Эндрю Николл - Добрый мэр

• Название: Добрый мэр
• Автор: Эндрю Николл
• Издательство: Издательство Ольги Морозовой
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-98695-043-3

«Добрый мэр» — волшебный роман начинающего писателя Эндрю Николла, история любви и о любви. Действие происходит в маленьком городке под названием Дот, что находится во всеми позабытом уголке Балтийского моря. Автор рассказывает нам о добром и честном Тибо Кровиче, мэре Дота, влюбленном в свою секретаршу Агату Стопак — прекрасную, одинокую, но при этом еще и замужнюю женщину.

Город Дот слишком тих и благопристоен, чтобы Тибо мог позволить себе хоть как-то проявить свою любовь, — но однажды, когда Агата случайно роняет в фонтан свой обед, все меняется в один миг, и жизнь наших героев преображается — решительно и бесповоротно.

«Добрый мэр» — книга о любви и утратах, о волшебстве и дружбе, о кулинарных изысках и духовом оркестре, о ведьме-итальянке и одном очень крупном юристе, о невесть откуда взявшейся собаке и автомобильной погоне на черепашьих скоростях. Этот прекрасно написанный роман — один из лучших литературных дебютов за многие годы. Прочтите «Доброго мэра» и вспомните, что это значит — любить.

---

Едва заседание, наконец, закончилось, он поспешил к себе. Агата уже ушла. Тогда он сбежал по лестнице, на ходу натягивая плащ, но не нагнал ее ни на площади, ни в толпе на мосту, и только пробежав половину Замковой улицы, увидел, как она заходит в «Золотого ангела».

Когда Тибо вошел в кофейню, Агата уже сидела у окна. Она заметила, как заулыбалась ему Мама Чезаре — заулыбалась и жестом указала на столик, за которым сидела, подперев голову рукой, Агата.

Агата вдруг поняла, что ее раздражает, что все замечают Тибо, приветствуют его и расцветают, когда он заговаривает с ними. А он воспринимает это как что-то само собой разумеющееся. Он не понимает, какой он замечательный. Он не замечает, что она считает его замечательным. Не замечает, что она его любит.

Она смотрела, как он пробирается к ней среди столиков, раскланиваясь и здороваясь на ходу — милый, как веселый щенок, и такой же глупый. Когда Тибо уселся, она поприветствовала его раздраженным вздохом. Он притворился, что не заметил. Она заметила, что он притворился, что не заметил.

— Что у нас сегодня вкусненького? — с улыбкой спросил Тибо. — Что у нас сегодня аппетитного, кроме вас, самой замечательной секретарши на всем белом свете?

«Аппетитная, значит? Так что же ты не утащишь меня в укромный уголок и не съешь, идиот ты этакий?»

— Суп. Сегодня суп. Когда я пришла, Мама Чезаре сказала, что сегодня будет суп.

— Хорошо. Какой?

— Откуда я знаю?

— Извините. Я просто спрашиваю.

— Послушайте. Я только что пришла. Она поздоровалась со мной и сказала, что сегодня будет суп. Я села за столик, и тут пришли вы. Вот и все. Больше я ничего не знаю.

Тибо состроил обиженную физиономию и замолчал. Агата читала по глазам его мысли: «Что мне на это сказать? Лучше вообще ничего не скажу».

Ей хотелось схватить зубочистку и ткнуть его в глаз. Ей хотелось вскочить на стол и заорать: «Черт побери, Тибо, скажи что-нибудь! Заметь меня!» А он все сидел, опершись локтями о стол, и смотрел поверх ее плеча на улицу. Она хмыкнула и подняла глаза к потолку.

Вскоре к столику подошел официант с двумя огромными тарелками минестроне в руках и двумя корзинками с хлебом на предплечьях; каким-то чудом он поставил все это на стол, не пролив ни капли.

Тибо благодарно кивнул официанту, вежливо улыбнулся и взял ложку.

— Выглядит замечательно!

Это была просьба о перемирии. Агата проигнорировала ее и, ни сказав ни слова, склонилась над тарелкой. Наступила тишина, только ложки гремели, как якорные цепи.

— О, чуть не забыл! — снова заговорил Тибо. Он откинулся на стуле и вытащил из кармана пиджака бумажник. — У меня для вас подарок.

— Надеюсь, это деньги.

— Нет, не деньги. А вам нужны деньги? Если нужны, я могу дать.

Агата покачала головой и позволила себе слизать языком каплю супа с уголка рта. Потом она протянула руку, словно говоря: «Давайте уж, что у вас там?» и вытащила кусочек бумаги из пальцев Тибо.

— Это для дома в Далмации, — сказал он. — Декоративные статуэтки. Кошки. Фарфоровые кошки с глазами из мрамора.

— Вижу.

Агата открыла сумочку, вытащила свою записную книжку, засунула в нее кошек и швырнула книжку на стол.

На лице Тибо снова появилось обиженное и озадаченное выражение, как у Ахилла, когда тот являлся домой с замечательной упитанной мышкой и обнаруживал, что хозяйка вовсе не в восторге от этого. Это был кусочек бумаги, всего лишь кусочек бумаги. Почему он думает, что она должна ахать и охать над каждой мелочью?

— Мы придумали вам замечательный дом, — сказал Тибо, похлопав по записной книжке. В голосе его звучало беспокойство.

— Да. Вы думаете, мы когда-нибудь туда попадем?

Тибо улыбнулся. Едва ли не все, что говорила Агата, могло вызвать у него улыбку.

— Я делаю все, что от меня зависит. Столько лотерейных билетов — и пока ни одного выигрыша. Ни единого джек-пота.

— Я не виновата. Это вы всегда покупаете пустышки. Вам следовало бы принести их все в магазин и потребовать свои деньги назад. Все равно… — она пристально всмотрелась в свою тарелку, — все равно, мне хватило бы для счастья и маленькой сырой квартирки у канала. Не обязательно ехать на побережье Далмации.

— Но вы достойны побережья Далмации.

Агата снова опустила ложку в суп.

— Я много чего достойна, но готова довольствоваться и чем-нибудь вполне обычным, лишь бы это что-то было моим. Лучшее — враг хорошего, не так ли?

Она взглянула на него, не в силах понять, как же он не понимает, что сейчас — самое время? «Я готова довольствоваться и чем-нибудь вполне обычным, лишь бы это что-то было моим», сказала она, и если бы он только предложил ей это обычное, оно сразу стало бы прекрасным и замечательным.

Но он промолчал, и оттого она взглянула на него по-новому.

Вокруг шла своим чередом жизнь: спешили от столика к столику официанты, коммерсанты торопились расправиться с обедом, люди на улице смотрели на низкое серое небо и думали, не пойдет ли снег, — и она знала, что если спросить у них, кто сидит за средним столиком у окна «Золотого ангела», каждый сказал бы: «Это добрый Тибо Крович». Но сегодня они ошиблись бы. Сегодня ответ был: «правильный Тибо Крович».

А ей был нужен добрый. И он мог бы поступить по-доброму. Он мог бы вскочить на ноги, опрокинуть, если нужно, стол, схватить ей и броситься с ней на улицу, словно спасая из горящего дома. Он мог бы спасти ее. Он мог бы унести ее в свой дом, пронеся сквозь покосившуюся калитку, мимо медного колокольчика, по дорожке из синей плитки, положить на кровать и спасать ее весь оставшийся день и всю ночь. Он мог спасать ее, пока сил спасать уже не осталось бы. Он мог бы спасать ее снова и снова, как ни один мужчина никогда не спасал ни одну женщину и не будет спасать впредь, спасать всеми способами, какие только сможет себе представить, и всеми способами, о которых не догадывался до этой самой минуты, а потом она предложила бы еще несколько собственных идей. Но он этого не сделал. Тибо Крович был мэром Дота, а ведь даже и вообразить невозможно, чтобы мэр Дота бегал по улицам с чужой женой на плече, даже если это его собственная секретарша, даже если она любит его так давно, что не помнит, когда это началось.

«Самое время» прошло. Оно испарилось на ее глазах — там, где «когда» становится «сейчас» и начинает стремиться назад в «тогда». Для этого достаточно секунды.

Сбитый с толку Тибо взял записную книжку с воображаемым домом и начал ее листать.

— Как тебе вот это? — спросил он, указывая на вырезку из журнала, на которой была изображена огромная ванна.

— Разноцветная, — сказала Агата.

— Что? Она же белая.

— Разноцветная, — сказала она, глядя ему прямо в лицо, и повторила это слово еще несколько раз, тихо-тихо, почти неслышно.

Тибо Крович был растерян. Он подумал, что у Агаты, возможно, нервное расстройство.

— С вами все в порядке? — спросил он.

— Все отлично, Тибо. — И Агата зачерпнула ложкой супу, но не донесла ее до рта, потому что боялась, что обольется. Ее рука дрожала. Дрожь сотрясала все ее тело. Глядя на нее, Тибо думал, что она вот-вот расхохочется, но на самом деле она изо всех сил сдерживалась, чтобы не заплакать.

— Как вам суп? — ни к селу ни к городу спросил Тибо.

— Мммм… Минестроне. — В голосе Агаты слышалось что-то вроде сарказма. — Вы знаете, из всех похлебок это самая… — В ее глазах была мольба, она снова и снова повторяла про себя: «Ради бога, Тибо, посмотри на меня. Посмотри на меня. Посмотри!»

— Разноцветная? — подсказал Тибо.

— Точно, Тибо! Разноцветная. — И она снова беззвучно зашевелила губами, повторяя: — Раз-ноцвет-ная. Раз-ноцвет-ная. Интересно, почему у нас в Доте не придумывают таких супов? Почему нам приходится завозить их из Италии, где и так тепло, где жизнь яркая и… — Она посмотрела ему в лицо и снова произнесла это слово: — Раз-ноцвет-ная.

Тибо неохотно признался себе, что не понимает правил этой игры, и решил развить тему супов.

— У нас есть окрошка, — сказал он. — Это хороший суп. Не хуже любого итальянского.

— На вкус она, как холодная земля. Словно ешь могилу. Но я готова признать, что окрошка, по крайней мере… — Она сделала паузу, достаточно долгую, чтобы он успел поднять глаза. — …раз-ноцвет-ная.

— Не понимаю, что это на вас сегодня нашло.

— Да, Тибо, это непросто!

Она еще раз неслышно произнесла: «Раз-ноцвет-ная», и в ее глазах заблестели слезы, потом бросила салфетку на стол, неловким движением схватила сумочку, вскочила на ноги и выбежала на улицу.

Тибо провел немало дождливых вечеров в «Палаццо Кинема», и знал, что как теперь ни поступить (окликнуть ее, выбежать на улицу или с непроницаемым лицом доесть суп), все одно будет клише. Через несколько секунд, ушедших на размышления о том, какой вид унижения предпочесть, он увидел, как Агата пробежала мимо окна.