Сергей Сартаков - Каменный фундамент

• Название: Каменный фундамент
• Автор: Сергей Сартаков
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1969

В повести «Каменный фундамент» рассказывается о молодом сибиряке Алексее Худоногове, охотнике, поступившем рабочим на лесозавод и навсегда полюбившем свою новую профессию. Алексей был участником Великой Отечественной войны, вступил в партию. Смекалистый, инициативный, не терпящий разболтанности и безответственности, он стал душой рабочего коллектива.

Его жена Катюша делит с ним все горести и радости, в самых тяжелых жизненных испытаниях сохраняя мужество и веру в победу добра. Само название повести как бы символизирует могучую основу, каменный фундамент нашего общества — рабочий класс. И этот символ относится также к прочности советской семьи, когда она основана на подлинной любви, дружбе и уважении.

---

Но Катюша больше не слушала. Одна тревожная дума владела ею: инфекция теперь занесена и в зимовье «У Дикого»… Нужно принимать немедленные меры. Какие? Из Н-ска завтра дать радиограмму в Алангер? Но сколько времени потом пройдет, пока из Алангера доберутся к зимовью? И неизвестно, что там сейчас происходит. Что же придумать? Что придумать?

Катюша не заметила, как оказалась одна над обрывом. Реки в темноте не было видно, снизу доносились только глухие всплески волн. Им было тесно средь камней, они метались от берега к берегу, сшибались друг с другом, ударялись в плоскую грудь утеса, отскакивали и вновь набегали и, разбиваясь в мелкие брызги, катились вниз… Вниз, к Алангеру…

— Екатерина Федоровна, что спать не ложитесь?

Позади нее стоял пилот. Катюша повернулась к нему:

— Завтра вы полетите один, Миша.

Он сдержанно рассмеялся:

— А вы пешком отсюда, что ли, пойдете?

— Я поплыву по реке, — сказала Катюша. — А послезавтра вы в Алангер за мной прилетите. Домой, прошу вас, зайдите ко мне, расскажите, и в горздраве тоже…

Она подробно все объяснила пилоту.

— Да как же вы одна по такой реке поплывете? — сердясь, замахал руками Миша. — Вы соображаете, что говорите?!

— Там люди, Миша. А лучше того, что придумала я, вам не придумать.

— А я и не буду.

— Ну, вы можете не думать, — резко сказала Катюша, — а я медсестра и должна думать. Дети могут погибнуть.

— Давайте я вас на самолете туда отвезу, — шумел Миша, — в камни, в чащу, в болото сяду. И то будет меньше риска для вас, чем одной на этой реке.

— Миша, не говорите глупостей. Я знаю, что делаю.

Утром, едва наметились первые признаки рассвета, Миша пошел к самолету.

Катюша, напрягая все силы, провертывала лопасти винта. Ей казалось, она не успеет отскочить — и тогда…

— Внимание! — кричала она.

— Есть внимание! — отзывался Миша.

— Контакт! — и, не дождавшись ответа, дергала винт, а сама отбегала в сторону.

Наконец мотор удалось запустить. Синяя струя дыма обволокла самолет. Миша посигналил рукавицей.

Все увеличивая обороты, работал мотор. Самолет дрожал, ветер от винта прижимал траву к земле. Казалось, еще немного — и он начнет вырывать ее. Миша отпустил рули высоты, и, встряхиваясь на кочках, машина покатилась по площадке. Мотор ревел все сильнее, дробя в горах гулкое эхо; самолет бежал прямо к кустам, словно стремился их протаранить, и вдруг отлого пошел вверх. Сердце Катюши замерло, когда самолет черкнул колесами по самым вершинам черемух и, навалясь на правое крыло, боком пошел к реке. Машина наконец вошла на крутом вираже в распадок и скрылась из виду. Долго после этого был слышен рокот мотора, — значит, летит, не упал! — и потом все постепенно затихло, как затихает звон струны, задетой в тишине неосторожной рукой.

Катюша поправила на голове платок. Уплывет она отсюда или не уплывет — ждать ее будут только в Алангере…

Первые лучи солнца, поднявшегося над цепью гор, застали Катюшу на реке. Ей не хотелось отбирать у хозяйки лодку, она настойчиво повторяла, что сможет уплыть и на «салике» — плотике, сколоченном из нескольких бревен. Но женщина решительно воспротивилась этому.

— Ты не знаешь, какая здесь река! В лодке и то не всякий сумеет уплыть. В первой шивере расщепает твой салик. И смотри «У Дикого» останься, одна не плавай, Костю дождись. Там, дальше-то, еще хуже… Избушку не проплыви: с реки она худо заметная.

И вот Катюша на узенькой, короткой, долбленной из тополя лодочке помчалась по бурно кипящей волнами реке.

У Катюши еще оставалась в памяти таежная азбука. Она помнила, что через шиверы нужно спускаться коротким берегом, через пороги — длинным и, скатываясь на крутых спадах воды, перерезать вал наискось, помнила, что на высоких волнах нужно грести как можно сильнее. Она помнила все это, но прежней сноровки не было, и Катюша совершала беспрерывные ошибки, лодка ее то и дело наполнялась водой.

А Чуна жадно втягивала ее в свое каменное горло, неслась в узкой щели меж гор со все возрастающей скоростью. Руки Катюши одеревенели от тяжелой работы веслом, болела спина, и не было возможности встать и распрямиться. Она с трудом выискивала минуты, чтобы вычерпывать берестяным ковшом воду из лодки.

Сперва ей казалось, что такая быстрина не может продолжаться бесконечно, горы раздвинутся, откроется широкое длинное плесо и можно будет сидеть, лениво оглядывая берега, петь песни и, выхватывая из воды весло, любоваться осыпающимися с него крупными светлыми каплями. Потом она смирилась с мыслью, что вплоть до зимовья «У Дикого» отдыха ей не будет.

Катюша впивалась взглядом в каждый новый поворот, ища то место, где стоит избушка. Но избушки все не было, и в сердце закрадывалась тревога: не проплыла ли она мимо зимовья?

Хотелось есть. Тамара в дорогу положила ей кое-какие запасы и даже бросила в лодку железный котелок: «Как же можно без чаю!»

«Хорошо бы выпить кружку горяченького…» Она еще раз прикинула время. Можно позволить себе час на отдых. Попить чайку, влезть на гору, оглядеться. А вдруг она проплыла зимовье?.. Как будет потом вверх подниматься?..

Катюша направилась к берегу.

Течение тянуло лодку в самые буруны, и Катюша едва успевала выруливать. Острые камни теснили со всех сторон. Стиснув зубы, Катюша ворочала веслом из последних сил. Успела оттолкнуться раз, другой…

Вдруг лодка ударилась носом в валун, струя воды хлестнула через борт, и, прежде чем Катюша успела что-либо сообразить, лодка перевернулась.

Волной Катюшу выбросило на камень. Одной рукой она ухватилась за его острую верхушку, другой успела схватить чемодан. Лодка, словно оглушенная взрывом гигантская рыба, выставив желтое брюхо и встряхиваясь на камнях, уходила все дальше и дальше. Сузившимися глазами Катюша смотрела, как мелькнули черные края лодки, потом приподнялось ее желтое брюхо, накатился высокий вал — и все исчезло.

То вброд, то вплавь, избитая о камни и мокрая до нитки, Катюша выбралась на сушу. Раскрыв чемодан, перебрала инструменты, вытерла их ватой, сохранившейся сухой в плотной обертке, размокшие медикаменты выбросила. К счастью, самое нужное уцелело.

«Ну, а теперь куда?»

Перед нею катилась пустынная, бурная река, за спиной громоздились высокие острые горы. На их склонах из-под разорванного местами тонкого слоя земли выступали голые серые скалы. Кое-где на утесах лепились низкие коряжистые сосны, находя для своих корней в безжизненном камне влагу.

Мелкий щебень посыпался, когда по крутому откосу горы Катюша стала взбираться вверх. В кровь исцарапав лицо и руки, она преодолела самую трудную крутизну и остановилась перевести дыхание на небольшой площадке. Внизу белопенной живой дорожкой кипела река.

«Хочешь, Катенька, чаю?»

И острая жалость к себе, вместе с чувством потерянности и одиночества, охватила ее. Ни жилья, ни тропы, ничего. Дикая, первозданная тайга. Плачь, кричи — никто не услышит, никто не придет. Завтра за ней прилетят в Алангер на самолете. К вечеру станут ждать дома. Старший Василек будет сидеть с невеселым личиком, прислонясь к плечу деда. Маленький будет плакать, капризничать, он привык засыпать на руках матери. Когда его, горяченького, прижмешь плотнее к груди, слышно, как тонко и остро бьется его сердечко…

Катюша прикусила губу, зябко повела плечами — как неприятно прилипло к ней мокрое платье! — и стала взбираться дальше. Наконец она достигла гребня горы. Отсюда река казалась ручейком и на много километров в любую сторону открывался широкий вид. Катюше представилось, что она снова на самолете: то же знакомое ей зеленое море безбрежно расстилалось перед нею, тот же слепящий глаза диск солнца низко стоял над горизонтом и так же обжигал лицо и плечи холодный горный ветер. Вдали, на южной стороне, чуть заметной голубой линией отмечались нетающие снежные вершины Саянского хребта — перевалы Ергик-Таргок-Тайга. Были бы крылья, и тогда эти распростершиеся внизу дремучие темные леса, словно зеленые лужайки, побежали бы назад. Но Катюша стояла на голой, источенной дождями и ветрами скалистой площадке, и сразу же, ступи каких-нибудь два десятка шагов, начинался непроходимый бурелом. Камни, обросшие мхом и лишайниками, загромождали склоны гор, мелкий кустарник сплетался намертво густыми, жесткими ветвями, а в глубоких лощинах залегли трясины, топкие болота. Такой была тайга, если смотреть на нее не сверху, а снизу, если не лететь над нею на самолете, а идти шаг за шагом по ее земле, преодолевая тысячи препятствий.

«Куда же идти? Направо, налево?»

Таежный опыт подсказывал:

«Ты не слепая, ты не могла проплыть зимовье».

И тут же ей словно бы кто-то возражал:

«А если это случилось?.. Припомни: был крутой поворот, желтый утес, за утесом узкая падь, заросшая кустами. В этих кустах стоит зимовье!.. Тебе не хотелось там причаливать к берегу, казалось слишком скоро. Ты полагалась еще и на свою память, когда здесь девчонкой когда-то проезжала с отцом. Ну что ж… что скажет теперь твоя память?..»