Дэвид Пис - 1974: Сезон в аду

• Название: 1974: Сезон в аду
• Автор: Дэвид Пис
• Издательство: У-Фактория
• Жанр: Триллер
• Год: 2006
• ISBN: 5-9709-0200-4

Один из ведущих мастеров британского нуара Дэвид Пис признает, что его интерес к криминальной беллетристике был вызван зловещими событиями, происходившими в его родном Йоркшире — с 1975 до 1981 г. местное население жило в страхе перед неуловимым серийным убийцей — Йоркширским Потрошителем. Именно эти события послужили поводом для создания тетралогии «Йоркширский квартет», или «Красный райдинг» (райдинг — единица административно-территориального деления графства Йоркшир), принесшей Пису всемирную славу.

«1974» — первый том тетралогии «Йоркширский квартет».

1974 год. Ирландская республиканская армия совершает серию взрывов в Лондоне. Иэн Болл предпринимает неудачную попытку похищения принцессы Анны. Ультраправые из «Национального фронта» проходят маршем через Уэст-Энд. В моде песни группы «Бэй Сити Роллерз». На экраны выходят девятый фильм бондианы «Человек с золотым пистолетом» с Роджером Муром и «Убийство в Восточном экспрессе» по роману Агаты Кристи.

Графство Йоркшир, Англия. Корреспондент криминальной хроники газеты «Йоркшир пост» Эдвард Данфорд получает задание написать о расследовании таинственного исчезновения десятилетней девочки. Когда ее находят зверски убитой, Данфорд предпринимает собственное расследование зловещих преступлений, произошедших в Йоркшире. Чем больше вопросов он задает, тем глубже погружается в кошмарные тайны человеческих извращений и пороков, которые простираются до высших эшелонов власти и уходят в самое «сердце тьмы» английской глубинки.

---

— Три весьма сходных случая…

— Короче?

— Три пропавшие девочки. Одной восемь лет, двум другим — по десять. 1969-й, 1972-й, вчера. Все они пропали в двух шагах от дома и в нескольких милях друг от друга. Похоже на новый Кэннок [12].

— Надеюсь, ты прав.

— Я тоже.

— Я пошутил. Извини.

— А-а. — Я снова сменил позу.

Хадден продолжал пялиться на черно-белые фотографии.

Я взглянул на отцовские часы: восемь, бля, тридцать.

— Ну, что скажете? — Я не скрывал раздражения.

Хадден держал в руке черно-белый снимок с какими-то футболистами, одного я узнал: Гордон Маккуин завис в прыжке, как бы пытаясь взять пас головой. Мяча не было.

— Ты тоже этим занимаешься?

— Нет, — соврал я. Мне не нравилась игра, в которую мы играли.

— «Найди мяч», — сказал Билл Хадден, главный редактор. — Вот ради чего тридцать девять процентов рабочих мужского пола покупают эту газету. Что ты на это скажешь?

Скажу что хочешь, только отвяжись.

— Интересно. — Я снова соврал, подумав совершенно другое: тридцать девять процентов рабочих мужского пола просто посмеялись над теми, кто проводил твое долбаное маркетинговое исследование.

— А что ты на самом деле думаешь? — Хадден снова разглядывал фотографии, лежащие на его столе.

Застал врасплох.

— О чем? — тупо спросил я.

Хадден посмотрел на меня:

— Ты серьезно считаешь, что это может быть один и тот же человек?

— Да. Думаю, что да.

— Ладно. — Хадден положил свою лупу.

— Начальник угрозыска Олдман примет тебя завтра. И он таким разговорам не обрадуется. История с маньяком-детоубийцей нужна ему меньше всего. Он попросит тебя не писать эту статью. Ты согласишься и увидишь, как он будет тебе благодарен. А благодарный начальник угрозыска не помешает ни одному криминальному корреспонденту Северной Англии.

— Но… — Моя рука неловко застыла в воздухе.

— Но ты все равно займешься этим делом и подготовишь материал по жертвам в Рочдейле и Кастлфорде. Возьми интервью у родителей, если они захотят с тобой встретиться.

— Но зачем, если…

Билл Хадден улыбнулся:

— Человеческий интерес, взгляд в прошлое пять лет спустя, и все такое. И тогда, если ты прав, мы обойдем всех уже на старте.

— Ясно. — Я чувствовал себя так, как будто мне вручили долгожданный рождественский подарок, но не того цвета и размера.

— Ты завтра на Джорджа Олдмана не дави, — сказал Хадден, поправляя очки на носу. — У редакции прекрасные отношения с нашей новой городской полицией Западного Йоркшира. Я бы хотел, чтобы такими они и оставались. Особенно сейчас.

— Разумеется.

Интересно, почему «особенно сейчас».

Билл Хадден откинулся в большом кожаном кресле, закинув руки за голову.

— Ты не хуже меня знаешь, что вся эта история может закончиться завтра. Во всяком случае к Рождеству все это уже точно травой порастет.

Я встал, понимая, что мне пора. Я думал: как же ты не прав.

Редактор снова взял в руки лупу.

— Нам все еще приходят письма по Крысолову. Молодец.

— Спасибо, мистер Хадден. — Я открыл дверь.

— Обязательно попробуй как-нибудь на досуге, — сказал Хадден, постукивая по одной из фотографий. — Тебе понравится.

— Спасибо, я попробую, — я закрыл дверь.

Уже из-за двери:

— И не забудь поговорить с Джеком.

Раз, два, три, четыре, пять — вышел мальчик погулять.

Пресс-клуб, под надзором двух каменных львов, в самом центре Лидса.

Пресс-клуб, двенадцатый час ночи, народу много — рождественский сезон.

Пресс-клуб, вход только для своих.

Эдвард Данфорд — свой. Вниз по лестнице — и внутрь. Кэтрин — у стойки, рядом с ней — пьяный незнакомец, она смотрит на меня.

У пьяного заплетается язык:

— Ну, и первый лев говорит второму: «…Тишина-то какая, мать твою!»

Я перевел глаза на настоящую сцену, где женщина в платье из перьев во всю глотку выдавала «Мы только начали». Два шага вправо, два шага влево, по самой маленькой сцене на свете.

От волнения сводит желудок, перехватывает дыхание, в руке — виски с водой, над головой — мишура и фонарики, в кармане — какие-то бумажки. Я чувствую: ЭТО ОНО.

Барри Гэннон помахал мне, выставив руку с сигаретой из клубов тяжелого дыма. Взяв коктейль и оставив Кэтрин, я подошел к его столу.

Барри Гэннон ведет собрание:

— Сначала обокрали Уилсона, а через два дня исчез Джон, блин, Стоунхаус.[13]

— Ты еще про Счастливчика не забудь, — ухмыльнулся старожил Джордж Гривз.

— А как насчет этого чертова Уотергейта? [14] — засмеялся Гэз из спортивного; Барри явно нагонял на него тоску.

Я сел на чей-то стул. Кивки со всех сторон: Барри, Джордж, Гэз и Пол Келли. За соседним столом — толстяк Бернард и Том из Брэдфорда. Приятели Джека. Барри допил свою пинту:

— Все в этом мире взаимосвязано. Покажи мне две вещи, не имеющие никакого отношения друг к другу.

— «Стоук Сити»[15] и чемпионат Лиги, мать его, — снова заржал Гэз, наш спорт-гуру, прикуривая очередную.

— Ну что, завтра — большая игра? — сказал я, футбольный болельщик средней активности.

Гэз, с нешуточной яростью во взгляде:

— Если дело пойдет, как на прошлой неделе, мясорубка будет та еще.

Барри встал:

— Кому еще чего-нибудь из бара принести?

Со всех сторон кивки и одобрительное похрюкивание. Гэз и Джордж, похоже, решили всю ночь напролет трепаться про «Лидс юнайтед». Пол Келли поглядывал на часы, качая головой.

Я встал, одним глотком допил виски:

— Давай подсоблю.

У дальнего конца стойки Кэтрин болтает с барменом и машинисткой Стеф.

Откуда ни возьмись — Барри Гэннон:

— Ну, и что у тебя за план?

— Хадден пробил мне интервью с Джорджем Олдманом. Завтра утром.

— Так что же ты не радуешься?

— Он не хочет, чтобы я давил на Олдмана по части нераскрытых дел. Сказал мне, чтобы я собирал пока всякое предварительное дерьмо и поговорил с родственниками, если они согласятся.

— Поздравляю вас с Рождеством, дорогие родители пропавшего, скорее всего, мертвого ребенка. Санта-Эдди с удовольствием напомнит вам об этом кошмаре.

Мой ход:

— Да ладно, они все равно будут следить за делом Клер Кемплей, так что воспоминаний и без меня будет достаточно.

— Да, ты им только поможешь. Катарсис. — Барри улыбнулся и окинул взглядом клуб.

— Они все как-то связаны. Я знаю.

— С чем связаны? Три пива и…

Я отвлекся, спохватился:

— И виски с водой.

— …и виски с водой.

Барри Гэннон смотрел на Кэтрин.

— Везет же тебе, Данфорд.

Мне, оглушенному чувством вины и волнением, — слишком много виски, слишком мало виски — весь этот разговор казался странным.

— Что ты хочешь этим сказать? Что ты имеешь в виду?

— Сколько у тебя времени?

— Пошел ты на хер, я устал и не хочу играть в эту игру.

— A-а. Я понял, что ты имеешь в виду.

Но Барри уже повернулся к какому-то лохматому рыжему пацану, тощему, как карандаш, в толстом бордовом костюме; нервные черные глаза стрельнули в мою сторону из-за плеча Барри.

Боуи хренов.

Я попытался прислушаться к их разговору, но пернатое платье на крошечной сцене урезало «Не забудь же помнить».

Я взглянул вверх, вниз, снова на стойку.

— Ну как, развлекаешься? — У Кэтрин был усталый взгляд.

Я подумал: начинается.

— Ты же знаешь Барри. Грубиян, — сказал я шепотом.

— Грубиян? Кто бы говорил.

Игнорируя одну наживку, бросаюсь на другую:

— А ты как?

— Что — как?

— Не скучаешь?

— О да, я просто обожаю стоять у барной стойки в полном одиночестве за двенадцать дней до Рождества.

— Ты не одна.

— Была, пока Стеф не пришла.

— Могла бы подойти к нам.

— А меня не позвали.

— Бедная деточка, — улыбнулся я.

— Ну, давай, раз уж спрашиваешь. Я буду водку.

— Я, пожалуй, тоже.

От холодного воздуха лучше не стало.

— Я тебя люблю, — говорил я, не в силах удержать равновесие.

— Давай, любовь моя, садись в такси, — женский голос, голос Кэтрин.

От дезодоранта с запахом сосны в салоне мне стало еще хуже.

— Я тебя люблю, — говорил я.

— Смотри только, чтобы он мне там не блеванул, — крикнул через плечо водитель-пакистанец.

Сквозь сосну пробивался запах его пота.

— Я тебя люблю, — говорил я.

Ее мать спала, отец храпел, а я стоял на коленях в туалете.

Кэтрин открыла дверь, включила свет — я снова чуть не сдох.

Рвота, поднимаясь по горлу, обжигала и причиняла мне боль, но я не хотел, чтобы это кончалось. А когда фонтан наконец иссяк, я надолго замер, тупо уставившись на виски, на кусочки ветчины, плавающие в унитазе, на кусочки, лежащие на полу.