Андрей Упит - Лунные тени

• Название: Лунные тени
• Автор: Андрей Упит
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1970

---

Помощник коменданта плашмя держал в руках портфель. Кивнул человеку в шляпе:

— Обратно в канцелярию вы не поедете. Идите распишитесь.

Комендант посветил им электрическим фонариком. Священник снова увидел заросшую волосами до самых пальцев обезьянью руку и блестящее автоматическое перо в ней. Освещенный фонарем, показался неестественно длинным выступающий вперед подбородок старой ведьмы. Показался и тут же спрятался, будто обожженный холодным светом.

— Извольте получить деньги.

Обезьянья лапа долго шарила по гладкой коже портфеля. Священник смотрел, затаив дыхание, Одна стершаяся монетка выскользнула из ладони и покатилась по земле. Серый присел и потянулся за ней… Нет! Здесь это было или еще где-то? Священник потер ослепленные лунным светом глаза.

Рядом были только комендант и его помощник — даже электрический фонарик ему померещился. Луна заливала откос спокойным желтоватым светом. Врач, тяжело дыша, направился к автомобилю.

— Садитесь! Здесь становится прохладно.

Он закутался в плед и откинулся на спинку сиденья, отставив в сторону горящую сигару. Священник не в силах был отвернуться. Машинально сел рядом с доктором, но смотрел он туда, где виднелась тень веревки, ставшая теперь заметно короче. Она быстро скользила по буграм и ямам, словно все еще раскачиваемая невидимой рукой.

Гул двух моторов на минуту оглушил священника. Умолк вой убиваемого зверя, все время стоявший у него в ушах. Когда автомобиль свернул вниз по склону, исчезла страшная раскачивающаяся тень. Но когда проехали немного вперед, дорогу вновь пересекла тень черной руки, качнулась и снова исчезла. И еще раз качнулась и опять исчезла.

Священник съежился в углу и закрыл глаза. «Скорее! скорее!» — кричал в нем каждый нерв. Но автомобиль ехал нестерпимо медленно, и черная рука тени ощупывала его. Глаза священника были закрыты, в ушах раздавался гул мотора, машину трясло, но где-то в самой глубине сознания ярко запечатлелись образы увиденного и услышанного — живые, болезненные, остро ощутимые.

В аллее тени листвы вязов испещрили палевую от лунного света дорогу. Тени были нежные, узорчатые. Мирно бегущими волнами скользили они по ветровому стеклу машины и, словно играя, разрисовывали руки и лица едущих. Они не прогнали, не потревожили видений священника. А он стискивал зубы и так крепко сжимал веки, что заболели глаза.

Вдруг машина остановилась. Они подъехали к бывшему монастырю. Фонарь над воротами далеко разливал синеватый свет. За освещенным пространством виднелись темные линии городских улиц.

Подошел комендант.

— Вы, конечно, не зайдете к нам. Благодарю за сегодняшнюю работу.

И он пожал всем по очереди руки. Сначала врачу, тюремному священнику, потом… Священник отшатнулся. Третий ведь снова сидел на своем месте, укутавшись в серое пальто, пряча лицо под полями шляпы. Его колени прижимались к ногам священника, и от них исходило дружеское тепло.

Снова заработал мотор. Но священник не мог ехать дальше. Он распахнул дверцу и выскочил из машины.

Разбуженный врач сонно проворчал:

— Куда вы? А, хотите прогуляться по свежему воздуху! По правде говоря, в такую чудесную ночь маленький моцион не повредит. К тому же я живу в двадцати шагах отсюда.

Он тоже вылез из машины и зашагал рядом со священником. Потом взял его под руку.

— Постойте, постойте. Я не могу так быстро. Да и куда нам спешить? После ночной работы мы свободны до полудня.

Священник ничего не ответил. Он слышал только звуки его голоса. Что-то беспощадно, неумолчно и все громче шумело у него в ушах, словно разлившаяся черная река.

Врач указал пальцем:

— Взгляните на эту экзотическую панораму. У какого-нибудь художника, какого-нибудь полусумасшедшего кубиста получилась бы престранная картина.

Священник и сам видел. Луна была где-то сбоку и почти позади. На белую спускающуюся под гору улицу падали резко очерченные тени домов. Черные треугольники, ромбы, круги, а поперек тянулся от башни святого Христофора тонкий штык с крестом на конце.

Но священнику весь этот хаос пятен казался только фоном, на котором он видел нечто другое — свое. Одна тень глубоко врезалась в его мозг. Она росла и становилась все ужасней. Она была длинная и тонкая, она тянулась через весь город, и на конце ее извивался отвратительный комок. Вдруг она повернула в обратном направлении, достигла его головы и замелькала перед глазами.

Священник крепко прижался к руке врача. Тот заглянул ему в лицо.

— Что с вами, коллега? Мне показалось, что вы дрожите. Уж не простудились ли вы? Хотя я не понимаю, как это возможно в такую ночь.

Немного погодя он добавил:

— Знаете, что мне пришло в голову? Я живу здесь рядом — зайдите ко мне на минутку. Выпьем по чашке кофе, поболтаем. Когда у человека столько всего накопится, хочется облегчить душу.

Он повел коллегу по узкой лестнице на второй этаж, в свою холостяцкую комнатку. Вскоре на столе уже стояла никелевая кастрюлька с душистым кофе. Но священник не стал пить. Он сидел, тупо уставясь глазами в пол.

Доктор начал сердиться.

— К черту! Будьте вы хотя поучтивее с хозяином дома. С вами прямо уснешь. Постойте! Вы что-то бледны, и глаза у вас подозрительно блестят. Сейчас проверим.

Он пощупал священнику лоб, послушал сердце, стал считать пульс.

— Нет, жара у вас нет. Вы как будто совершенно здоровы.

Посмотрев задумчиво на гостя, он вдруг хлопнул себя по лбу.

— А. понимаю. Это у вас давешнее засело в голове. Конечно, повесить человека не так-то просто. По совести говоря, это следовало бы поручать только таким старым воякам, как я. Вы для таких дел еще слишком зелены.

Осушив три объемистые чашки, он зевнул.

— Советую вам не принимать это близко к сердцу. В каждой профессии требуется привычка, и со временем она появится. До вас мы вешали каждую ночь, и часто по пять штук сразу. Прежний священник был тоже холостяк, и мы с ним каждую ночь после этого разыгрывали партию в шахматы.

Он еще раз зевнул и встал из-за стола.

— Я ложусь спать. И вам советую сделать то же самое. Вон на той кушетке лежит одеяло и подушка. Давайте-ка на боковую. Домой пойдете утром, когда рассветет.

Через четверть часа он уже храпел на всю комнату. Лампа была завешена плотной тканью. В полутьме на полу ясно виднелось падавшее от окна светлое пятно. На нем перекрещивались темные тени рамы.

Потом они стали вытягиваться в одну длинную черту. Протянулись через всю комнату, поползли по стене и стали раскачиваться, как давеча за городом, как всю эту ночь…

Тюремный священник схватился за голову и, шатаясь, пошел к двери. Кто-то уверенно вел его вниз по темной лестнице. На улице он заметил, что кто-то шагает рядом, исчезая на миг в хаосе теней, то снова появляясь в палевом свете луны.

Конечно, это был врач. Священник тут же начал спорить с ним.

— Что означают, доктор, ваши слова: повесить человека не так-то просто? Вы же не хотели этим сказать, что и я…

Спутник ответил охотно и даже раньше, чем священник успел докончить фразу.

— О, именно это я и хотел сказать. И вы, и я, и все мы. Не станете же вы отрицать, что каждый из нас участвовал в этом. А вы еще деятельнее, чем я. Это наша служба, и за нее мы получаем жалованье.

Кто-то застонал, прислонившись к белой стене. Может, сам же тюремный священник, но это было трудно понять.

Кто-то шептал запекшимися губами:

— Я не могу после этого играть в шахматы… Не могу я!

Когда священник обернулся, врача рядом с ним уже не было. Не было и его собственной тени. Рядом шагал комендант тюрьмы. Священника разбирал неудержимый гнев.

— Какое вы имеете право оскорблять меня? Вы подряд жали руки — и мне и той гадине…

— Не мое дело судить, кто из вас гаже. Только оба вы — мои помощники. Я джентльмен и считаю своим долгом после окончания работы пожать вам обоим руки.

Нет — это был не комендант, это был его помощник. Священник накинулся на него.

— Как вам не стыдно платить мне так же, как и тому… тому… именем которого я боюсь осквернить свои уста!

— Чего вы от меня хотите? В нашей тюрьме бухгалтерия всегда была поставлена образцово — после ревизии государственный контроль даже отметил это в официальном бюллетене. Кроме того, вы получаете по пятой, а он только по двенадцатой категории. Мне кажется, вы не имеете никаких оснований жаловаться на какое-то унизительное равенство между вами. Разве вам не нужны деньги? Вы помогаете своему отцу строить дом, учите сестру. Я-то знаю, каких расходов требует собственное хозяйство.

— Не приравнивайте ко мне его и себя! Я священник. Понимаете, священник!

— Я понимаю. Но и вы не забывайте, что все мы государственные служащие. И у него, несмотря на двенадцатую категорию, служебный стаж побольше вашего. Пятнадцать лет практики. А у вас? Ну, признайтесь сами! Ручаюсь, что вы и сотни не проводили на гору висельников.