Александр Шубин - Мифы Советской истории

• Название: Мифы Советской истории
• Автор: Александр Шубин
• Жанр: История

Эта страна проклята и ославлена. Эта эпоха объявлена самой страшной в истории России. Ее достижения приказано вычеркнуть из памяти. Ее герои густо замазаны грязью.

Заслуженно ли? Стоило ли менять парадные советские мифы на грязные антисоветские? Не поменяли ли мы, как говорится, шило на мыло?

И что в этих легендах было правдой, а что — безусловная ложь?

Q.A. Полная авторская версия. В сокращённом виде издавалась под названием "10 мифов Советской страны".

---

Восстание павловцев не только показало пример солдатам гарнизона, но и поставило перед ними дилемму — будут ли "зачинщики" "страдать за правду" или их можно "выручить". Можно ли довести дело павловцев до победного конца? Этот вопрос обсуждался в казармах в ночь с 26 на 27 февраля. Унтер-офицер Кирпичников (студент, призванный в армию в 1915 г.) сумел убедить солдат Волынского полка восстать. 27 февраля армия стала переходить на сторону революции. Волынцев поддержали павловцы, решившие "выручать" вчерашних бунтовщиков. Восставшие полки двинулись к центру. Сопротивление им было оказано только вокруг Невского проспекта. Верные правительству части отходили в к Зимнему Дворцу и Адмиралтейству. Пытаясь приостановить развитие "мятежа", Хабалов направил в район Литейного проспекта отряд полковника А. Кутепова численностью около 1000 штыков. Однако этот отряд быстро смешался с восставшими. Солдаты не хотели стрелять «по своим» ради сохранения самодержавия. И в этом была главная причина и восстания, и его успеха в Петрограде. Салонные заговорщики на время оказались на обочине истории.

Эмигрантский историк Г.М. Катков склонен преувеличивать роль либеральной пропаганды Гучкова среди офицерства, полагая, что «этим можно объяснить поведение офицеров во время восстания 27 и 28 февраля»[79]. Но за этой гипотезой нет фактов, доказывающих, что восставших офицеров распропагандировал именно Гучков и его группа. Мифотворцы просто не понимают разницы между переворотом и восстанием. При перевороте солдаты делают то, что им приказывают офицеры-заговорщики. В условиях восстания его участники действуют более сознательно, под влиянием своих побуждений (может быть и эмоциональных, но не слепых). Солдаты 26-28 февраля действовали сами, подчиняясь только тем офицерам, которых считали революционерами. К остальным офицерам они относились враждебно как к представителям режима.

* * *

Восставшие войска освободили политзаключенных, в том числе рабочую группу ВПК во главе с К. Гвоздевым. Эта группа и не собиралась выполнять указания главы ВПК Гучкова. «Гвоздевцы» ничего не обещали либералам, и теперь делали то, что и должны были делать социалисты: включились вместе с другими социал-демократами и эсерами в создание Совета, противостоящего буржуазии.

Рабочие и левые активисты не были сторонниками социального хаоса и понимали, что движению требуется организация. Иначе события так и могли остаться всего лишь хлебным бунтом. 23-24 февраля проходили совещания представителей рабочих организаций и социалистических партий. На них возникла идея обратиться к опыту 1905 г. и создать Советы рабочих депутатов[80]. Временный исполнительный комитет Совета, который, пополнившись уже избранными депутатами, приступил к организации выборов в Совет по всем заводам. Днем 27 февраля Совет уже проводил свое первое заседание, посвященное организации порядка, военных действий и снабжения войск. Одновременно временный исполком Совета "принял экстренные меры к организации продовольствия для восставших, отбившихся от казарм, распыленных и бездомных воинских частей," — вспоминал член исполкома Совета Н. Суханов[81]. Таким образом, "Таврический дворец превращался не только в боевой штаб, но и в питательный пункт. Это сразу создавало практическую связь между "Советом" и солдатской массой," — отмечал Ольденбург[82]. Вскоре Совет стал пополняться представителями восставших частей.

В исполком прошли прежде всего известные рабочим лично лидеры левосоциалистических группировок, а также те, кто удачно выступил на первом заседании Совета. 28 февраля состав исполкома был дополнен представителями (в большинстве своем более умеренными) революционных партий.

Совет действовал решительно. Он приказал изъять все имеющиеся запасы муки и пустить их в хлебопекарни[83]. Хранить их дальше не было смысла — либо к городу подойдут уже направленные эшелоны с хлебом, либо разразится голод.

Так в городе возник новый орган власти, тесно связанный с предприятиями, восставшими частями, революционными партиями и организациями рабочих. Теперь речь шла не о бунте и не о политическом перевороте, а о борьбе широких социальных слоев за власть с целью изменения самих принципов формирования социально-политической системы страны, то есть о социальной революции. Но революция — это не синоним хаоса и чистого разрушения. Революция рождала свою организацию, центрами которой были советы.

Дума не противостояла Совету, а пыталась опереться на его авторитет. Совет создал продовольственную комиссию, и «исполнительный комитет Государственной думы» присоединился к этому начинанию, согласившись поставить свой «лейбл» после наименования Совета. Комиссия стала именоваться «продовольственная комиссия Совета рабочих депутатов Петрограда и Исполнительного комитета Государственной Думы»[84].

Конечно, влияние Думы на ход революции оставалось очень значительным. Так, 28 февраля Петропавловская крепость перешла на сторону революционных сил только после того, как представитель ВКГД переговорил с комендантом[85]. Но влияние депутатов было только моральным. Конкретных военных сил у них не было. За одним исключением — группы эсеровских "боевиков" были у А.Керенского.

Пользуясь своим внезапно возросшим влиянием, Керенский пытался максимально снизить издержки революции. Он бросил лозунг: "Государственная Дума не проливает крови", который спас многих деятелей старого режима[86].

Дума, оставаясь символом движения, не контролировала его. Бунтующие солдаты и жители иногда убивали полицейских, особенно после того, как распространились слухи, что полицейские с крыш стреляют по толпам из пулемета. Но среди демонстрантов действительно было много жертв, кто-то по ним стрелял. 28 февраля "движение перекинулось в окрестности столицы. В Кронштадте оно приняло особенно кровавый характер: восставшие матросы убили адмирала Вирена, десятки офицеров были истреблены, остальных заточили в подземные казематы"[87]. Инициаторами бойни были матросы-арестанты, обозленные на офицеров. Совет и Дума послали делегацию в Кронштадт, и резня прекратилась.

И бескровность Февральской революции, и паталогическая жестокость революционеров — однобокие мифы.

* * *

Когда правительство было разогнано восставшими, в ночь на 28 февраля, ВКГД уведомил командующих фронтами, что «правительственная власть перешла в настоящее время к Временному комитету Государственной Думы». Генералы не приняли никакого участия в свержении действующего правительства. Так что пока никаких признаков их участия в «перевороте» не было.

28 февраля сопротивление сторонников старого режима в столице практически прекратилось. "Государственная Дума стала символом победы и стала объектом общего паломничества"[88], — вспоминал Милюков. Лидеры ВКГД выступали перед революционными частями, призывая их к дисциплине и подчинению офицерам. 1 марта войска были приведены в порядок, но только подчинялись они теперь только «революционным» указаниям. Действия депутатов в этих условиях направлены не на разжигание революции, а на прекращение конфронтации.

Затем выяснилось, что воинские части, присягая на верность Думе, реально подчиняются Совету, с которым они были связаны организационно через своих делегатов. Тем более власть Совета распространялась на рабочих, которые выполняли распоряжения депутатов только в том случае, если на это имелась санкция Совета[89]. Опираясь на организованные революционные силы, Совет фактически взял власть в столице в свои руки.

Чтобы перехватить влияние у радикалов, Родзянко под давлением депутатов решился наконец подобрать “валявшуюся на мостовой” правительственную власть. Но, понимая, что это означает открытое участие в "мятеже", он был готов взять власть при условии, что члены ВКГД будут "безусловно и слепо" подчиняться его распоряжениям[90]. Никаких обязательств ему, впрочем, никто не дал, но вопрос формирования нового правительства встал в повестку дня. М. Родзянко и не подозревал, что лидеры господствовавшего в Думе либерального "Прогрессивного блока" уже готовят другую кандидатуру в премьер-министры — более мягкого и уступчивого лидера земского движения князя Г. Львова. Такой премьер, а не "диктатор" М. Родзянко, и был нужен вождям думского большинства.

* * *

Но очевидно, что победа революции в Петрограде еще не означала успеха в масштабе страны. По мнению депутата А. Бубликова, "достаточно было одной дисциплинированной дивизии с фронта, чтобы восстание было подавлено. Более того, его можно было усмирить простым перерывом железнодорожного движения с Петербургом: голод через три дня заставил бы Петербург сдаться"[91]. Это мнение авторитетно — ведь именно Бубликов и его сотрудники обеспечили поставку продовольствия в столицу. Но по той же причине у Бубликова есть мотив драматизировать ситуацию. Устроить голод в столице империи — значило только ожесточить ее жителей, вызвать к ним сочувствие провинции. Но все же: могли ли генералы оперативно подавить восстание в столице? Если могли — почему не подавили? Нет ли здесь признаков заранее продуманного заговора?