Шарль Монселе - Женщины-масонки

• Название: Женщины-масонки
• Автор: Шарль Монселе
• Издательство: ОГИЗ
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-88274-012-6

Возникшее в начале XVIII пека в Англии религиозно-этическое движение – масонство – получило распространение во многих странах. Эта тайная организация ставила своей целью объединение людей на основе равенства, взаимопомощи и верности. В масонские ложи женщин не принимали, и с течением времени женщины создали свои масонские ложи.

В романе «Женщины-масонки» Шарля Монселе (1825-1888), известного французского романиста, талантливого восприемник литературных принципов А. Дюма, речь идет о тайной организации женщин-масонок, незримо опутавшей своей страшной сетью всю Францию – от великосветских салонов до рабочих кварталов. В эту сеть, добровольно или волею судеб, попадают герои романа. Всевозможные приключения, любовные истории, заговоры, поединки составляют содержание книги. Весь роман пронизан мотивом женской мести, которую осуществляет эта мощная масонская организация.

На русском языке произведение Шарля Монселе печатается впервые.

---

– Нервны, и ничего больше. Они точно так же будут проливать слезы о своем спаниеле, как и о своем возлюбленном. Это – пристрастие, а не подлинная страсть. Поверьте мне: именно в гамме чувств больше, чем в какой-либо другой области, проявляется их абсолютная, их величайшая неполноценность. Ни малейшего представления о чести: ведь не кто иной, как женщина, помешает своему оскорбленному любовнику сразиться на дуэли. Ни малейшего великодушия: не кто иной, как женщина, заставит Латюда тридцать лет гнить в тюрьмах[25]. Никакой поэзии: перечитайте «Лавку древностей» и спросите себя, почему женщина полюбила уродливого карлика, а не какого-нибудь умного и красивого мужчину. Женская любовь! Полноте! Прежде всего она непродолжительна; если же она продолжительна, то это уж не любовь – это привычка, расчет или же тщеславие.

– Ну, хорошо… а возвышенная материнская любовь?

– Любовь пеликана к своим птенцам не менее возвышенна,– отвечал Филипп.

– А что вы скажете о легенде, в которой мать защитила детей от льва?

– Скажу, что самая благородная роль принадлежит здесь льву, пощадившему и мать, и детей.

Собеседник Филиппа не желал сдаваться; он привел еще один пример.

– Ваша ирония,– заявил он,– не может зачеркнуть преданность римлянки, кормившей своего отца[26].

– Вы правы; но я противопоставлю ей женщину, которая во время осады Парижа изжарила и съела своего ребенка.

Так как никто на это не возразил, Филипп Бейль продолжал свою речь:

– Все это я говорил о женском сердце. Стоит ли говорить о женском уме? Право, не стоит! Говоря об уме, мы упоминаем имена Ришелье, Бомарше, Вольтера; все прочие имена бледнеют рядом с этими именами… Женские способности? То, что сегодня делают женщины, завтра будет делать промышленность. Женская веселость? Да где вы видели веселую женщину? Веселых женщин вообще не существует. Женщина или шумна, или болтлива, или язвительна; веселой она не бывает.

Слушатели знаками выразили согласие.

– Большинство женщин умирает, достигнув критического возраста,– это подтверждается статистикой. И не кажется ли вам, что, если некоторые из них минуют этот возраст, судьбе угодно бывает доказать их очевидную бесполезность? В самом деле: какую печальную роль играют в обществе старые женщины! Это или сиделки, или болтуньи, или огородные пугала. Бабушка может заслужить любовь своих внуков лишь при условии, что карманы ее будут набиты пирожками; но ее допотопные взгляды на жизнь, равно как ее платья и чепчики, совершенно невыносимы.

– Бедные бабушки, да и вы тоже! – произнес чей-то голос, показавшийся Иренею знакомым.

– Хотите ли вы, чтобы я подвел итоги?– спросил Филипп.

– Хотим! Хотим!

– Дело в том, что я весьма далек от убеждений господина Легуве[27].

– Ба! – закричали присутствующие.

– Итак, вот какие выводы я сделал: женщина кое-чего стоит за свою привлекательность в молодости, за свою плодовитость в зрелом возрасте и ровно ничего не стоит в старости.

Единодушный смех был наградой этой грубой шутке.

Но, несмотря на это, один из слушателей рискнул возразить Филиппу.

– Та злоба, с которой вы рассуждаете о женщинах, говорит об одном из двух: либо вы от них много пострадали, либо вы от них много пострадаете,– заявил он.

Это был господин Бланшар.

При этих словах Филипп Бейль слегка нахмурил брови, но он зашел слишком далеко, что бы отступить, и к тому же он готов был дать отпор.

– Страдать из-за женщин! – поклонившись господину Бланшару, вскричал Филипп.– Это означало бы, что я признаю за ними серьезную роль в моей жизни, а я отнюдь так не считаю!

– Берегитесь! Философия самых великих и самых сильных рушилась от одного удара веером.

– Как? Те гиганты, которых я привел в пример, были истинными гигантами, и о них-то вы так говорите? Истинный гений всегда одинок! Гомер не делит свою славу ни с одной из женщин. Ньютон умер девственником. Судите сами: разве такие люди, как Христофор Колумб, Гутенберг, Шекспир, идут за триумфальными колесницами своих возлюбленных? А ведь это, я думаю, великие имена, это имена людей прославленных и сильных духом. Кого вы им противопоставите? Мольера? Но Мольер всегда брал перо в руки только затем, чтобы посмеяться над женщинами или проклясть их; его ум вечно был занят мыслью о том, как бы отомстить за его сердце. Данте? Он просто хотел посмеяться со своей девятилетней Беатриче. Петрарка? Ах, Боже мой! Петрарка! Да ведь он скорее гусь, чем лебедь!

– Все это шутки и парадоксы,– заметил господин Бланшар.

– А теперь скажу о себе. Я не позволяю женщинам останавливать меня или мешать мне. У меня есть только одно достоинство – моя мужская гордость, и я ревниво оберегаю все привилегии моего пола. Говорят, что любовь способна подвигнуть человека на великие дела; возможно, и так, но я от всего своего мужского сердца жалею мужчину, который способен совершить великое дело лишь на глазах у женщины. Дать сражение ради ленты или поцелуя, изобрести пароход в надежде на благосклонный взгляд прекрасных глаз – это проявление слабости, недостойной мужчины. И вот, я обещаю…

– Не обещайте!

– В таком случае я клянусь! – со смехом сказал Филипп.

– Я посоветовал бы вам не давать клятвы.

При этих словах глаза господина Бланшара засверкали, приняв какое-то странное выражение. Слова его становились все более и более язвительными. Присутствующие почувствовали, что разговор этих двух мужчин вот-вот превратится в ссору.

В зале уже воцарилась тишина.

Господин Бланшар первым нарушил молчание.

– Я постараюсь быть настолько вежливым, насколько это возможно в подобных обстоятельствах, когда скажу вам, что не верю, будто вы и впрямь избежали влияния женщины.

Начало было вполне определенным.

Филипп Бейль сделал резкое движение.

– О, будьте спокойны,– продолжал господин Бланшар,– я отвечу вам, и притом не щеголяя своей эрудицией.

– Весьма сожалею!– ухмыляясь, заметил Филипп.

– Мои аргументы не покоятся в могилах, именуемых энциклопедиями или же историческими трудами; они не мертвые, а живые, и в этом их преимущество.

– Я вас не понимаю.

– Я привык повсюду и во всеуслышание выражать свое мнение; вот почему уже полчаса я испытываю невыносимые муки, слушая вас. Всякий, кто меня знает, засвидетельствовал бы, что это самое страшное испытание, какому я когда-либо подвергался. Само собой разумеется, я отдаю должное и вашему блестящему остроумию, и вашему блестящему интеллекту; это совершенно бесспорно. Но дело в том, что ваши теории представляются мне тем более хрупкими, а ваши убеждения тем более легкомысленными, что мне достаточно произнести одно слово, нажать на одну пружинку, и вы тотчас же окажетесь в очевидном противоречии с самим собою.

– Говорите яснее, сударь,– отвечал обеспокоенный Филипп,– доселе вы говорили сплошными загадками.

– Будь по-вашему,– сказал господин Бланшар,– сейчас вы все поймете. Рядом с нами, в салоне мэрии, находится молодая женщина; она умна и красива, и все мы только что ей аплодировали: я имею в виду Марианну.

Филипп вздрогнул.

– Сударь, вы забываете…– прошептал он.

– Я ничего не забываю… Так вот, Марианна – я называю ее сценическое имя, имя уважаемое и прославленное,– связана с вами, как говорят, узами, которым завидует множество мужчин, но которые вы считаете весьма легкими, а главное, весьма непрочными. Говоря напрямик, Марианна – ваша любовница.

– Милостивый государь!…

– Здесь, как и повсюду, это общеизвестно.

– Довольно, сударь!– с яростью вскричал Филипп.– Есть темы для разговора, касаться которых должно было бы помешать вам простое приличие!

– Я только нажал на пружинку,– холодно возразил господин Бланшар.

Филипп сдержался; он стоял, опираясь на стол; теперь он отошел подальше и прислонился к камину, повинуясь потребности в движении, которое выражает сдерживаемый гнев.

Теперь он стоял лицом к лицу с господином Бланшаром.

– К чему вы клоните, сударь?– спросил он.

– Я хочу кое-что предложить вам.

– Я вас слушаю.

– Если то, что вы сейчас утверждали,– это всего-навсего игра ума, мое предложение покажется вам вполне естественным, и вы его примете как самую простую вещь на свете, как шутку времен Регентства[28]. В противном случае…

– Что в противном случае?

– В противном случае вы разгневаетесь, и ваш гнев неизбежно засвидетельствует, что я был прав в том смысле, что он сведет на нет ваши рассуждения о женщинах и ваши претензии на философию.

– Ближе к делу, сударь!

– Я уже подошел к цели, и последняя фраза этого предисловия нужна будет мне для того, чтобы извиниться перед вами, ибо в нем есть нечто старомодное и театральное…

Филипп Бейль пытался что-то прочитать в глазах господина Бланшара, хладнокровие которого постепенно начинало выводить его из себя, хотя и внушало ему уважение.