уже известным по военным его подвигам (надо понимать, что речь идет о 1805–1808 годах. — Е. А.). Капитан Багратион был женат и не расположен был искать высоких степеней, хотя в прочем был довольно храбр и хорошего поведения. Генерал князь Багратион, зная свойства брата своего, писал ко мне, что он (брат. — Е. А.) намерен подать прошение об отставке и просил при том, чтоб я не оставил его снабдить хорошим свидетельством. Это я исполнил. Он отставлен был с чином майора и вскоре потом был определен командиром Хоперского полка и начальником города Ставрополя на Кавказской линии, составляющего поселение его войска»18. Из записок В. М. Жемчужникова о службе его отца М. Н. Жемчужникова следует, что в 1810 году два русских отряда преследовали горцев. Один из начальников отрядов, «кажется, назывался Багратион»19. Возможно, речь идет об Александре Ивановиче. Наконец, в списке личных вещей, составленном после смерти П. И. Багратиона, есть пометы, позволяющие утверждать, что к князю Александру Ивановичу перешли некоторые драгоценности покойного: против записи о бриллиантовых звездах Владимирского, Мальтийского орденов и ордена Святого Георгия, а также против записи «Печать гербовая в футляре» помечено: «Взяты князем Александром Ивановичем». Обычно знаки орденов, представляющие собой драгоценность, переходили к ближайшим родственникам, тогда как сами ордена возвращались в капитул. Так и в нашем случае: против списка орденов стоит запись: «11 орденов взяты графом Сен-Прие для отвоза в Санкт-Петербургский капитул». Запись о передаче орденских знаков князю Александру Ивановичу стоит также против пунктов с упоминанием осыпанной бриллиантами табакерки с портретом императрицы Марии Федоровны, золотой «табакерки с портретом княгини» (супруги П. И. Багратиона Екатерины Павловны), а также двух образов — первого, святой Екатерины и святого Симеона, и второго, с изображением Михаила Архангела. Князь Александр Иванович обозначен без фамилии, а так обычно обозначали лишь близких родственников, к которым переходят личные вещи (в том числе личная печать), а также иконы покойного, возможно, семейные20.

Кизлярские детство и юность

О детстве Багратиона известно мало. Проходило оно в Кизляре. 3. Д. Цинцадзе обнаружил школьные ведомости Кизлярской комендантуры. При ней существовали две школы — для детей гарнизонных солдат и для офицерских детей. В 1782–1783 годах в них значится «грузинского князя Ивана Багратиона сын Петр». Заметим, что и здесь чин или должность князя Ивана не обозначены. В то время, когда Петр Багратион изучал в гарнизонной школе немецкий язык и арифметику, ему было 13–14 лет, а по другой версии — даже 17–18, что говорит о весьма позднем и несовершенном образовании. Так оно и было. В формуляре Кавказского мушкетерского полка написано: «Грамоте по-русски и по-грузински читать и писать умеет». Нужно признать, что этого для молодого офицера того времени очень мало. Как правило, в таких формулярах перечислялись те науки, которые (даже в скромном объеме) освоил офицер — обычно это арифметика, история, география, иностранные языки, а также начала военной науки. Собственно, Багратион никогда и не скрывал, что он «неуч». Такого же мнения были и современники. По словам Ф. В. Ростопчина, Багратион «был слишком необразован». Хорошо знавший Багратиона А. П. Ермолов писал, что «с самых молодых без наставника, совершенно без состояния, князь Багратион не имел средств получить воспитание. Одаренный от природы счастливыми способностями, остался он без образования и определился на военную службу». Ниже будет об этом сказано подробнее, но сейчас отметим, что действительно одаренный «счастливыми способностями» Багратион впоследствии заполнил лакуны в своем образовании практическими знаниями и интуицией. Обстановка, в которой довелось жить Багратиону в Кизляре, мало способствовала получению школьного образования.

Опасная южная граница России. Кизляр был пограничной крепостью — граница проходила по низовьям Терека до впадения в него реки Сунжи. Здесь были поселены казаки, получившие название терских и гребенских. Власти, обещая высокое жалованье, стали приглашать в казачью службу черкес, грузин, армян и представителей других народов. Чуть позже неподалеку кабардинский князь Кончокин, перешедший на русскую службу и принявший христианство, основал поселок, названный Моздоком. В 1763 году там было построено укрепление, в котором служили казаки и «инородцы» из Кизляра. Образовалась так называемая Моздокская линия; здесь поселилось множество казаков, основавших несколько крупных станиц. Как жили люди по этой линии вдоль Терека, мы хорошо знаем по рассказам Л. Н. Толстого и по множеству различных описаний и исследований: «Это были те же самые казацкие городки, которые строились на Дону и на Яике, то есть большие села, окопанные рвом, обнесенные земляным валом и плетневым тыном с терновой оторочкой. Въезды и выезды загораживались рогатками, затворялись воротами… Над воротами стояли на четырех столбах вышки и на них часовые. У съезжей станичной избы висел колокол, который звонил сполох в случае набегов неприятелей или пожаров. Между укрепленными станицами, как связующие их звенья, стояли посты в недальних один от другого расстояниях. Это были небольшие плетневые крепостицы с вышками, на которых ставились караульные и с какой-нибудь мазанкой или шалашом для отдыха постовых казаков, которых отряжались на пост человек пять-шесть. Караульные днем наблюдали за движением неприятелей с вышек, а ночью залегали в секретах. О приближении врага они давали знать, зажигая на местах пучки соломы или травы и другими способами. В высшей степени тревожную жизнь приходилось вести обывателям станиц на линии, особенно по соседству с чеченцами. Несмотря на то, что Терек отделял чеченские аулы от казачьих селений, он не составлял неодолимой преграды. Уровень воды в нем иногда понижался, и реку можно было переходить вброд. Но чеченцы и переплывали ее в полном вооружении, подвязывая кожаные меха под мышки. С заходом солнца убиралось под защиту станичной ограды все живое — и люди, и животные. И с рассветом никто не выезжал из станицы и не выгонял скота, пока не возвращались утренние разъезды и не объявляли, что опасности не предвидится. Казаки ни на какую работу, ни в какую поездку не отправлялись без оружия; когда казачки шли работать в свои сады или на виноградники, их сопровождали подростки с ружьями и охраняли, заняв сторожевые посты на высоких деревьях. Черкесы нападали в большинстве случаев открыто, но чеченцы бьши настоящие шакалы в деле засады и внезапных нападений. При малейшей оплошности казаков они появлялись, как из-под земли, мгновенно производили резню и хватали добычу: угоняли скот и лошадей, уводили в плен детей; чего нельзя было унести, они разрушали или сжигали. В темные ночи они подползали вдвоем, втроем под самые городки, вырезали кинжалами проходы в плетневой ограде и похищали волов и коров из закут. На такие проделки особенно были способны и неутомимы абреки, отпетые люди, бездомовники. По тревоге снаряжалась из станицы погоня, которая неслась за Терек, обыкновенно на один перегон доброго коня. Если не всегда, то и нередко погоня отбивала полон и добычу, но случалось, что она натыкалась на засаду, и тогда уж приходилось биться не на живот, а на смерть. Донимали казаков не одни чеченцы, но и ногайцы, кочевавшие по левой стороне Терека»21.

Жизнь в крепостях, подобных Моздоку и Кизляру, была поспокойнее — все-таки в крепости был большой гарнизон, на валах стояли пушки, но уже за пределы крепости выезжали с опаской, желательно большой колонной, с охраной и даже орудиями. Жизнь на границе закаляла молодых людей, вырабатывала в них отвагу, смелость и вместе с тем осторожность, осмотрительность. Общение с горцами требовало знания их психологии и обычаев. Кроме того, граница по Тереку, как и другие части южной границы России, была, как теперь сказали бы, «местом встречи цивилизаций», двух, а той больше миров, далеко не мирных между собой. С русской стороны шел довольно бурный процесс ассимиляции русских людей с народами Кавказа и Закавказья, по большому счету шло образование отдельного народа — казаков, с их особым менталитетом, обычаями и привычками. Линейное казачество всегда было открыто для всех — естественно, только принявших православие — и местных жителей, и выходцев из разных окрестных стран. Шел процесс ассимиляции кавказцев (что ни говори, но этот вполне нейтральный термин XIX века позволяет наиболее полно охарактеризовать жителей Кавказского региона) с пришлыми — русскими. Русские усваивали образ жизни и поведения на Кавказе, диктуемый особенностями рельефа, климата, обычаями других народов, заимствовали легкую и удобную одежду и обувь горцев, их великолепное оружие и удобное воинское снаряжение, осваивали их боевые навыки, умение обращаться с лошадью. Бурка, которую солдаты во время военных действий неизменно видели на Багратионе, осталась от времен его молодости на линии. Да и другие генералы и офицеры русской армии — и не только на Кавказе — любили это незаменимое «укрытие» от дождя и холода. Женщины линий также одевались в несколько видоизмененную одежду горянок; в станицах строили не русские деревянные дома, а мазанковые хаты, да еще с галереей и горскими устройствами. Там уже не было русских телег, а были арбы, которые тянули волы. Но при всем этом, как справедливо замечал М. К. Любавский, «русская стихия в природе казака и в укладе его жизни осталась преобладающей, и терские казаки, оторванные от Руси, на далекой окраине, оставались русскими людьми, которые сберегли свой язык, свои национальные традиции, свою веру и даже по-старому, до-никоновскому обряду»22.