Владимир Куценко - Тревожные будни

• Название: Тревожные будни
• Автор: Владимир Куценко
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1977

Шесть десятилетий стоит на страже порядка и законности советская милиция. В сборник вошли повести, рассказы и очерки о буднях нашей милиции. Писатели и журналисты в увлекательной форме рассказывают о мужестве и героизме следователей, работников уголовного розыска, рядовых и офицеров Министерства внутренних дел в борьбе со спекуляцией, расхищением социалистической собственности, за строгое соблюдение правопорядка.

---

Майор Головко спокойно слушал лейтенанта. Захаров ожидал, что начальник рассердится, прикрикнет на него. Но тот вдруг улыбнулся своей скупой, строгой улыбкой и сказал:

— Ну-ка садись, лейтенант! Садись вот сюда, рядом со мною!

Удивленный Захаров, все еще разгоряченный и взволнованный, присел на краешек стула.

— Слушай меня! — снова заговорил майор. — Ты знаешь — наши законы беспощадны к убийцам. В подобных этому случаях убийства обычно бывает один приговор — расстрел. Так вот, как бы ты себя почувствовал, если вдруг узнал, что по твоей вине к расстрелу приговорен невиновный?

— Я не понимаю вас, товарищ майор! Улики доказывают...

— Улики, лейтенант, всегда безлики и бесчувственны. Они могут быть использованы и для сокрытия действительного виновника преступления. А вот мы обязаны уметь взвешивать эти улики. Мы должны обращаться не только к уликам, но и к разуму и, если хочешь знать, к чувствам... Мы не можем допускать ошибок, потому что любая наша ошибка — это трагедия, трагедия для общества и отдельных граждан... Такова наша ответственность. Вот послушай теперь мою версию и доказательства...

В тот же вечер лейтенант Захаров выехал в Белоруссию.

А в комнату звеньевого лесопитомника Семена Федоровича Канцевича был подселен другой жилец — дюжий, добродушный хлопец, зачисленный механиком на автобазу лесхоза...

* * *

Лейтенант Захаров вернулся в станицу через пять дней и прямо с автобуса пришел в райотдел. В дежурной комнате опять был только сержант Нагнибеда.

— Вернулся, Владимир Сергеевич?! — радостно приветствовал он своего квартиранта. — Домой заходил? Завтракал?

— Нет, Семен Петрович, я прямо с автобуса, — сдержанно ответил лейтенант.

— Так сходил бы позавтракал...

— Не хочется, Семен Петрович...

Сержант Нагнибеда встревожился: лейтенант Захаров выглядел суровее и старше того парня, который всего пять дней назад уезжал в командировку.

— Случилось что-нибудь, Владимир Сергеевич?

— Нет, ничего особенного не случилось, Семен Петрович... — Лейтенант вздохнул и сел на скамейку. — Случилось только одно: лейтенант милиции оказался шляпой...

— Да что вы говорите, Владимир Сергеевич?! Да зачем же так? Рассказывайте, что у вас случилось? — Сержант Нагнибеда присел рядом с Захаровым.

— Потом, Семен Петрович! — устало ответил лейтенант. — Потом! Сейчас мне следует подготовиться к серьезному разговору с майором...

— Ну ладно-ладно! — согласился сержант.

Лейтенант Захаров откинул голову и утомленно прикрыл веками глаза. В памяти всплывало все пережитое за эти пять дней...

...Доводы майора Головко тогда не убедили его. Собственная версия казалась стройной и верной. Следы на столе? Да мало ли откуда и зачем появился третий след! Может быть, его оставил тот же Канцевич. Выброшенный стакан? Его мог выкинуть Иван Свиридов, охваченный пьяной злобой против Канцевича...

До Минска лейтенант Захаров летел на самолете, а оттуда за два часа добрался автобусом до тихого белорусского села, затерявшегося в лесах.

Местный участковый инспектор милиции — тоже молодой лейтенант — угостил его обедом и повел к бывшему командиру партизанского отряда Цыганкову. По дороге Захаров обратил внимание на то, что в селе не было старых зданий.

— Все у нас было сожжено фашистами, все построено заново! — пояснил лейтенант. И дополнил: — До оккупации в селе жило триста пятьдесят человек. Уцелело сто пятьдесят. Двести были расстреляны и замучены фашистами...

Бывший командир партизанского отряда оказался высоким, худым стариком, еще сохранившим военную выправку. Он попросил двух лейтенантов милиции минутку подождать в саду, за вкопанным в землю столом, а сам, чуть прихрамывая, прошел в дом. Вернулся Цыганков минут через десять в полковничьей форме с пятью орденами и десятком медалей, позвякивающих на груди.

Оба лейтенанта вскочили со скамьи.

— Садитесь! Чем могу служить? — суховато и официально спросил Цыганков. Узнав, в чем дело, он кивнул коротко остриженной седой головой: — Покажите фотографию!

Он надел очки.

И при первом же взгляде на фото Канцевича старый полковник утратил всю свою выдержку. Кровь прихлынула к его лицу, карточка в руке задрожала.

— Он! Это он! — хрипловатым голосом выкрикнул Цыганков. — Это же провокатор, гестаповский палач Семен Фокин! Из-за него был почти полностью истреблен наш отряд. На его совести десятки, если не сотни, замученных советских людей...

Полковник швырнул фотографию на стол и инстинктивным движением вытер руки платком.

Потом в садик пришли еще какие-то немолодые мужчины и женщины. Со слезами и гневом они рассказывали о пытках и издевательствах, о сожженых заживо женщинах и детях, о попавших в руки карателей партизанских разведчиках, которых на лютом морозе обливали водой, пока они не превращались в ледяные статуи. И организатором всех этих зверств был один негодяй — сотрудник гестапо, командир банды карателей Семен Фокин.

— Его следует судить здесь, в нашем селе! — горячился Цыганков. — Этот негодяй значится в списках военных преступников...

В Минске подтвердили все данные о предателе Фокине.

Когда лейтенант Захаров возвращался из командировки, его все время не оставляла мучительная мысль: ведь если бы не майор Головко, если бы следственные и судебные органы приняли предложенную им, лейтенантом Захаровым, версию!.. Что бы тогда было? Пострадал бы невиновный... А гестаповский палач, предатель и убийца — он бы избежал наказания из-за его, лейтенанта Захарова, трагической ошибки...

Резко хлопнула входная дверь. В коридоре послышались знакомые уверенные и неторопливые шаги. В дежурку вошел майор Головко.

— Товарищ начальник! — вскочил со скамейки лейтенант Захаров. — Ваше распоряжение выполнено. Разрешите доложить...

— Ладно, лейтенант! — отмахнулся Головко. — Идемте ко мне... — Он прошел в кабинет и указал лейтенанту на стул: — Садитесь...

Потом неторопливо прошел к окну и распахнул его.

Лейтенант внимательно следил за каждым движением начальника. И ему показалось, что сейчас он впервые разглядел майора Головко. Это был все тот же уже немолодой, круглолицый, полнеющий здоровяк, с невыразительным, словно застывшим лицом. Маленькие, зоркие глазки майора остро, пытливо смотрели из-под рыжеватых бровей, а легкая полуулыбка, которой он встретил лейтенанта, показалась и лукаво-приветливой, и спокойной.

— Ваша версия полностью подтвердилась, товарищ майор! — четко, открыто глядя в глаза начальника, доложил лейтенант. — Я со своей версией оказался верхоглядом и заслуживаю наказания...

— Так уж сразу и наказания! — усмехнулся майор. — Разве ж в наказании дело? Рассказывайте, что вам удалось установить?

— По фотографии Канцевича, предъявленной мною, местные белорусские органы власти и бывшие партизаны опознали военного преступника, провокатора и гестаповского палача Фокина. Под фамилией Канцевича Фокин был заслан в партизанский отряд,и навел на него фашистских карателей. Затем он был следователем гестапо, командовал карателями. Лично вел изуверские допросы захваченных партизан. Все это подтверждено соответствующими документами и фотографиями.

Лейтенант Захаров положил на стол папку. Майор Головко несколько минут перелистывал подшитые в ней бумаги, рассматривал фотографии. Потом он решительно кивнул головой:

— Ну что же, лейтенант! Доводите дело до конца. Сейчас обеспечим ордер на арест Канцевича-Фокина. Вы не устали?

— Нет, товарищ начальник! — горячо откликнулся лейтенант Захаров. — Я сам хотел просить вас...

— Ну вот и хорошо... Через часок езжайте в поселок лесхоза. В задержании вам поможет старший сержант Николенко — он живет в одной комнате с Канцевичем... — Майор улыбнулся и весело подмигнул лейтенанту: — Можно сказать, что старший сержант Николенко, как добрая няня, заботился эти дни о Канцевиче — следил, чтобы не заблудился в лесу и не исчез из поселка... Но все же будьте бдительны — зверь хищный, стреляный...

— Ясно, товарищ майор! Разрешите выполнять?!

— Действуйте!

Милицейский газик появился в поселке лесхоза в седьмом часу вечера, когда солнце уже опускалось к горам и синие длинные тени протянулись от тополей, росших возле общежития. На деревянных ступеньках крылечка с гитарой в руках сидел круглолицый, широкоплечий парень и терзал гитарные струны. Чувствовалось, что парня томит лютая скука. Пощипывая струны, он недовольным голосом, с самым мрачным видом напевал:

Ой ты, милая моя,
Ой ты, милая!..

Парень увидел подъехавший газик и выходившего из машины лейтенанта милиции.

Уезжаю нонче я
В очень дальние края! —

лихо рванув струны, с залихватским, веселым видом пропел парень.

На парне была надета какая-то невозможно пестрая рубаха, заправленная в синие штаны — «техасы», на затылке торчала лихая кепчонка. Лейтенант Захаров с трудом узнал в гитаристе всегда подтянутого старшего сержанта, секретаря комсомольской организации райотдела.