Антон Первушин - Отдел «Массаракш»

• Название: Отдел «Массаракш»
• Автор: Антон Первушин
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 2011
• ISBN: 978-985-16-9938-0

Однажды светлой ночью на планету Саракш спустилась железная птица, из чрева которой вышел молодой бог. С тех пор жизнь шестипалого мутанта по прозвищу Птицелов, бывшего свидетелем этого, вошла в крутой вираж. Радиоактивные руины, населенные южными «выродками», таинственные кризис-зоны, спецлагеря для неблагонадежных, столица бывшей Страны Отцов, северный океан и подземные обиталища упырей — вот лишь немногие этапы большого пути маленького мутанта. От «выродка» до агента сектора оперативного реагирования в «Проекте "Массаракш"». От полного невежества до раскрытия тайны своего происхождения. От страха перед солдатами до победы над зловещим Темным Лесорубом. Из всех этих испытаний Птицелов вышел с честью. Ведь честь для него — не пустой звук.

---

Проект Аркадия и Бориса Стругацких «Обитаемый остров» Антон Первушин, Игорь Минаков, Максим Хорсун Отдел «Массаракш» От мутанта до герцога — одна жизнь

Пролог

«Птицеловом меня зовут. Кто зовет? Да все зовут… Так меня мать с отцом назвали, а другого имени не дали. И в деревне величали Птицеловом, никто не объяснял — почему… А теперь и объяснять некому. С севера пришли солдаты да убили всех. Кроме меня. Меня тогда в деревне не было. Я-то дома вообще не сидел. Я любил по лесу бродить… Опасно? Ну да, одни упыри чего стоят. На солдат еще можно нарваться. Но были те, кто похуже упырей и солдат… Отец мой в духов лесных верил, в Неназываемых. Дескать, детей они крадут. Вернее, не крадут даже, а выманивают. Неизвестно — чем. Дети по ночам спящими к ним выходят. Но я их не очень-то боялся. Я ведь не ребенок… Про Темного Лесоруба я позднее узнал. Темный, потому что черный весь, как головешка… Так что ничего я в лесу не боялся, кроме солдат. У солдат — автоматы… Упыри? У них своя жизнь, у меня своя, держись от них подальше — и все. Я любил рыбу в реке ловить, хотя есть ее нельзя… Не знаю, зачем тогда ловил… Рыба, она всегда молчит. А значит — не врет. Не люблю, когда врут. А люди врут бесперечь. Даже мама с папой врали. Смешные… Что? Рассказать, что было в деревне после солдат? Да ничего там не было… И никого…»

Издали столб дыма походил на гриб. На огромную поганку-мутанта, под которой можно спрятаться целой деревней.

«Что это там у нас горит?» — подумал Птицелов, ускоряя шаг.

Он перемахнул через поваленный ствол каменного дерева, захрустел задубелыми пятками по гравию старой дороги. Чем ближе была деревня, чем жирнее становилась «шляпка», тем быстрее и легче несли Птицелова косолапые ноги. А йот на сердце становилось все тяжелее. Он уже знал, что случилась беда.

Деревня догорала. Веселый огонь обгладывал хижины. На земле блестели гильзы. Было видно, что солдаты не мешкали. Они снесли хлипкую изгородь и сразу же из огнеметов — по домам. А по тем, кто выскакивал из горящих хижин, — из автоматов. Дорожка гильз — мертвое тело, ещё одна дорожка — еще один мертвец. Солдаты били наверняка, патронов не жалели. А раненых добивали выстрелом в голову.

Птицелов бросился к своей хижине и сразу нашел мать. Она ничком лежала возле свиного корыта. Горшок выпал из ее неимоверно длинных рук и покатился, оставив полукруг разлитых "помоев. Свиньи не успели подобрать. Они валялись здесь же — уткнув плоские рыла в землю. Хорошие были свиньи, откормленные. Мать заботилась о них, как о собственных детях. Жалко…

Отца Птицелов отыскал в сарае. Вернее — среди головешек, что остались от сарая. Отец сильно обгорел, но Птицелов узнал его по обугленным веточкам жабр. Больше ни у кого и деревне не было такой мутации. Птицелов постоял над телом отца, подобрал уцелевшую и огне мотыгу и пошел на огород. Могилу копать.

За деревней было кладбище. Большое. Больше самой деревни. Ведь умирали в деревне часто. И чаще всего — едва-едва успев родиться. На этом кладбище лежали два старших брата Птицелова. И три младшие сестры. Когда похоронили третью, мать сказала: все, больше я рожать не буду.

Он хотел отнести родителей туда, к их детям. Но до кладбища было далеко. И потом, если вся деревня стала погостом, то какая разница?

Птицелов копал долго, уже и Мировой Свет начал тускнеть. Приходилось торопиться: ночью могли нагрянуть упыри, привлеченные мертвечиной. Руки у Птицелова отнимались от усталости, но яма получилась хорошей: глубокой и вместительной.

Он положил родителей. Подумал-подумал и начал стаскивать со всей деревни других мертвецов.

Закапывал Птицелов могильную яму под тусклым свечением ночного неба. Черные нетопыри бесшумно кружили над свежим холмиком. А потом пошел дождь, жесткий с металлическим привкусом.

Дождевая вода стекала по его впалым щекам — словно слезы, которые не мог пролить Птицелов, чьи глаза были лишены слезных желез.

“…Что я делал потом? Потом… Пошел куда глаза глядят. Кажется на север. Нет, умереть не хотел. Как-то не думал. Зачем? Я ведь не урод какой-нибудь. Мать называла меня «мой красавчик». А Сопливая Бунашта — заглядывалась, но издали. У матери были длинные руки. Длинные и цепкие. Она могла запросто повыдергать Бунаште волосы. А та ими страсть как гордилась. А чем ей еще было гордиться?.. Отомстить? Кому? Солдатам? С автоматами! Нет, я ведь не дурачок Пишту, у которого было три глаза, а четвертый — на темени. Пишту хвастал, что видит этим глазом Мир не вогнутым, как положено, а плоским. Но ему никто не верил… Я? Я — тоже. Хотя он говорил правду… Ничего не путаю. Я точно знаю, когда человек врет, а когда говорит правду… Нет, вы не врете, хотя и правдой это назвать трудно… Да потому что Мир не может быть ни плоским, ни круглым, как шар… Ну-у… разные мутации были. У кузнеца Скибу росла из спины третья рука. Бесполезная совсем. У отца были жабры. Он мог под водой дышать. Поселковый знахарь был глухой как пень, зато точно знал, у кого где болит. Повитуха Маха ладонями видела, кто родится: мальчик или девочка. И никогда не ошибалась… Это следующий вопрос? Ага. О железных птицах мне рассказывал Отту… Самый старый житель нашей деревни. Светлая память ему… Болтали, что Отту родился до Огненного Триба. Не знаю, наверное. Отту не был мутантом, хотя глаз у него вытек, а все тело было в шрамах от ожогов. Он рассказывал мне о больших железных птицах. Птицы эти носились по небу, рычали, плевались пламенем и роняли на деревни перья, от которых начинались пожары… Я потом видел железную птицу своими глазами. Да, она походила на тех, из рассказов Отту. «Они не махали крыльями, — говорил старик. — Крылья у них всегда были неподвижны и отогнуты назад». Отту даже показывал руками, как были отогнуты… Показать? Вот так!.. Почему я его спрашивал? Не знаю, интересно было. Никогда не видел таких птиц. Дай в деревне никто не видел. Наверное, Отту и впрямь до Огненного Триба родился… Что теперь рассказать?.. Как увидел ту железную птицу?..”

Это была самая тягостная ночь в его жизни.

Напрасно Птицелов обходил окрестности в поисках хоть какого-нибудь убежища. Деревца, что росли по берегам узкой, но полноводной реки, были хлипкими. На таких не заночуешь. Здешние деревца не годились даже для того, чтобы вырезать из них приличную дубину. И вообще этот лес казался каким-то… ненастоящим. Обманчивым. В нем таилась угроза.

Пахло под деревьями не палой листвой и грибами, а железом. Гильзами стреляными пахло, а еще — ржавчиной и мазутом.

Птицелов притулился под речным обрывом, там, где торчащие из глины корни образовали подобие грота. Втиснулся кое-как в небольшую впадинку, подобрал под себя ноги. Загородился локтями и попытался уснуть.

Тихо плескались о берег мелкие речные волны. Гортанно перекликались в лесу упыри. А потом где-то высоко-высоко родился протяжный гул, и этот звук показался мутанту продолжением зыбкого сна. Снилось Птицелову, что лежит он на спине железной птицы, которая плавно уносит его на немыслимую высоту. И земля внизу становится плоской, а потом края ее начинают выгибаться исполинской опрокинутой чашей, медленно смыкаясь в серебристый шар, ироде воздушного пузырька на брюшке паука- водолаза…

..Леденящий душу вой вышиб Птицелова из сна. Земля затряслась. Со свода пещерки посыпались комки сухой глины, Оглушенный и растерянный выскочил он из ненадежного убежища.

Вой повторился. Над противоположным берегом реки взвился огненный перст; вонзился и рассек небо, оставив после себя колонну медленно оседающего дыма. И тотчас тусклое ночное свечение затмила яростная вспышка. А следом — еще одна! Птицелов обхватил голову и бросился в траву. Ему захотелось стать крохотным, как муравей, чтобы страшная сила Огненного Гриба, о которой он с малолетства наслушался жутких историй, не настигла его, не испепелила дотла.

Но на этот раз обошлось без Огненного Гриба.

Птицелов перекатился на спину: в небе расплывались черные кляксы. Из клякс выскользнул серый матовый конус с двумя парами заостренных крыльев.

Железная птица?!

Птицелов вскочил, бросился вверх по обрыву. Опасливо высунулся из-за кромки.

«Птица» выплеснула из-под днища струи плотного дыма. Вихрь из песка, травы, веток и всякого мусора на несколько мгновений закрыл крылатый конус. Раскачиваясь, будто плоскодонка на речной стремнине, «птица» степенно оседала, дымные струи становились все короче и толще. Наконец она коснулась земли.

Шипение, которое издавали струи, смолкло. «Железная птица» окуталась белым паром, отчего бока ее заблестели.

Птицелов смотрел во все глаза.

В боку конуса появилось круглое отверстие, размером с большое дупло. Из отверстия на покореженную землю пал белый луч. На мгновение свет затмился: кто-то выглянул изнутри «птицы».