Марина Вишневецкая - Кащей и Ягда, или небесные яблоки

• Название: Кащей и Ягда, или небесные яблоки
• Автор: Марина Вишневецкая
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004

История эта случилась в те стародавние времена, когда люди и боги еще не могли жить друг без друга. Дочь славянского вождя Родовита, семилетняя Ягда, полюбила маленького пленника из степняков, прозванного Кащеем. Их детская, а потом и отроческая любовь не пришлась по нраву ни людям, ни их богам. А потому на долю влюбленных выпадают тяжкие испытания и невероятные приключения. Только бог о семи мечах Симаргл, только высеченный из искорки рыжий зверек Фефила помогают Кащею и Ягде… Но помощники эти не в силах уберечь безоглядно влюбленных детей ни от опрометчивых шагов, ни от тяжкого дара бессмертия.

Роман известной писательницы Марины Вишневецкой, лауреата премии имени Аполлона Григорьева (2002 год).

---

И до чего же смышленая девушка Ягда была — Зайцу тоже ведь не поверила, будто Кащей уже никогда не вернется. Хотя Заяц ей и оберег показал, и сказал, что нашли его возле пещеры, где Коловул и Лихо живут, где и другие волки стаями бродят, — и не соврал ведь почти! — а только после нашла Ягда Утку и его всё заставила повторить: где нашли, как, кто первым увидел, утро ли было, вечер, дождик ли шел… Послушала Ягда Утку да и сказала: «В другой раз когда врать соберетесь, вы между собой сговоритесь сначала!» А потом еще, к вечеру ближе, нарочно Утку у шалашей ладейных нашла, отозвала в сторонку, спросила:

— Ты Щуку любишь?

— Нет, — сказал и глаза опустил. — Щуку нет… Ее не люблю.

— Вот и славно! Когда стану княгиней, непременно на Щуке тебя женю!

Покраснел Утка с конопушками вместе:

— Это, Ягда, как боги скажут…

— А вот так вот и скажут! — и рукой стала в воздухе посох искать, а когда не нашла его, то ногой ударила оземь. И потом заметила только, что ладейный жених на нее стоит и глядит. Не глядит, сразу видно — любуется ею, потому что во гневе Ягда еще лучше была. И глаза у нее, и щеки еще ярче горели, а уж волосы вихрились и разбегались, будто поле спелое на ветру.

Это Мамушка гостя к ней привела. Поклонилась, точно уже княгине, сказала:

— Ягодка, не откажи! Князь-отец тебе очень уж просит князю ладейному, Инвару, Селище показать.

— Инвару… Зелижче… — так повторил, и зубы свои большущие показал. Полон рот у Инвара зубов оказался. Подумала Ягда: лучше бы не улыбался, — а словами сказала:

— Зелижче? Покаджу!

И Мамушка лицо руками прикрыла, потому что нехорошо это было — при госте смеяться. И Утке с Зайцем было это нехорошо. А только прыснули оба. И Инвар от этого тоже развеселился, в ответ еще больше зубов показал.

Ну и ладно, подумала Ягда, отчего бы в самом-то деле человеку из такого уж далека, который и море своими глазами видел, а Селища вот не видел ни разу, родного селения не показать? И повела его — Утка с Зайцем, конечно, следом за ними пошли — к кузнице для начала:

— Это — кузница! — и рукою взмахнула. — Ее первый огонь бог Сварог раздувал! — потом дальше, к дому Дара пошли. — Здесь живет старый Дар. Он гончар. Его пращура сам Симаргл горшки лепить научил! — а когда до Лясова дома дошли, старику поклонилась: — А это — сказитель наш, Ляс. Правым глазом он видит богов. Если он не поет, то боги скучают. А люди не помнят, для чего и живут.

— Длья! Чьего! — улыбнулся ей Инвар и волосы Ягдины тронул. — Ягда… Ваша нивиэста. Инвар и Ягда! — и руки не убрал.

И тогда Ягда тоже сделала вид, что хочет князя погладить. Коснулась его бороды да вдруг и вырвала белую прядь.

— И-у! — больно Инвару было. Так за щеку схватился, точно зуб у него заболел.

А Ягда прядь его намотала на палец и громко, никого не стесняясь, сказала:

— Разрази тебя лихоманка, как Перун Велеса разразил!

Испугались Утка и Заяц, что обидится гость. А ладейный князь, лишь прошла его боль, еще ласковее на Ягду взглянул. Он-то подумал: такой у здешних людей обычай — волосами перед свадьбой меняться. Подошел к ней поближе и дернул из косы волосок.

Чем бы кончилось всё, не ударь Ляс по струнам? Оттолкнула бы Ягда гостя, убежала бы прочь — что напрасно гадать? Ляс на крыше, под низким небом сидел — тесно стало словам между Лясом и небом, так запел он — и дрогнуло сердце у Ягды, а ноги в землю будто вросли.

— Не пожалеют боги человека,
Когда надумают его образумить.
И человек богов не пожалеет,
Когда запретного достичь захочет.
У Перуна — черные кони.
У Дажьбога — белые кони.
Отчего они бегут по кругу?
Люди даже этого не знают.
А достичь запретного стремятся.
И в пути себя самих теряют.

Слезы стояли в глазах у Ягды. Инвар подумал: да, печальную песню спел им старик — о том, должно быть, как грустно невесте с подругами расставаться. На своем языке он таких песен несколько знал. А Утка с Зайцем переглянулись и плечами пожали: и о чем была эта песня — одному Лясу известно.

А Роска, жена Калины, стирала одежду в реке — оглянулась с мостков, нет, подумала, не про нее это песня. Она не запретного хочет, а того лишь, чтобы у них с Калиной сын родился смышленым и смелым.

Только Ягда одна угадала: о ней, о Кащее поет старик. И еще угадала: значит, жив Кащей, точно жив! И к отцу побежала — Инвар, Утка и Заяц удивленно ей вслед смотрели — не пылили сырая дорога, скорее, бежать не давала. А Ягда назло ей бежала, чтобы отцу так сказать: «Погостили и честь знать пора! Я не невеста ладейному князю! А он мне тем более не жених! Ты же сам дал слово Кащею! И потом: как же яблоки? Как же твоя вечная жизнь?!»

Только знала, что Родовит ей ответит — что Кащей не вернется, что Заяц и Утка тому доказательство твердое привезли… И споткнулась. И на дороге возле Удалова дома упала. В самую грязь угодила со своей душегреечкой вместе, которую еще Лиска, княгиня, сшила и нарядным узором украсила… И подумала: вот ведь какая примета плохая! Но плакать себе запретила. А Яся уже со двора ей бежала помочь.

2

Когда рыжий клубок, который Фефилой казался, вдруг рассыпался комом пожухлой листвы, когда черные волны овец Степунка со всех сторон окружили, а Коловул с рычанием заметался, загоняя в пещеру овец, — не овец торопил он, врага своего в ловушку, — оглянулся Кащей, увидел, что Лихо от озера тоже к нему бежит, и шепнул Степунку:

— Ничего… Не беда! Без испытания не бывает благословения.

И заржал в ответ Степунок. И в голосе его столько тревоги было, что овцы заблеяли следом и от страха быстрее вперед устремились — и коня, и Кащея на нем вместе с собой увлекли. А как только они оказались в пещере, в самом дальнем ее, непроглядном углу, Лихо что же осталось — лишь следом за ними вбежать, поплевать на свои мозолистые ручищи и в пещеру вход завалить. Для этого и лежал от входа неподалеку громадный валун.

— Вот, — сказала, — теперь будешь знать, что есть Лихо!

А снаружи Коловул зарычал:

— И что есть Коловул!

А Лихо еще закруглила:

— И что ест Коловул! Кащеев он точно ест!

И близнецы засмеялись. И снова тревожно заржал Степунок. А Кащей вдруг сказал:

— А я ведь, Лихо, давно встречи с тобой искал!

— С кем? Со мной? — Лихо смех оборвала и лучину от другой, догоравшей лучины, зажгла.

— Я ведь знаю твою беду…

— Ты — беда моя! — крикнула великанша. — Братьев моих обижал, унижал! Всё! Не жить тебе больше! — и лучину пока в расщелину каменную вставляла, говорила: — Беду мне придумал! Ну надо же…

— Не придумал! — и спрыгнул с коня, и чтоб в глаз ей опасный не посмотреть, стал овец вокруг гладить, им в морды заглядывать. — А беда твоя в том, что не любит тебя Коловул!

— Ишь! — воскликнула Лихо. — Много ты понимаешь! — и камень с земли подняла. — Много знаешь ты очень! — и на Кащея с ним двинулась.

— Знаю столько, что и тебя смогу удивить! — торопился Кащей, остановок между словами не делал. — Знаю даже про те времена, когда вас с Коловулом еще и на свете не было!

Озадачилась Лихо:

— Да ну? — и на миг идти перестала.

— Про то даже знаю, как выгнал Перун отца своего, Стрибога, из небесного сада! Прежде всех остальных богов отца родного изгнал — за то, что Стрибог хотел править вечно. А дети его давно уже подросли.

— Не части! Помедленней говори! — так Лихо сказала и камень свой обронила, на кучу шерсти уселась. — Ну? Дальше что было?

А Кащей ведь и дальше не хуже знал. Ему Симаргл сколько раз истории эти рассказывал! Взял Кащей за рога барана, чтобы только барану в глаза смотреть, и опять рассказывать стал:

— Было так: все Стрибоговы сыновья — и Перун, и Дажьбог, и Велес, — сговорились между собой и вышли против отца. Изумился Стрибог, закричал: «Что же, теперь и богу нельзя вечно править?» А только в ответ из лука Дажьбога уже золотые стрелы неслись, Перуновы молнии серебро уже извергали, а Велес горящие головни из очага клещами выхватывал и в Стрибога метал! И не представить теперь, какое сияние тогда дни и ночи в небе стояло! А когда отца победили, поделили они отцовых коней: Перуну черные с белой гривой достались — быстрые самые, Дажьбогу — белые, легкие и крылатые, будто птицы. А Велесу не досталось коней…

— Почему это? — крикнула Лихо.

— И тогда от обиды Велес отцовых коров угнал, сколько было их — целое стадо!

— И это — по справедливости! Что, скажешь: нет?!

А Кащей — не оглянуться бы только, — еще крепче барана за рога ухватил:

— Будешь мешать, рассказывать перестану!

— Я не мешаю! — обиделась Лихо и, чтобы занять себя чем-то, иглу костяную на юбке нашла, вынула и подол подшивать себе стала. — Кому я могу тут мешать? Тихо шью…