Александр Дюма - Воспоминания фаворитки [Исповедь фаворитки]

• Название: Воспоминания фаворитки [Исповедь фаворитки]
• Автор: Александр Дюма
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1998
• ISBN: 5-7287-0048-9

Легендарная леди Гамильтон… В круговороте грандиозных исторических событий она пережила множество взлетов и падений. Какую тайну знала эта женщина, сумевшая из гувернантки превратиться в блистательную леди, спутницу аристократов своего времени, возлюбленную талантливого и бесстрашного полководца Горацио Нельсона?

_{Иллюстрации Е. Ганешиной}

---

Впрочем, признаться ли?.. Да, движимая стремлением к суровой истине, я ведь решилась высказать все, даже то, что отчасти может служить и к моему оправданию, — мои худшие поступки или, вернее, худшие события моей жизни почти всегда исходили из благих намерений и превосходных принципов. И то, о чем мне предстоит сейчас рассказать, — моя первая ошибка, послужившая началом как моих падений в глубочайшие бездны позора, так и блистательных взлетов; эта ошибка была мною допущена во имя похвальной цели, продиктована человеколюбивыми соображениями. Ведь я хотела спасти брата моей подруги от самой ужасной участи, какая может выпасть на долю вольнолюбивого британца. И однако почему я вложила в это дело столько настойчивости, такой жар души и сердца? Уж не потому ли, что Дик когда-то первым так безоговорочно признал, что я красива?

Я была так погружена в свои мысли, что не заметила, ни по какой дороге мы едем, ни сколько времени ушло у нас на дорогу. Но вот карета остановилась.

Мы были на речном берегу, а неподалеку на якоре стоял великолепный военный корабль.

Нас уже ждали? Я этого точно не знала, но с тех пор не однажды меня посещало подозрение, что между Эми и коммодором все было условлено заранее. Как бы то ни было, едва мы успели выйти из экипажа, как от «Тесея» отчалила лодка с шестью гребцами и прямо направилась к нам. Все было так ново для меня и столько разнообразных чувств теснилось в моем сердце, что в тот момент такая подробность ускользнула от моего внимания. Я припомнила ее только потом.

Итак, мы тотчас оказались на борту судна.

Первым, кого я увидела, поднявшись по трапу, был Дик, уже переодетый в матросскую форму. Бросившись мне навстречу, он проговорил душераздирающим голосом:

— Ах! Мисс Эмма, сжальтесь над бедным Диком… его судьба в ваших руках.

Я не очень-то поняла, откуда у меня могла взяться столь большая власть, но у бедного парня был такой унылый вид, что я пообещала сделать для него все, что в моих силах.

Подошедший гардемарин грубо оттолкнул его, а нас провели в каюту сэра Джона Пейна.

Эта каюта являла собой один из самых изысканных будуаров, какие мне когда-либо приходилось видеть даже в те дни, когда моя жизнь проходила в будуарах королевы. Ковер был изготовлен из великолепных тигриных шкур; занавеси из лучшего индийского кашемира спускались со стен, когда же их приподнимали, взору являлась коллекция оружия, трофеи богатейших восточных базаров. Сам коммодор восседал, а точнее, возлежал на турецком диване, расшитом золотыми цветами, какие можно было вообразить где-нибудь на берегах Ганга или Босфора; диван же, в свою очередь, покоился на двух бронзовых пушках, сверкающих, словно золото; в обычные дни эти орудия были полностью скрыты под пышными складками ткани, но в часы сражений кашемир отдергивали, оставляя оружие годным к употреблению, диванные подушки, покрывающие орудия, также убирали, и будуар светской красавицы превращался в арсенал английского коммодора.

Сэр Джон Пейн, задрапированный в халат из китайской ткани, был погружен в чтение.

Когда мы вошли, он повернулся в нашу сторону ленивым движением человека, которого побеспокоил нежданный визит. Потом, увидев перед собой двух женщин, он встал.

Я бросила на него быстрый взгляд: при всей его мгновенности этого мне хватило, чтобы увидеть все.

Перед нами был красивый офицер лет тридцати пяти, не более, по-видимому обязанный своим высоким чином не столько военным кампаниям, в которых он участвовал, сколько знатному происхождению и богатству. Одежда коммодора, так же как окружавшая его обстановка, говорила о пристрастии сэра Джона Пейна к блеску и роскоши; нож, которым он разрезал страницы книги, был серебряный с позолотой; на пальцах его сверкали перстни, а часы, лежавшие подле него, были украшены его фамильным вензелем из алмазов. Он распространял вокруг себя, если можно так выразиться, благоухание рафинированного аристократизма.

Эми, рыдая, — она владела поразительным умением проливать слезы, когда хотела, — бросилась к его ногам или, вернее, попыталась броситься, однако он удержал ее и спросил, какова причина ее прихода.

Она, делая вид, будто рыдания мешают ей говорить, дернула меня за руку и сделала мне знак, чтобы я объяснилась вместо нее.

Адмирал, казалось, только теперь заметил меня, он взглянул мне в лицо с таким видом, будто был очарован моей красотой, и предложил мне сесть рядом с ним.

Эми осталась стоять, закрывая лицо платком, и придушенным голосом сказала мне:

— Говори! Говори же! Его милость скорее тебя послушает, чем меня!

XIII

Я и сама была в сильном волнении. Прерывающимся голосом я объяснила адмиралу, в чем цель нашего визита, уверив его, что, возвратив свободу бедняге Дику, он получит право на мою вечную признательность.

Думал ли он так в действительности или желал мне польстить, но, как бы то ни было, адмирал спросил, какая причина побуждает особу моего общественного положения интересоваться судьбой этого простолюдина, о чьем освобождении я так хлопочу.

Со смирением, к которому примешивалась изрядная доля гордыни, я отвечала ему, что я вовсе не особа с положением, а бедная крестьянка, землячка Дика.

Тогда он взял мою руку и стал смотреть на нее, с сомнением качая головой.

Действительно, мои руки были очень красивы. Сколько помню себя, я весьма ревностно о них заботилась, движимая кокетством, которое проснулось во мне не по возрасту рано.

— Нет, нет, — заметил он смеясь, — это не руки крестьянки.

Я уверила адмирала, что он заблуждается.

— Ну, — сказал он, снимая со своего мизинца кольцо с бриллиантом и надевая его мне на палец, — не хватало только такого перстня, чтобы сделать их руками герцогини.

Я покраснела до ушей — от смущения, но больше от удовольствия. Однако, хотя мне тоже казалось, что с этим украшением мои руки обрели особенную красоту, я попыталась все-таки возвратить адмиралу кольцо, преподнесенное так галантно. Но он задержал мою ладонь в своей, заметив, что, если я останусь глуха к его просьбе, мне следует опасаться, как бы и он не отказал в моей.

Я бросила взгляд на Эми; она сквозь слезы глядела на меня с такой мольбой, что у меня не хватило духу упорствовать далее.

Кольцо осталось у меня.

Эми, казалось, заметно приободрилась. Она спросила:

— Но что же будет с моим бедным Диком?

— Послушайте, — сказал адмирал, — я теперь уже не вправе решить подобный вопрос сам; я могу предложить, чтобы его освободили, но мне необходимо получить согласие Адмиралтейства.

— Да, — сказала я, сжимая руки Джона Пейна в своих, — но если освобождения попросите вы, они не могут отказать, не правда ли?

— Надеюсь.

— Скажите, что вы уверены!

— Чтобы доставить вам удовольствие, я сделаю все, что от меня зависит, — произнес адмирал с изысканно-вежливым поклоном.

— О, — вскричала я, — если все кончится хорошо, я буду вам так благодарна!

— То, что вы мне сейчас сказали, это правда? — спросил адмирал, пристально глядя на меня глазами, полными если не любви, так, по меньшей мере, желания.

Я покраснела и молча опустила голову.

Мне показалось тогда, будто он обменялся взглядами с Эми, впрочем, в ее взгляде, как и в моем, может быть, не было ничего, кроме мольбы.

— Что ж, — снова заговорил он, — я дам вам доказательство моей доброй воли. Я сегодня же отправлюсь в Лондон и там предприму необходимые меры.

— О, как вы добры! — воскликнула я.

— А когда и где мы сможем получить ответ? — спросила Эми.

— Нет ничего проще, — сказал адмирал. — Подождите его.

— Здесь? — пробормотала я растерянно, вспомнив о свидании, назначенном на этот вечер.

— Нет, в Лондоне, в моем доме на Пикадилли.

Я с сомнением покосилась на Эми.

— Спросите у Эммы, — сказала она, — что касается меня, то я к услугам вашей милости.

— Я готова ждать, где вам угодно, милорд, — пробормотала я, надеясь, что нашла удачный ответ. — Только…

— Только? — повторил адмирал.

— Мне необходимо быть дома в десять вечера.

— Вы вольны удалиться, когда вам будет угодно. Но, поскольку ответ может заставить себя ждать и мне из-за этого, возможно, придется задержаться допоздна, давайте выпьем по чашке чая с пирогом. После этого я верну вам свободу и попрошу вас возвратить мне мою, чего, разумеется, не стал бы делать, если бы надобность оказать вам услугу не принуждала меня вас покинуть.

Он позвонил в китайский колокольчик, отозвавшийся протяжным трепетным звоном.

Вошел слуга.

— Чаю! — распорядился адмирал.

Конечно, все приказания были даны заблаговременно, ибо лакей почти тотчас возвратился с подносом, полным пирожных, печений и прочих сладостей. Все это он поставил на стол.

— Ну, моя прекрасная просительница, окажите нам любезность: подайте чай, — сказал мне адмирал.