Анатолий Безуглов - Неотвратимость

• Название: Неотвратимость
• Автор: Анатолий Безуглов
• Жанр: Детектив

---

Князев что-то написал и протянул бумагу прокурору.

– Прошу оставить нас вдвоем,– попросил меня Рудов.

Увидев мое недоуменное лицо, он молча дал мне записку. «Буду давать показания только Рудову»,– было нацарапано корявым почерком.

Я встал, молча вышел из кабинета.

«Интересно получилось,– подумал я.– Бился, бился, и нате. А Рудов хорош: пришел, увидел – расколол! Будет теперь разговоров».

Впопыхах я забыл сигареты, но возвращаться в кабинет мне не хотелось.

– Дай-ка закурить,– обратился я к проходящему мимо Шуйдину, совсем забыв, что он некурящий.

Шуйдин молча развел руками.

– Ты что, тоже немой?! – не сдержавшись, заорал я на весь коридор.

– Валерьянки выпей,– спокойно пробасил Шуйдин. И пошел дальше.

Минут через сорок я все же не вытерпел и постучался в свой собственный кабинет. Князева уже увели Рудов по-прежнему сидел в моем кресле и задумчиво смотрел в окно.

– Ну? – не вытерпел я.– Что удалось узнать, Яков Тимофеевич?

Рудов молча протянул мне протокол допроса. На чистом листе бумаги была написана всего одна фраза1 «Я не виноват»,– и стояла размашистая подпись Князева.

– Что это значит? – я с удивлением уставился на прокурора.

– А то,– спокойно ответил Рудов, отбирая у меня листок бумаги,– что Князева придется из-под стражи освободить

– Как – освободить? Что за глупые шутки!

– Я вовсе не шучу.– Рудов строго посмотрел на меня.

– Вы что, действительно считаете, что он не виновен? А улики?

– Против Горбушина у вас тоже были улики, не так ли? – спокойно возразил прокурор.

– Но я не согласен с вами! – взорвался я.

– Принципиальность для следователя нужна не меньше, чем для прокурора, и все же, дорогой Сергей Васильевич, я очень прошу вас вынести постановление…

– О чем? О прекращении дела? Ни за что!

– А кто вам сказал, что дело нужно прекращать? Я предлагаю изменить меру пресечения: возьмите подписку о невыезде, но из-под стражи Князева освободите.

– Я буду жаловаться прокурору области.

– Это ваше дело.– Рудов встал с моего места и вежливо добавил: – Ваше законное право.

Взглянув на часы, прокурор направился к двери и уже у порога сказал:

– Извините, но меня ждут на заседании исполкома. К нашему разговору мы вскоре вернемся.

Я буквально кипел от злости. На каком основании Рудов решил выпустить из-под стражи Князева? Может быть, это тактический ход? Но почему тогда он ничего мне не говорит об этом? Неужели не доверяет?

Я бился, распутывая это дело. Вышел, как мне казалось, на верный путь. И вот я сейчас должен собственными руками отпустить щуку в реку, как в той басне. Скрепя сердце я сел и написал постановление об изменении меры пресечения. Когда этому постановлению был дан законный ход, я вызвал к себе Скирду и, ничего не объясняя, сказал, что мы изменяем меры пресечения к Князеву. По ошарашенному виду Скирды я понял, что освобождение Князева показалось ему, как и мне, совершенно неожиданным и необоснованным.

Начальник следственного отдела Мартиросян, к которому я обратился со своими подозрениями, ворчливо попросил не вмешивать его в это дело, сославшись на то, что ему скоро уезжать в длительную командировку.

В тот же день вечером, в одиннадцать часов, ко мне домой прибежал взволнованный Скирда и, утащив на кухню, возбужденно сказал:

– Только что в кафе «Георгин» видел Князева.

– Ну и что?– не понимая причины его волнения, спросил я. В том, что тот пошел в кафе, не было никакого криминала.

– Да, но с кем я его видел? – торжествующе блеснул глазами лейтенант.– С Рудовым,– не дожидаясь моего вопроса, выпалил Скирда.

– Как – с Рудовым? – уставился я на него.– Ты ничего не перепутал, часом?

– За кого вы меня принимаете, Сергей Васильевич? Ровно в двадцать ноль-ноль Князев вышел из гостиницы, и я решил посмотреть, куда он пойдет. Пошел прямым ходом в Черемушки. (В каждом городе есть свои Черемушки. У нас, в Зеленогорске, тоже есть район, носящий такое название.) Сошел с автобуса,– возбужденно продолжал Скирда,– и в кафе «Георгин», а там в отдельном кабинете его поджидал Рудов. Говорили они часа полтора. Потом Рудов ушел, а Князев посидел еще минут пятнадцать и тоже ушел, сейчас он в гостинице, лег спать, во всяком случае, свет в номере погасил. О чем говорили, сказать не могу – в кафе я не заходил, чтобы себя не расшифровывать, наблюдал с улицы через окно.

– Так,– только и мог проговорить я.

Надо сказать, что место для встречи было выбрано очень правильно. В это время года в кафе-мороженое «Георгин» почти никто не ходит. Его даже собирались закрыть из-за нерентабельности в зимний период. Значит, Рудову нужно было уединенное место для переговоров с Князевым. Но зачем? Неужели тот пообещал ему взятку? И он согласился?… На Якова Тимофеевича это не похоже. Тогда в чем же дело? Почему прокурор при столь явных уликах дал указание освободить Князева из-под стражи?

– Вот что,– сказал я Скирде,– ты Князева оставь пока в покое. Завтра с утра я поеду к прокурору области и обо всем ему доложу.

– Как вы думаете, Сергей Васильевич, почему Рудов встретился с Князевым?

– Если бы я знал, Валерий! Чего мы будем сейчас гадать? Во всяком случае, факт этой встречи говорит о многом. В чем тут дело, докопаемся непременно. А ты делай, что тебе велено.

В областную прокуратуру я попал во второй половине дня. Но мне повезло – у прокурора области Зарубина не было посетителей, и я сразу прошел к нему в кабинет. Степан Герасимович поздоровался и поинтересовался, что привело меня к нему. Я подробно доложил Зарубину дело об убийстве Карпова и высказал свои соображения по поводу непонятной позиции занятой Рудовым. Зарубин внимательно, не перебивая меня, выслушал все мои доводы и, неожиданно улыбнувшись, спросил:

– И какие у вас есть соображения по этому поводу?

– Даже не знаю, что думать, но согласитесь – дело путаное.

– Охо-хо, в том-то и оно, что путаное,– загадочно сказал Зарубин.

Выходя из кабинета, я был неприятно поражен, столкнувшись в дверях с Рудовым, который как ни в чем не бывало поздоровался со мной. Я почувствовал, как к моим щекам приливает кровь, и быстро вышел из кабинета. «Решит, что приехал на него жаловаться. Очень красиво! Впрочем, сам согласился на то, чтобы жаловался»,– размышлял я. В коридоре ко мне подошел подполковник Ступин и, поздоровавшись, скороговоркой спросил:

– Давно ты здесь?

– А что?

– Как – что? Я чуть телефон не оборвал – звоню. Никто не отвечает.

– Я нужен?

– Еще как! Но об этом потом. А сейчас ищу Рудова. Вы его не видели?

– Он у Степана Герасимовича,– ответил я, продолжая думать о своем.

И только когда Ступин скрылся за высокой дверью, обитой черной клеенкой, я вспомнил, что он вот уже третий год как перешел на работу в органы КГБ и является старшим следователем.

«Так,– мелькнуло у меня в голове.– Если Рудовым заинтересовалось КГБ, то дело еще более усложняется. Но что могло произойти, почему Рудов отпустил Князева?»

Чем больше я об этом думал, тем больше запутывался, тем более возникало сомнение. Я было собрался уходить, но меня остановил вахтер.

– Вы Лазарев?

– Я.

– Товарищ Зарубин просит подняться к нему.

Я снова пошел в кабинет к областному прокурору. Ну о том, какой разговор был в кабинете Зарубина, и о событиях, предшествующих этому разговору, думаю, вам лучше расспросить не у меня. Я вам рассказал все то, что мне известно по этому делу, все то, в чем я принимал непосредственное участие.

ПОКАЗАНИЯ ОБВИНЯЕМОГО ПО УГОЛОВНОМУ ДЕЛУ № 157
Листы дела 90-98

…Честно говоря, мне не хотелось ехать в Зелено-горек. Непонятное чувство тревоги владело мной. Наверное, виной был многолетний страх. Постоянное ожидание конца. Панические метания по медвежьим углам. Бессонница и холодный пот от животного страха за свою жизнь. Впрочем, можно ли назвать жизнью то состояние, в котором я пребывал все эти годы?… Я устал, дико устал. Бывали минуты, когда смерть казалась избавлением, но всегда в самый последний момент не хватало силы воли, чтобы принять окончательное решение. Впрочем, что толку сейчас говорить. В Зеленогорске случилось то, чего я опасался больше всего на свете, то, от чего потерял сон,– от чего бежал без оглядки, бросая друзей, работу, насиженное место.

Вы спрашиваете: могу ли я еще быть честным? Даже не со следователем, не с мифической совестью (все люди – подлецы, глубоко в этом убежден), а просто с самим собой? Вряд ли. Я столько лгал за свою жизнь, что давно потерял различие между ложью и правдой. То и другое так тесно переплелось во мне, что порой трудно, а то и просто невозможно отличить правду от вымысла. И все же попытаюсь быть честным – говорят, это приносит облегчение. Я приехал сюда из-за Галины.