Роберт Хайнлайн - Рассказы [Сборник]

• Название: Рассказы [Сборник]
• Автор: Роберт Хайнлайн
• Жанр: Научная Фантастика

В этот сборник вошли рассказы, статьи и повести, написанные в разное время.

---

— Тяжелый случай, — согласился я. — Дай-ка я тебе еще налью. И что, никаких следов?

— Полиция так и не нашла, за что ухватиться. Некто пожелал посмотреть на девочку, назвался ее дядей. Сестра ненадолго отвернулась, а он схватил ребенка и вышел,

— А как он выглядел?

— Нечем не примечательный мужчина, самое обычное лицо, как у тебя или у меня. — Он нахмурился. — Думаю, то был ее отец. Сестра божилась, что на вид он был средних лет, но он наверняка загримировался.

Кому еще понадобилась бы моя девочка? Иногда на такую подлость решаются бездетные женщины — но мужчине-то это зачем?

— И что с тобой было потом?

— Одиннадцать месяцев в этой паршивой больнице и три операции. Через четыре месяца у меня начала расти борода; перед выпиской я уже регулярно брился… и более не сомневался в том, что стал мужчиной. — Он кисло улыбнулся. — Даже стал заглядывать медсестрам за вырез халата.

— Что ж, — заметил я, — похоже, ты перенес эта вполне успешно. Посмотри на себя теперь — нормальный мужик, зашибаешь неплохие бабки, никаких особых проблем в жизни. А у женщин жизнь легкой не назовешь.

Он зло сверкнул глазами.

— Много ты о женской жизни знаешь!

— Даже так?

— Не доводилось слышать выражение «загубленная женщина»?

— М-м-м-м, да. Много лет назад. Сейчас оно почти потеряло смысл.

— Моя жизнь была загублена так, как может быть загублена только жизнь женщины. Эта сволочь загубила ее так, что дальше некуда — я перестал быть женщиной… и не знал, как быть мужчиной.

— Наверное, пришлось приспосабливаться.

— Ты даже представить не сможешь, чего мне это стоило. И дело даже не в том, чтобы научиться Правильно одеваться или заходить в нужную кабинку туалета — это я освоил еще в больнице. Но как мне следовало дальше жить? Какую работу я мог получить? Черт, я даже машину не умел водить. У мне не была профессии, а физический труд с самого начала был заказан — слишком много внутри швов и рубцов, нельзя напрягаться.

Я ненавидел его за то, что он погубил мою будущую карьеру в ДЕВКАх, но по-настоящему возненавидел, когда провалилась моя попытка завербоваться в космические войска. Меня признали непригодным к любой воинской службе, едва взглянув на живот. Офицер-медик осмотрел меня из чистого любопытства — он уже слышал про мой случай.

Поэтому я сменил имя и приехал в Нью-Йорк. Перебивался, торгуя с уличной жаровни, потом взял напрокат машинку и подал объявление о том, что перепечатываю рукописи и документы. Смех, да и только! За четыре месяца мне заказали перепечатать четыре письма и одну рукопись. Рукопись предназначалась в журнал «Настоящие жизненные истории» и не стоила бумаги, которую на нее потратили, но ведь козел, что ее сочинил, продал ее в журнал! У меня возникла идея, я купил пачку журналов, где печатают такие «признания», и изучил их от корки до корки. Теперь ты знаешь, откуда в моих историях про матерей-одиночек такое понимание женского взгляда на мир… хотя одну-единственную версию я им так и не продал — свою собственную, настоящую. Так что, выиграл я бутылку?

Я подтолкнул бутылку к нему. После его рассказа у меня на душе тоже кошки скребли, но дело есть дело, и за меня его никто не сделает.

— Сынок, — спросил я, — ты все еще хочешь ухватить за шиворот того сукиного сына?

Его глаза вспыхнули — холодным, жестоким блеском.

— Эй, полегче! — предупредил я. — Ты ведь его не убьешь?

— Дай попробовать — узнаешь, — зловеще усмехнулся он.

— Успокойся. Я о нем знаю больше, чем ты можешь вообразить. И могу тебе помочь. Я знаю, где он. Его рука метнулась через стойку;

— Где он?

— Отпусти мою рубашку, сынок, — тихо посоветовал я, — или тебя найдут в переулке, а фараонам мы скажем, что ты перебрал и отрубился. — Я показал ему дубинку.

Он выпустил рубашку и посмотрел на меня.

— Извини, но где он? И откуда ты так много знаешь?

— Потерпи, всему свое время. Остались разные архивные записи — в больнице, в приюте, медицинские. Матрону в твоем приюте звали миссис Феверэдж — верно? Потом ее сменила миссис Грюнштейн — правильно? А когда ты был девочкой, тебя звали Джейн — так? И ничего из этого ты мне не говорил — правильно?

Он смутился и слегка испугался.

— Что-то не пойму. Неужто ты собрался решать мои проблемы за меня?

— Не совсем. Просто ты мне по душе, парень. И того типа могу подать тебе на блюдечке. Можешь сделать с ним все, что сочтешь нужным — а я гарантирую, что тебе за это ничего не будет. Но убивать его и думать не смей. Для этого нужно быть психом — а ведь ты не псих. Вернее, не совсем еще псих.

Он нетерпеливо махнул рукой.

— Слушай, кончай треп. Где он? Я плеснул немного в его стакан. Он был пьян, но злость начала пересиливать спиртное.

— Не гони лошадей, Я сделаю кое-что для тебя — а ты для меня.

— Э-э… а что?

— Ты не любишь свою работу. А что ты скажешь насчет высокого жалованья, постоянной должности, неограниченного счета на служебные расходы, полной самостоятельности и целого мешка приключений?

Он выпучил глаза.

— Знаешь, что я скажу? Не вешай мне лапшу на уши!

Сливай воду, Папуля, — такой работенки не бывает.

— Ладно, сделаем иначе: я вручаю его тебе тепленьким, ты с ним рассчитываешься, потом пробуешь мою работу. И если окажется, что я наобещал тебе лишку… что ж, удерживать не стану.

Он покачнулся — последний стакан довел его до кондиции.

— К-к-гда ты его мне д-д-ставишь? — выдавил он.

— Если согласен, то прямо сейчас!

— По рукам! — сказал он, протягивая ладонь. Я кивнул своему помощнику, чтобы приглядывал за обоими концами стойки, отметил время — ровно 23.00 — и уже присел, чтобы нырнуть в дверку под стойкой, но тут музыкальный автомат рявкнул «Я свой собственный дедуля!» Техникам было приказано зарядить его американской попсой и классикой, потому что я на дух не выношу «музыку» семидесятых годов, но я и не знал, что в автомате имелась и эта запись.

— Вырубите музыку! — крикнул я. — А клиенту верните деньги. Я в кладовую, сейчас вернусь, — добавил я и отправился туда. Мать-одиночка шел следом.

Кладовая находилась в конце коридорчика напротив туалета — стальная дверь, ключ к которой имели только я и дневной управляющий, а внутри еще одна дверь, открыть которую мог только я. Мы вошли.

Он обвел помутневшими глазами глухие стены.

— Г-где он?

— Сейчас, — отозвался я, открывая саквояж, — единственный предмет, находившийся в комнатке. То был координатный трансформер в полевом исполнении, выпущен в 1992 году, вторая модель. Прелесть приборчик — ни одной движущейся детальки, весит полностью заряженный всего двадцать три килограмма, и замаскирован под саквояж. Я уже провел днем точную настройку, и теперь мне осталось лишь вытряхнуть металлическую сетку, ограничивающую поле трансформации.

— Это что т-т-кое? — встревоженно спросил он.

— Машина времени, — ответил я и набросил на нас сеть.

— Эй! — завопил он, делая шаг назад. Тут есть особый приемчик: сеть нужно набросить так, чтобы субъект инстинктивно шагнул назад и наступил на сеть, а потом сомкнуть ее, полностью укутывая и его, и себя — иначе можно оставить на этом месте подошву, а то и кусок ноги, или же прихватить с собой кусок пола. Но опыт приходит с годами. Некоторые агенты заманивают клиента под сеть; я же говорю правду и пользуюсь моментом, пока клиент пребывает в изумлении, чтобы щелкнуть переключателем. Так я и поступил.

19.39, зона V, 3 апреля 1963 года, Кливленд, штат Огайо, Эпекс-билдинг:

— Эй! — повторил он. — Сними с меня эту чертову сеть!

— Извини. — Я стянул сета, сунул ее в саквояж и щелкнул замком. — Ты говорил, что хотел его отыскать.

— Но… Ты сказал, что это машина времени! Я ткнул пальцем в окно.

— Разве там ноябрь? Или Нью-Йорк? Пока он, разинув рот, пялился в окно на набухающие почки и весеннее солнце, я снова открыл саквояж и вынул пачку стодолларовых купюр, затем убедился, что номера и подписи на них не вызовут в 1963 году подозрения. Темпоральное Бюро мало заботит, сколько ты тратишь (ему эти деньги ничего не стоят), но лишние анахронизмы ему ни к чему. Если станешь допускать слишком много ошибок, полевой суд приговорит тебя к изгнанию в какой-нибудь гнусный период, скажем, в 1974 год — время скудных пайков и принудительного труда. Я таких ошибок не допускаю, деньги оказались в порядке.

— Что произошло? — спросил он, оборачиваясь.

— Он здесь. Выходи и делай с ним, что хочешь. Вот тебе на расходы. — Я протянул ему деньги и добавил: — Когда кончишь свои деда, я тебя отыщу.

Стодолларовые купюры оказывают гипнотический эффект на тех, кто к ним не привык. Когда я ввел его в прихожую и открыл наружную дверь, он все ещё теребил пачку, не веря своим глазам. Следующий прыжок предстоял легкий легкое перемещение в той же эре.