Ахто Леви - Посредине пути

• Название: Посредине пути
• Автор: Ахто Леви
• Издательство: Издательство «Современник»
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-270-00732-0

Имя Ахто Леви известно читателю по его книгам: «Записки Серого Волка», «Бежать от тени своей», «Улыбка Фортуны». Новый роман «Посредине пути» прямое продолжение прежних его книг. Это монолог человека, который вспоминает свою прежнюю непутевую жизнь, годы тюремного заключения и скитаний, людей, встреченных на жизненном пути.

---

— Говорят, водка подорожает, — отвечает тот, — в два раза. Ведь новое руководство…

Действительно, люди выходят с полными сумками водки и «бормотушки» — кто что тащит, но тащит много. Это смешно, на всю жизнь все равно не запасешься.

Можно было идти дальше, но пока я остановился поинтересоваться, сзади меня уже стояло человек десять, я даже не обратил внимания, что кто-то ко мне с вопросом обратился: вы последний? А теперь я был уже не последний… Да и настроение было соответствующее. Так что я остался в очереди, раз уж так случилось…

Я начал соображать, сколько у меня с собой денег, сколько вообще (в заначках на хуторе) и сколько надо взять бутылок, чтобы ночью не искать. Таймо говорит, что так или иначе, если я начал, то не меньше пяти-семи уйдет… А сразу столько брать… жалко денег, ведь есть надежда, что, может быть, столько не понадобится, может, и одной хватит, а если вдруг хватит, а я куплю семь, значит, их надо будет выпить, дабы их существование не смущало в дальнейшем.

Очередь продвигается, я калькулирую: так? Нет — лучше иначе. А если. И — вплоть до упора, когда продавщица спрашивает: «Вам что?»

— Десять… Да, мне десять штук.

Все, отрубил. Оправдаться в своих глазах всегда можно: старику Роберту тоже надо повезти, рассуждаю, иначе обидится, и я знаю, он хочет. Что ему еще осталось в жизни, какие радости? Мне же не жалко. До осени дотяну, там в колхоз пойду базарным воробьем сделаюсь, заработаю.

Да, не жалко, тем более, что мне до его возраста далеко. Если вообразить, то я где-то посредине длинной дороги, именуемой жизнью. Старик к концу приближается, а мне пятьдесят пять. Отсюда мне видны оба конца. Когда был молод, я тоже общался с пожилыми — разве тогда не мог увидеть и понять их близость к концу дороги? Нет, не мог.

Тогда это представление было очень абстрактным. Я не осмысливал, не ощущал частого одиночества пожилых, их трагедии, когда старость связана с одиночеством. Лишь теперь, живя у Таймо, начинаю понимать, что такое безнадежность. Старому учителю Густаву повезло: до самого конца с ним была Таймо, не покинула его для собственного возможного счастья; по ведь он ее сам воспитывал и внушил своему ребенку такую к себе привязанность, такую преданность, что в итоге ребенок сам к старости остался одиноким. Как сделать, чтобы не было на свете одиноких людей? Кто-то ведь позаботился о том, чтобы деревья не росли до неба, а чтобы люди не были одиноки — не догадался.

— Ты к нам? — спросил меня какой-то тип, едва я вышел из магазина. Незнакомый, но меня знает. Вероятно, посланец бункера, в руках мешок солидный. Они меня все знают, я же их — мало кого. Странно, конечно.

— Да нет, мне тут в одно место надо.

Я не расположен ни с того ни с сего идти поить людей, которых на улице не узнаю даже. Хотя на самом деле именно так я всегда и поступал, когда к ним приходил, то есть угощал из собственного кармана. Но сейчас пойду к Таймо. Выпью, но один. Говорят, один способен пить лишь законченный алкоголик. Ну и что же, пусть говорят. Законченный или не законченный, но если бы я всю жизнь пил один, скольких бед избежал бы!..

Народу-то сколько! Можно подумать, действительно сухой закон грозит, полгорода сбежалось. И тащат мешками. Джек Лондон писал, что основная причина алкоголизма — его доступность. Я сам сказал в предыдущей книге, что алкоголь доступен фактически всем: старым, молодым и в любое время. Но я очень хорошо помню послевоенные годы в Эстонии — спиртное любого названия продавалось всегда и везде свободно, чуть ли не в газетных киосках в розлив, не говоря о четвертинках, по никто не штурмовал торговые точки, не было за водкой никогда никаких очередей, а ведь была она дешева; пили ее более или менее случайно; во всяком случае, такой массовости не наблюдалось. Сегодня о чем говорят мужчины, парни, юноши и даже очень часто подростки, встречаясь на улице? То и дело слышишь о том, что «было вчера»: сколько пили, что пили, как пили, кто был. Употребление алкоголя выросло в своеобразную массовую питейную антикультуру, в стихийное бедствие. А мне в некоторых отдельных печатных органах некоторые отдельные стыдливые товарищи пытаются внушить, что неправильный у меня подход и неверно я оцениваю ситуацию, мы в нашем государстве живем не так, как живем, а совсем иначе — так, как мы должны жить… Что же, нет смысла доказывать обратное, нет смысла упорствовать, а в этом меня пытался убедить даже старик Роберт, про которого Тийю говорила, что он якобы был в бандитах.

— В жизни, если ты не гнешься, — сказал он однажды, — то сломаешься.

Может, сказанное не лишено смысла, только старость — не защита против глупости. Но если, по представлению стыдливых, мы (стало быть — мы все) живем так, как должны жить, то ко мне это, видимо, отношения не имеет, я-то живу так, как живу… Кто я такой, чтобы стараться выглядеть лучше, чем я есть?

Притащился я наконец со своими пластиковыми пакетами с водкой на Пуйестее, так никого из знакомых и не встретив.

Здесь первым делом надо было основную часть добычи спрятать. Таймо, конечно, ничего не скажет, если увидит такую батарею, но… от самого себя, ибо, если я про запасные забуду, они могут сохраниться. Если же будут стоять перед глазами выстроившись, то старику Роберту может и не достаться.

Откладывать в долгий ящик мероприятие не стоит, и главным образом потому, что ужасно опять начала болеть рука. Еще когда помогал вытаскивать мотоцикл, боль здорово плечо резанула; когда со шнурком возился — тоже, а теперь от тяжести мешков с бутылками не только рука и плечо — в желудке тошнота образовалась и сердце ни с того ни с сего начало пропускать удары. Это от предчувствия необходимости проглотить отвратительную жидкость, которой организм уже давно не хочет. Чтобы его заставить смириться с положением, есть только один способ: выпить сразу полный до краев стакан. Сначала наберешь в легкие воздуха побольше, потом выдохнешь, потом большими глотками пьешь, стараясь при этом не дышать, чтобы не почувствовать запаха, и так (осторожно, чтобы не попало в дыхательное горло, а то целый час будешь чихать, слезы лить и сопли вытирать) выпьешь до дна.

«Удовольствие» жуткое… Схватишься за живот и застонешь. Некоторые нюхают хлеб — бесполезно. Это только нормально пьющим помогает, тем, которые пьют от радости, но тем, кто от плохого настроения, — им хлеб нюхать толку нет. Лучше всего луком или соленым огурцом заесть. Потом ложись и жди. Немного, минут десять-пятнадцать. Как только наступает тепло, можешь добавить; ты победил, ты укротил свой строптивый организм, все равно как ковбой мустанга. Больше он не рыпается, хоть керосин в него вливай. Он тебе за это насилие отомстит потом, когда протрезвеешь. Он ведет себя, как иная умная жена: когда ты в состоянии опьянения, она с тобой не связывается, ведет себя послушно и ласково, не противоречит; но потом, когда буря минует, она тебе потихоньку расскажет, как ты себя вел, какую плел ерунду, как хвастался, как слюни распускал или даже уписался… А пока…

Половина от одной десятой уже употреблена, с организмом полное согласие. Он как будто уже участвует в игре, и настроение заметно улучшается, появляется полет фантазии. А вообще-то все явления жизни становятся ясными до того, что необходимо в наплыве свежих чувств с кем-то поделиться, надо пообщаться. Действительно, что за дурак будет в одиночестве глушить водку, когда рядом, во всяком случае недалеко, находится бункер и там люди. Конечно, бункер — не клуб. И люди там вращаются все из числа экс…

Но что поделать? Есть в городе один мой знакомый доктор наук, очень порядочный человек. Раньше был общительным, выпивал, но он находился в Москве в отделении реанимации почти полгода, откачивали его там, сердце не хотело работать, и теперь он не в счет.

Можно отыскать Сависаара — человек умный и порядочный, хотя имеется в наличии двоеженство. Но почему эстонцу предосудительно то, что позволительно какому-нибудь африканцу, — у них там по пять-шесть жен. Чтобы содержать две семьи и их детей, нужна немалая отдача сил и времени, даже если жены сами еще работают.

Есть другие разные люди, но они все больше из непьющих. Один, правда, имеет огромную коллекцию зарубежных и наших коньяков, вин, ликеров, водки — полтысячи бутылок наберется. Но он не пьет совсем, изредка угощает начальство. Спрашивается: зачем ему это? Ради осознания собственной особенности: у него навалом, а ему не надо, тогда как те, кому надо, и достать-то не все способны… Но, по-моему, это все равно, что импотенту гарем. Одним словом, нечего мне скрягой быть, надо взять в качестве пропуска бутылочку и отправиться в бункер. Беру две, одну поставлю им на стол, другую на всякий случай подержу в сумке.

В бункере полно, дымно, мужиков человек шесть и две «дамы», одна из них гражданская жена владельца квартиры. Он, как уже сказано, сторож, она моет посуду. Она от него уже семь раз уходила из-за несходства характеров, столько же раз возвращалась из-за сходства.