Сэмуэль Шэм - Божий Дом

• Название: Божий Дом
• Автор: Сэмуэль Шэм
• Жанр: Современная проза

Это классика «медицинской» прозы. Роман о том, что вам лучше не знать о больницах и современной медицине, и о том, что вам не расскажет ни один врач.

...Шесть интернов отправились на стажировку в больницу. Они считали, что их призвание — спасать людей. Они были выпускниками Высшей школы, а стали низшим медицинским персоналом, на который валятся все шишки. Они должны выдержать год гонки на выживание — интернатуры, традиции, освященной веками. Им придется спасаться от гнева начальства, отвечать на заигрывание медсестер и терпеть капризы пациентов в глубоком маразме.

И только Толстяк, всезнающий резидент, сможет поддержать их в этой борьбе — борьбе, цель которой остаться в здравом уме и полюбить свою профессию.

---

Я сворачиваю и вижу большое здание, похожее на лечебницу или больницу, на воротах которого написано слово «Хоспис». Моя кожа покрывается мурашками, волоски на шее поднимаются, зубы сжимаются. И вот, конечно же, я вижу их. Их побелевшие головы, раскиданные по зелени травы, похожи на одуванчики, ожидающие своего последнего бриза. Гомеры. Я уставился на них. Я узнаю признаки. Я ставлю диагнозы. Когда я прохожу мимо, они, кажется, следят за мной, как будто глубоко из своего слабоумия они желают помахать или сказать «bonjour», проявить признаки человечности. Но они не машут, ничего не говорят и не проявляют других признаков. Здоровый, загорелый, пьяный и полный черники, я смеюсь про себя и ужасаюсь жестокости этого смеха. Я чувствую себя превосходно. Я всегда чувствую себя превосходно, видя гомера. Теперь я люблю гомеров.

Ночи хуже всего. Я просыпаюсь, вскакивая в кровати, полностью проснувшись, весь в поту, крича, под звуки церковных колоколов, бьющих трижды. Мой разум полон жуткими видениями года в Божьем Доме. Мои крики будят Бэрри и я говорю:

— Я наконец узнал, где они их прячут.

— Кого прячут? — спрашивает она, не совсем проснувшись.

— Гомеров. Они называют это «Хоспис.»

— Успокойся, любимый. Все закончилось.

— Нет. Я не могу очистить от них свою память. Все на свете напоминает мне о годе в Доме. Я не умею забывать. Это ломает всю мою жизнь. Я никогда не думал, что будет так плохо.

— Не пытайся забыть, милый. Пытайся понять.

— Я думал, что у меня получилось.

— Нет. На это нужно время. Вот, — сказала она, обнимая меня. — Говори со мной, покажи, где болит.

Я рассказываю ей. Я вновь рассказываю о докторе Сандерсе, истекающим кровью у меня на руках, о глазах Потса в ночь его смерти, о том, как я ввожу хлорид калия в вену несчастному Солу. Я говорю ей о том, как мне стыдно за то, что я превратился в саркастичного ублюдка, называющего стариков гомерами, как во время интернатуры я издевался над их слабостью, ненавидел их за то, что они выставляли свое страдание передо мной, пугали меня, заставляли делать отвратительные вещи, заботясь о них. Я рассказываю ей, что хочу жить, сострадая, думая о неизбежности смерти, и, как я сомневаюся, что у меня это когда-либо получится. Когда я думаю о том, что я сделал и через что прошел, меня наполняет грусть и смирение. Я кладу голову ей на колени и плачу, ругаюсь, кричу и опять плачу.

— ... и по своему ты делал это. Кто-то должен был заботиться о гомерах и ты по своему заботился весь этот год.

— Хуже всего — горечь. Я был другим, мягким, даже щедрым, не правда ли? Я не всегда был таким, ведь правда?

— Я люблю тебя за то, кто ты есть. Для меня ты до сих пор такой, — она делает паузу и добавляет с радостью в глазах, — может быть и лучше.

— Что? Что ты хочешь сказать?

— Это возможно единственное, что смогло бы тебя пробудить. Всю свою жизнь ты рос, покоряя вершины, установленные для тебя другими. Теперь, наконец, ты можешь расти самостоятельно. Это может быть началом новой жизни, Рой. Я знаю это.

Она плачет и добавляет:

— Я буду любить тебя еще больше, Рой, потому что я слишком долго ждала, когда это произойдет.

Переполнен. Безмолвен. Взволнован, даже счастлив. Но все же это слишком просто.

— Я хочу верить тебе, но это слишком больно. Весь этот год кажется кошмаром.

— Не весь. Там были и удовольствия: удовольствие изучения медицины, удовольствие от друзей, латентности.[222]

— Латентность? Что это такое?

— Это время перед взрослением. Время клубов, групп, команд. Время, когда бейсбол наиболее важное в твоей жизни и когда дни слишком коротки, чтобы сделать все, что ты хочешь. Это забота. Этот год был путешествием в латентность. Во время интернатуры, видя всю жестокость и безжалостность, забота была тем, что поддерживало вас.

Свернувшись в ее объятиях, я возвращаюсь мыслями к тем дням, дням шалашей на деревьях, ранних летних ночей, когда, убежав из дома, погружаешься в теплый сумрак, дней бейсбольных матчей, когда принимающий ловит мяч с двойным отскоком и достает бьющего точно выверенным пасом, и, когда я начинаю погружаться в реку сна, как будто песни, напетые кем-то и подхваченные птицами, мои идеи наполняют меня, и я думаю о днях, когда воздух настолько неподвижен, что огонь спички стоит прямо и думаю о слепых рыбах в гигантских пещерах с живописью древних, которые, несмотря на постоянные темные стены, покрытые льдом, каким-то образом знают о горячих белых камнях, хранящих тепло, согревающее спящего кота посреди французской деревенской улицы с видом на долину реки и шато, на настоящую мясную лавку с висящими окороками и птицами и на коробки со сладостями, завязанными зеленой ленточкой вокруг детского пальца, и рыночный день, когда улицы наполняются гулом голосов из кафе, где мужчины, карикатуры на французских крестьян, сидят с сигаретами, прилипшими к губам, и кладбище, которое просит «Молись за нее» в смертельной тишине, а потом я думаю, что вне Божьего Дома, даже кладбище не результат, а лишь процесс, и что, наконец, меня поддерживает любовь и что каждый день может быть наполнен разноцветной радостью, которая возвращается вновь и вновь, наполняя себя новыми цветами, и я чувствую, что может быть с течением времени горечь уйдет и раны зарубцуются и останутся лишь летние дни и игры, и веселье, и я борюсь с остатками горечи, которая оставляет меня плывущего вверх по реке в невинной обнаженности и покое, как было до Божьего Дома, и я думаю, что я должен благодарить Бэрри, ведь, где бы я оказался, если бы не она, Бэрри, без которой я бы не вспомнил, что такое любить, как я любил когда-то и как буду любить еще и еще.

Неуклюже я попросил ее выйти за меня замуж.

КОНЕЦ

ЗАКОНЫ БОЖЬЕГО ДОМА:

I. ГОМЕРЫ НЕ УМИРАЮТ.

II. ГОМЕРЫ СТРЕМЯТСЯ ВНИЗ.

III. ВО ВРЕМЯ ОСТАНОВКИ СЕРДЦА — ПЕРВЫМ ДЕЛОМ ПРОВЕРЬ СВОЙ СОБСТВЕННЫЙ ПУЛЬС.

IV. ПАЦИЕНТ — ТОТ У КОГО БОЛЕЗНЬ.

V. ПЕРВЫМ ДЕЛОМ — РАЗМЕЩЕНИЕ.

VI. В ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ТЕЛЕ НЕТ ТАКОЙ ПОЛОСТИ, КОТОРУЮ НЕЛЬЗЯ БЫЛО БЫ ПУНКТИРОВАТЬ С ПОМОЩЬЮ БОЛЬШОЙ ИГЛЫ И ТВЕРДОЙ РУКИ.

VII. ВОЗРАСТ + УРОВЕНЬ МОЧЕВИНЫ = ДОЗА ЛАСИКСА.

VIII. ОНИ ВСЕГДА СМОГУТ ТЕБЯ ДОСТАТЬ.

IX. ЛУЧШЕЕ ПОСТУПЛЕНИЕ — МЕРТВОЕ ПОСТУПЛЕНИЕ.

X. НЕ ИЗМЕРЯЙ ТЕМПЕРАТУРУ И НЕ ОБНАРУЖИШЬ ЕЕ ПОВЫШЕНИЯ.

XI. ПОКАЖИТЕ МНЕ СТУДЕНТА, КОТОРЫЙ ВСЕГО ЛИШЬ УТРОИТ ОБЪЕМ МОЕЙ РАБОТЫ, И Я БУДУ ЦЕЛОВАТЬ ЕГО ПЯТКИ.

XII. ЕСЛИ РЕЗИДЕНТ ИЗ РАДИОЛОГИИ И СТУДЕНТ ВИДЯТ ОБРАЗОВАНИЕ НА РЕНТГЕНЕ ЛЕГКИХ, НИКАКОГО ОБРАЗОВАНИЯ БЫТЬ НЕ МОЖЕТ.

XIII. ОСНОВА ПРЕДОСТАВЛЕНИЯ ЗДРАВООХРАНЕНИЯ — КАК МОЖНО БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕ ДЕЛАТЬ.

Примечания переводчика

1

Gomer-Get Out of My ER, вошедшее в обиход врачей описание пациентов c деменцией из домов престарелых. Я думал о вариантах перевода, перебрал пару и решил, что гомеры лучше.

2

Непереводимое, на мой взгляд, slurpers, обозначающее карьеристов и лизоблюдов Божьего Дома.

3

Для жены: отсылка к отставке Никсона в результате Уотергейтского скандала и передаче президентских полномочий вице-президенту Форду.

4

От слова Housestaff. Названы так по причине практически круглосуточного нахождения на работе.

5

Отсылка к нормальной топографической анатомии мозга и теории гомункула.

6

Модный вид спорта у богатых пациентов — постройка и улучшение больницы, за что больницы называют пристройки, здания, отделения именами жертвователей, что делает ориентирование воистину невозможным. Например, «пойти в терапию Джефферсона» и «перевести пациента из приемного Мида».

7

Сокр. от: интерн.

8

Популярная у выпендривающихся докторов фраза «Publish or Perish».

9

Обычно презрительное упоминание неакадемической синеворотничковой соседней больницы.

10

Универсальное обозначение пациенток, имя которых выяснить не удалось. «Джон До» — для пациентов.

11

Видимо, Чак говорит о действии affirmitive act, когда черных студентов принимали по квоте в институты. Например, жена Обамы так попала в Гарвард.

12

Толстяк использует слово «булшитология», но я не хочу рунглить.

13

Oтсылка к любимой американскими учебниками системе поговорок-мнемоник, используемых для запоминания сложных анатомических образований и многоуровневых физиологических процессов. Имеют ноль смысла и обычно студенту приходится вспоминать, что означает та или иная буква считалки, вместо того, чтобы понять процесс.