Марина Вишневецкая - Кащей и Ягда, или небесные яблоки

• Название: Кащей и Ягда, или небесные яблоки
• Автор: Марина Вишневецкая
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004

История эта случилась в те стародавние времена, когда люди и боги еще не могли жить друг без друга. Дочь славянского вождя Родовита, семилетняя Ягда, полюбила маленького пленника из степняков, прозванного Кащеем. Их детская, а потом и отроческая любовь не пришлась по нраву ни людям, ни их богам. А потому на долю влюбленных выпадают тяжкие испытания и невероятные приключения. Только бог о семи мечах Симаргл, только высеченный из искорки рыжий зверек Фефила помогают Кащею и Ягде… Но помощники эти не в силах уберечь безоглядно влюбленных детей ни от опрометчивых шагов, ни от тяжкого дара бессмертия.

Роман известной писательницы Марины Вишневецкой, лауреата премии имени Аполлона Григорьева (2002 год).

---

Они встретились возле дерева жизни. Они оба к нему, не сговариваясь, с разных сторон небесного сада пришли. Сели рядышком, прислонились к стволу. Золотистые яблоки сами падали в их подставленные ладони. Они ели их жадно, как дети едят, залезшие в чужой сад. А потом богиня сказала:

— О мой громовержец! А не созвать ли нам богов на совет? Симаргла. Дажьбога. И Стрибога, его тоже.

— Отец слишком стар! — хмуро сказал Перун.

— Вот и Жар на земле говорит сейчас ровно то же — про Родовита.

Но Перун ее не услышал или услышать не захотел.

— Симаргл слишком юн! Дажьбог? Я не помню, чтобы он хоть однажды сказал дельное слово.

Медвяные пряди Мокоши не зазмеились, даже у прядей не было нынче сил. И все же богиня привычным движением согнала их с лица:

— Люди делают идола Велесу! И представь, из того самого камня, которым ты сделал его хромым!

Но вместо гнева — а Мокошь так ждала его гнева, ярости, бешенства — громовержец вдруг улыбнулся:

— Из того самого камня? Бедный Велес! Какая злая насмешка.

Или он научился у Мокоши свои мысли таить? Взгляд свой, по крайней мере, он прятал сейчас в золотистое яблоко. И богине вдруг стало по-настоящему страшно — жить и не читать его мыслей, жить и не знать грядущего!

3

Сказать, что в свои четырнадцать лет Ягда была хороша — ничего не сказать. Назло Жару она мазала лицо сажей, а в иные дни и наоборот, посыпала мукой — чтобы он вот так не глазел, чтобы ноздри свои чешуйчатые вслед ей не ширил. А только из черной сажи глаза ее еще ярче, еще васильковей блестели. А из-под белой муки румянец все равно выбивался, и был он сквозь белую эту изморозь, еще желаннее, будто солнце зимой.

Людей она не стеснялась. Ей все равно было, что будут люди о ней говорить — люди, которые стали Жару послушней скотины. А собственного отца, который из страха Жару во всем уступал, Ягда и вовсе ни в чем не смущалась. Однажды спросил у нее Родовит:

— Доченька, а если все же снова Жар о свадьбе заговорит…

А она и вопроса его не дослушала:

— Отравлю! — так сказала. — В лес ему пойду за улитками и за земляными червями, в крошево их с бледной немочью изрублю. И скормлю!

И такая в ней ярость была, такая решимость, — замолчал Родовит. Оробел ей сказать: неужели ты брата родного?.. И опять отца своего, Богумила, припомнил. И еще тягостней замолчал.

Когда идола Велеса поднимали — казалось не вервями, жилами собственными тянут люди его с земли — одна только Ягда на это смотреть не пришла. Родовит — тот на крышу хотя бы полез. А так все сошлись: кто не тянул, тот бревнами с трех сторон подпирал. А те, кто не подпирал, криками помогали:

— И ух, вон дух! И ух, за двух!

А кто и так помогать не хотел, старых своих богов опасаясь, всё равно тут стоял, на диво это глядел, гадал, выдержат ли, не порвутся ли верви. И втайне-то, может, всем сердцем желал: пусть не выдержат, пусть порвутся! Но только втайне, молчком. А ведь Жара и не было рядом. Утя работою руководил, всё прикинул, всё сам рассчитал — видно, хотел поскорее Уткою называться.

А только сел в свою ямищу каменный истукан, — хорошо, основательно сел — люди его со всех сторон еще немного землей прикопали, и уже озираться стали: где же все-таки Жар? — наверно, подумали, он сейчас на высоком склоне появится, может быть, даже и княжеским посохом им оттуда махнет… А такое на том берегу увидели вдруг, что и на ногах не все устояли. Первой Мамушка на колени упала, следом Удал, и кузнец Сила, и гончар Дар, и Калина, старший его внук, рядом с дедушкой опустился. А потом опомнились люди и через Сныпять вброд двинулись. Потому что идолы их богов, Перуна и Мокоши, горели на капище.

И Ягда — как же злилась она потом, что позволила, будто мотылька на огонь, приманить себя этим! — а только ноги сами ее из дома на капище понесли. Закричал Родовит на крыше — она и кинулась. Близко было бежать, раньше всех прибежала. А Жар, должно быть, и это предусмотрел. Ухватил ее за руку огромной своей ручищей:

— Вот! — сказал. — И прошли, сестренка, семь лет. Пора на свадьбу людей созывать.

Что было Ягде ответить? Первое, что нашлось:

— Без благословения отца не пойду!

Ухмыльнулся Жар:

— Этот-то? Этот благословит! А хочешь, к Велесу в топь на руках тебя отнесу! И Велес благословит! — И легко, как соломинку, ее на руки подхватил.

А люди, которые с того берега наконец до капища добежали, увидели догоравших своих богов, и снова многие на колени упали. А только Жар, должно быть, и это заранее угадал.

— Храни вас Велес, — сказал. — Так вы, что же, про нашу свадьбу уже все знаете?

Зарычала, забилась Ягда от бессильного гнева. А Жар ее только еще теснее прижал:

— Невесте положено перед свадьбой поплакать немного. Ну всё! Поднимайтесь с колен! Еще успеете нас поздравить!

И прочь большими шагами пошел и Ягду с собой унес. Заплакала Мамушка — громко заплакала, без боязни, — потому что увидела вдруг: вот так же точно и Велес княгиню Лиску в лес от нее уносил. И девочку, Ягодку свою, отбивать побежала. А Жар и сам ее на землю уже опустил. А Мамушке подбежавшей так сказал:

— Три дня вам на слезы. А там уже — свадьба!

Долго еще, дотемна, люди по пепелищу ходили. На угольки с тоскою смотрели, их к себе прижимали. Кто посмелее был, говорил:

— Накажи нас, Перун!

Лада так говорила. Удал говорил. И Яся. И гончар. И кузнец. Всех и не назовешь.

И Родовит — он на крыше дома стоял, и всё видел, и плакал без слез — тоже безмолвно кричал в небеса: «Мой бог! Сделай же что-нибудь!»

Время действий

1

Как будто снова у людей порядок слов изменился: не вы наши боги, а мы ваши люди. Мы — люди вот таких-то богов. И даже Жар — от кого всех меньше этого ждать приходилось — и тот смирением и трепетом переполнился. Но Жар, понятное дело, перед кем — перед отцом своим, Велесом. И почему — это тоже нетрудно понять. Кожей, нюхом своим звериным ощутил змий, лишь только идолов деревянных сжег, — как же он между людей одинок. Одна детвора голопузая целиком, потрохами была за него. Детвору он в поход повести обещал, земли дальние показать, богатств несметных в этих землях набрать… А взрослые то ли верили в его молочные реки, то ли из страха вид делали, будто верят.

Только луна взошла, полная, крупная, жирная, как улитка, облизнулся на небо Жар и в лес отправился, в топь дорогу искать. Не одну жаба окликнул — с десяток, не меньше — пока на нечисть Велесову напал. А уж та его к топи и привела в сизых сумерках.

Шум и грохот возле топи стоял. И земля неприятно под ногами ходила. Качались за топью вековые деревья и с гулом обрушивались. И эхо этот гул умножало. Оробел Жар. За толстый ствол ухватился. Позвал осторожно:

— Отец!

И тут уж гул с грохотом стал к нему приближаться. Велес это, оказывается, вокруг топи бродил. Телом застывшим, силою пробудившейся играл. Развел ручищами две черных ели до неба.

— Сынок! — закричал. — Я знал! Знал, что придешь!

Конечно, нечисть уже ему донесла про каменного истукана, и про свадьбу тоже весть на хвосте принесла. А только Жар еще теснее к стволу прижался:

— Отец, — сказал, — ненавидит она меня. Отец, что мне делать?!

— А ты не спеши! Ты к ногам ее землю всю положи, потом небо присовокупь! Сынок! Все только еще начинается!

— А люди? — с тоскою припомнил Жар. — И люди не любят. Совсем!

— Людей на недокорме держи! У них любовь либо от страха, либо от недокорма бывает! А чуть их прикормишь, чуть по шерстке погладишь, — вот тут у вас и начнется любовь!

— А-а, — кивнул Жар и снова про страшное вспомнил. — А ночью, отец, грозы стал бояться! И как! Не сплю, в потолок смотрю — жду!

— Да что ты, сынок! Разве Перун теперь тот? Ко мне его сила отходит! Скоро вся уже отойдет! — и елки за две макушки колючие ухватил да и выдернул из земли, будто морковки. — А Перун и до колесницы своей вряд ли дошкандыбает!

И от радостной этой вести засветилась глазами и тоненько захихикала топь.

— Цыть, позорные! — не зло, весело Велес прикрикнул. — Давайте-ка! Подарки тащите для жениха!

И ведь понесли, тут же в очередь встали — людям, подумал Жар, такое бы послушание! — и к ногам его складывать стали богатства земли: слитки золота, изумруды, сапфиры и еще такие каменья, которых он и названья не знал. И так хорошо журчали при этом:

— Повелителю! Князю! Богоравному!

— Богоподобному мужу! И его несравненной жене!

— Тому, кто возведет нас на небеса!

— Герою! Воину! Продолжателю рода!

Людей бы этим словам обучить.

А Велес еще и невесте дар преподнес. В коробочке из черненого серебра мазь чудодейственная лежала.

— Чтоб не обжег Ягодку сгоряча, — и подмигнул. — А обмажешь заранее и огонь ее не возьмет!