Владимир Архангельский - Фрунзе

• Название: Фрунзе
• Автор: Владимир Архангельский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1970

В книге рассказывается о жизни и деятельности Михаила Васильевича Фрунзе — революционера, советского государственного и военного деятеля, одного из наиболее крупных военачальников Красной Армии во время Гражданской войны, военного теоретика.

---

Фрунзе немедленно информировал Самойло: «Для ликвидации корпуса Каппеля и вообще всех сил противника, отступающих на восток… представлялось бы необходимым безусловно теперь же решиться на овладение Уфой».

Однако Самойло, инспирированный Троцким, ночью 18 мая дал указания нанести главный удар на севере, чтобы обеспечить успех Шорина, а наступление на Уфу остановить, И одновременно требовал перебросить максимум сил для поддержки 1-й и 4-й армий в районе Оренбурга и Уральска.

Михаилу Васильевичу пришлось объясняться по прямому проводу с Гусевым. Тот дал понять, что завтра Реввоенсовет фронта примет решение наступать на Уфу. И одновременно сообщил, что посылает с нарочным письмо, из которого Фрунзе подробно узнает о его замыслах.

Действительно, 19 мая пришло распоряжение РВС фронта: «Продолжая преследование противника, овладеть районом Уфы». А вслед за ним и письмо Гусева. Сергей Иванович-сообщал, что он по своей воле направил Каменева в Москву и рекомендовал ему встретиться с Лениным, о чем он написал Владимиру Ильичу. Между строк Гусев давал понять, что Каменев скоро вернется в Симбирск, потому что Самойло показал себя путаником и чудовищно беспартийным человеком. А в конце письма была приписка: Троцкий не ограничился снятием Каменева, теперь он готовит отстранение от должности Фрунзе. Но РВС в лице С. Гусева, М. Лашевича и К. Юренева категорически протестует против расправы с командующим Южной группой.

Словом, настроение Фрунзе в момент самой важной — Уфимской операции было испорчено. Но он не подавал виду и продолжал из Бугуруслана готовить задуманный удар на Уфу, не ослабляя мер и по укреплению фронта возле Оренбурга и Уральска. И только однажды, в письме к Гусеву и его товарищам, сказал о своей обиде: «Вы знаете, какую атаку приходится выдерживать мне, и совершенно незаслуженно, со стороны Троцкого по части обеспечения Оренбург-Уральского района… Ряд телеграмм Троцкого только нервирует и лишает возможности спокойно и основательно подготовить и провести операцию».

Это письмо стало известно Ленину. 29 мая он вернул Сергея Сергеевича Каменева на Восточный фронт, а членам Реввоенсовета в Симбирске телеграфировал, что врага надо срочно гнать в Сибирь. «Если мы до зимы не завоюем Урала, то я считаю гибель революции неизбежной. Напрягите все силы».

Случилось так, что Михаил Васильевич не успел ответить на первую телеграмму Ленина. И через десять Дней получил разнос от Владимира Ильича: «На мою телеграмму от 12 мая об Оренбурге до сих пор от Вас ответа нет.

Что значит Ваше молчание? Между тем из Оренбурга по-прежнему идут жалобы и просьбы о помощи. Прошу впредь более аккуратно отвечать на мои телеграммы. Жду ответа».

Михаил Васильевич хотел ответить подробным письмом: как интригует против него Троцкий, как бездарен Самойло, как беспомощен храбрый Гай и как гарнизон Оренбурга уже усилен 3-й бригадой 20-й стрелковой дивизии. Но Чапаев уже изготовился к удару, надо было быть в его частях. Фрунзе ограничился сообщением по телеграфу.

«На Вашу телеграмму от 22 мая сообщаю следующее: по существу Вашего требования в отношении Оренбурга все, что только позволили сделать средства, находившиеся в моем распоряжении, сделано. Должен доложить, что этих средств для исчерпывающей помощи Оренбургу и одновременно с этим разрешения задач на основном Уфимском направлении совершенно недостаточно. Но, во всяком случае, помощь для удержания самого Оренбурга вплоть до решения вопроса на основном направлении была подана достаточная, как это и подтверждают сообщения последних дней. Считаю, что поток оренбургских слезниц по бесчисленным адресам в значительной степени объясняется собственным неумением правильно использовать силы и средства, бывшие в распоряжении Оренбурга. За несвоевременность ответа извиняюсь. Объясняется это тем, что в момент получения Вашей телеграммы я был на фронте».

Да, он беспрерывно был на фронте! И в Бугуруслане подписал приказ по войскам Туркестанской армии ночью 23 мая 1919 года о третьем — и завершающем — этапе наступления. И весь он в этом приказе — без аффектации и пустых слов, подтянутый, уверенный в победе.

Начал он с деловой информации: «По приказанию командующего Восточным фронтом я с сегодняшнего дня вступаю в непосредственное командование войсками Туркестанской армии, оставаясь в то же время командующим всеми войсками Южной группы фронта».

Затем определил цель: «Высшее военное командование возложило на нас задачу окончательного разгрома белогвардейских банд, прикрывающих путь на Урал, и ликвидации этим всей колчаковщины».

И обратился с добрым словом к ветеранам и новичкам: «У меня нет и тени сомнения в том, что закаленные в битвах славные бойцы 24, 25, 31 и 3-й кавалерийской дивизий с указанной задачей справятся в кратчайший срок. Порукою в этом являются блистательные страницы их прежней боевой работы, завершившейся недавно разгромом ряда корпусов противника на полях Бузулука, Бугуруслана, Бугульмы и Белебея. Уверен, что и молодые войска 2-й дивизии, впервые получающие боевое крещение, пойдут по стопам своих славных соратников и учителей».

В духе старых листовок Арсения дана была политическая и государственная оценка ратного подвига, к которому он призывал товарищей по фронту:

«России труда пора кончать борьбу с упорным врагом. Пора одним грозным ударом убить все надежды прислужников мира капитала и угнетения на возможность возврата старых порядков. Начало, и начало хорошее, вами уже сделано. Колчаковский фронт затрещал по всем швам. Остается довести дело до конца. Бросая вас ныне вновь в наступление, я хочу напомнить о том, что вы им решаете окончательно спор труда с капиталом, черной кости с костью белой, мира равенства и справедливости с миром угнетения и эксплуатации. В этой великой, святой борьбе Рабоче-Крестьянская Россия вправе требовать от каждого из своих детей полного исполнения своего долга. И этот долг мы исполним!

Наш первый этап — Уфа; последний — Сибирь, освобожденная от Колчака. Смело вперед!»

Пять-шесть лихорадочных дней ушло на подтягивание частей наступления и прикрытия. Круглые сутки в бугурусланском штабе Фрунзе кипела страстная работа. Фурманов отмечал, как сгонялись в тыл красные полки, у которых «наглухо схлопнулись боевые крылья»; как вливали свежие роты, где еще теплился боевой дух, ставили новых, крепких командиров, «гнали из тыла в строй отряды большевиков, целительным бальзамом оздоровляли недужный организм армии»; как перекидывали к Чишме, к реке Белой «ядреные, испытанные части, в лоб Колчаку ставили стальную дивизию Чапаевских полков». Столь велико было передвижение артиллерийских резервов, столь быстро перегоняли патроны, винтовки, пулеметы, динамит, что Колчак поверил в полководческий гений Фрунзе. И объявил по своей армии: коль попадется в плен командующий красными Михайлов, ныне именуемый Фрунзе, целехоньким доставить его в ставку «верховного».

А у Михаила Васильевича тем временем план отшлифовался. Чапаевская дивизия переправится через реку Белую и сделает рывок к Уфе с севера; Тухачевский прикроет ее со своего правого фланга силами 26-й стрелковой дивизии; 2-я и 24-я дивизии переправятся южнее Уфы и отрежут путь отхода белым по железной дороге к Челябинску; Гай поддержит эти дивизии левым флангом своей 1-й армии; 31-я дивизия — возле Бугуруслана, но ее задача — быть резервом у Чапаева.

Василий Иванович 26 мая огласил приказ по дивизии: «Для задержки нашего движения противник ухватился за узел Бугурусланской и Бугульминской железной дороги в Чишме. Но мы будем бить противника не так, как он хочет, а так, как мы хотим. Дружным одновременным ударом с запада на Ново-Царевщину, Верхнее Хозятово, Нижнее Хозятово, Московку, Чишму, Илькашево, Марусино и Алкино столкнем белогвардейцев с железной дороги, для большего удобства топить последних в реке Белой и тем самым очистить себе путь к Уфе и дальше».

С утра 28 мая все части дивизии пошли в наступление. И сразу же выяснилось, что пути к Уфе нет: мосты разрушены, магистральные дороги испорчены, каждый населенный пункт надо брать в упорном бою. А Фрунзе требовал геройства: «…Несмотря ни на какие трудности, ни на какую усталость… напрячь все усилия, чтобы быстрее прижать противника к реке Белой и на его плечах перебраться на правый берег реки».

2 и 3 июня чапаевцы вышли к западному берегу Белой. Она еще не вошла в берега после весеннего полноводья, и широкий поток ее — метров триста — был серьезным препятствием: ни лодок, ни парома; белые все уничтожили, отступая на правый берег.

Фрунзе 4 июня прибыл в расположение чапаевских частей возле Красного Яра и находился в них пять дней, пока белые не сдали Уфу.

Именно в эти дни не только Чапаев с Фурмановым или Иван Кутяков со своими командирами полков, но и каждый красноармеец мог убедиться, какой замечательный человек направляет их волю. Смелость и беззаветность отличали командующего. «…Самым пленительным в нем была легкость и простота, с которыми он шел навстречу опасности, — вспоминал Воронский. — Они доходили у него до детской непосредственности. Он знал цену революционному долгу, но лично его это слово не определяло: так естественно и неразложимо прямо он действовал и совершал героическое».