Брайан Д'Амато - Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса

• Название: Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса
• Автор: Брайан Д'Амато
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-49944-1

Жрецы цивилизации майя совершили поразительные научные открытия, далеко опередившие свое время. А еще они вычислили, когда наступит конец света.

Человек, в чьих жилах течет кровь майя, не сомневается в том, что мир погибнет 21 декабря 2012 года. И когда выпадает зыбкий шанс предотвратить катастрофу, Джед де Ланда решает рискнуть.

Перенестись сознанием в прошлое, в год 664-й н. э., и там влиять на мысли и дела правителя, от которого зависит будущее. Таков был план. Но он с самого начала дал сбой: молодой майя, принявший в себя разум нашего современника, удостоился великой чести — ритуального самоубийства…

---

— Нет, это случилось позже. — И я рассказал ей, как мне пришлось умолять Марену, чтобы меня отправили в прошлое.

— Но она вовремя показала тебе книгу.

Я покачал головой и пояснил, что все произошло слишком поздно, сделать что-либо было уже невозможно и тысячи людей погибли.

— Но ты узнал о грядущем плохом солнце заблаговременно.

— Да.

— Значит, Маран Ах Пок хотела послать тебя сюда прежде, чем показала тебе книгу.

— Я просил ее об этом, — повторил я.

— И сколько времени тебе понадобилось, чтобы убедить ее? — спросила Кох.

Я задумался.

— Недолго.

Вообще-то я тогда управился минуты за полторы.

— Твой ответ ясен, — хмыкнула Кох.

Я заморгал. А знаешь, Джед, она права. Ты глуп. Хочешь выглядеть крутым и умным, а на самом деле — доверчивый простачок. Тебе не приходило в голову, что Марена, Линдси Уоррен, этот херов Майкл, Таро и все остальные просто дурили тебя с самого первого дня? Да Сик никогда не стремился сюда. Тебе просто кинули наживку, и ты попался. Неудивительно, что его чоланский хромал — он знал, что ему не придется говорить на этом языке.

Нет, мне не хотелось в это верить. Чтобы в мозгах прояснилось, я чуть тряхнул головой, надеясь, что Кох не заметит.

— Ты желал увидеть складывателя, который разыграл эту игру, — сказала она.

Я отвечал: мы, мол, до конца не разобрались, что должно произойти в последний день.

— В это солнце четыреста младенцев скажут нам, чего они хотят, — проговорила Кох.

Пауза. Не говори ничего, подумал я. Жди.

Но Кох молчала. Обычный допрашиваемый повел бы себя иначе. Наконец я не выдержал:

— В книге сказано: их будет больше, чем прежде, но до этих пор никого.

— Верно, — цокнула Кох.

— И они попросят о чем-то, — сказал я. — Правильно?

— Они попросят о том, чего мы не сможем дать.

Тишина.

Ладно. Может, лучше просто спросить.

— А кто такой Смрадник?

Она сделала жест, означающий: «Мне это неизвестно».

— А что насчет суммы солнц их мучений и солнц их празднеств?

— У каждого живого существа больше мучений, чем празднеств.

— Похоже, так и есть, — знаками показал я и произнес: — А что насчет места предательства?

— Оно в безымянных солнцах, — сказала она.

Вообще-то это выражение означало пять безымянных дополнительных дней в конце майяского солнечного года, но в данном контексте его смысл был скорее такой: «вне пространства». А точнее, вне времени. То есть событие происходит в ином временном потоке (или струе, или измерении — как угодно), чем остальная жизнь. Это что-то вроде безвременья, тайм-аута в игре.

Пауза.

— А если из двенадцати взять два, то будет Один Оцелот? — спросил я.

— Нет, речь о том, что он сделал, — ответила Кох.

— Не понимаю.

— Один Оцелот не объяснил.

— Что ты видела в этом солнце?

— Ничего, — вздохнула она. — Я слышала все это от Один Оцелота.

— Ты играла против него? — удивился я.

Хочу напомнить вам: Один Оцелот был предком клана Оцелотов, который раскрыл водную жилу Иша и содрал деревянную плоть с утонувших немых людей в последние дни Третьего солнца.

Кох цокнула «да».

— Он находился в святилище мула Оцелотов? — спросил я.

— Его принесли в тайный двор, — пояснила она.

Это означало, что его мумию вынесли из пирамиды, а Кох играла против мумии, которая сообщала ходы через толкователя.

Так мне и надо, вполне мог сам догадаться. Ведь этот тип из Кодекса выглядел странновато. Я, кажется, говорил (а может, и нет), что почитали тут умерших не меньше, чем в стране Кем, однако мумии в этих краях не имели ничего общего с египетскими. Обычно это были фигуры из дерева и кукурузного теста, насаженные на часть костей скелета, иногда вместе с черепом. Зачастую для дорогих покойников делали маски из их собственной выдубленной кожи, а то и надевали другие маски поверх этой, а также облачали их в пышные одеяния и украшали всяческими регалиями. В отличие от предков древних египтян индейские мумии не лежали в гробницах. Они сидели на праздниках и собраниях, их выносили на празднества и даже брали в сражения. Короче, они функционировали. И конечно, много разговаривали. Через посредников.

— Не могла бы ты, которая надо мной, снизойти и поведать мне больше? — спросил я.

— О той игре больше нечего сказать. В твоей книге было изложено все.

— Но порой дичь направляют на ту же тропу, — возразил я.

Смысл идиомы был таким: «Ты можешь разыграть конец партии еще раз и получить иной результат». Ведь в шахматах берут назад выигрывающий ход, чтобы посмотреть, есть ли у проигрывающей стороны хоть один шанс.

— Этого не будет, — припечатала Кох. — Один Оцелот все еще играет живыми шарами. — Под шарами она подразумевала бегунки. — Вероятно, никто уже не повторит столь крупную игру. Конец.

Эх! Она явно намекала, что искусство игры умирает. А когда кто-нибудь здесь говорил «конец», это означало, что больше ты из него ничего не выудишь, даже под пыткой. Впрочем пытку все же можно было применить, хотя бы ради соблюдения этикета.

Кох посмотрела на часы-благовоние. Шарик выгорел. Время беседы давно вышло. Проклятье. Я считал, что древним некуда спешить. И теперь пытался выжать из госпожи еще хоть пару слов, словно какой-нибудь второсортный журналист, интервьюирующий Мадонну. Кох повернулась ко мне, ее глаза смотрели мимо моих, как и полагалось. Черт-черт-черт-черт-черт. Нет, ну неужели ей ничуть не интересно? Ведь не каждый день к’атуна встречаешь Бака Роджерса.[667] Понимаю, обстоятельства не располагают к долгому общению: вскоре наступит Тишина, на дворе стоят очереди других, более богатых просителей, синоды готовятся закрыть дом Сотрясателя, время на вес золота… И все же…

Перегруппируйся. Попробуй иначе.

— Жеватель нападет на солнце через девять дней, — выпалил я. — Это случится через восемь сотен по двадцать и девять по двадцать и еще одно биение после первого луча солнца.

Разумеется, каждый солнцескладыватель в Мезоамерике знал: в начале этого дня произойдет солнечное затмение. Но даже самые ученые из них, главы искушенных в астрономии кланов из Теотиуакана, Иша или Паленке, не могли предсказать точное время. Оставалось загадкой и то, будет ли затмение полным или частичным. Тут нужны телескопы и знание высшей математики.

— Тот, кто знает, — знает, — сказала она.

Прозрачная логика: «Мы должны подождать и увидеть». Иными словами: «Зачем мне то, чем я не могу воспользоваться в данную минуту?»

— Мы не увидим солнца девятнадцать по двадцать и восемь биений, продолжал я, — а потом, спустя сорок один раз по двадцать биений, она снова станет целым.

Пауза. Кох не вышвырнула меня прочь, и я ободрился.

— Только на самом деле никто не жует солнце. Кровавая Зайчиха встанет между ним и землей, — (Кох безразлично цокнула, давая понять, что ей это уже известно), — это шар, который всегда повернут к нам одной стороной, а солнце — огненный шар, Пожиратель Солнца и Трубач Солнца — одно и то же существо, — (она снова цокнула), — и оно тоже является шаром, а нулевой уровень (то есть земля) — другой шар, и он притягивает нас к себе, как большой магнетитовый камень притягивает маленький. Сигарные огни Ицтамна, Иш-Чель и 7 Хунапху — тоже шары, и все они бродят вокруг солнца.

— Но ведь они не падают, — пробормотала она.

Ха, подумал я. Маска съехала набок. Ледяную королеву все-таки что-то интересует.

— Они падают, — пояснил я, — но путь их долог, они не скоро долетят до солнца. Пройдет еще четыре сотни по четыре сотни по четыре сотни по четыре сотни по четыре сотни по четыре сотни по четыре сотни б’ак’тунов.

Пусть пошевелит извилинами, пощупает товар высшего качества.

Я подался вперед (демонстрируя плохие манеры) и взял неглубокую круглую чашу из тех, что стояли рядом с жаровней. Затем ухватил зубами одну из бусинок серого камня на шейном вырезе моей накидки, оторвал ее, вытянул из нее нитку, бросил бусину в чашу и принялся катать. Демонстрация была не очень убедительная, но я все равно продолжил свой рекламный текст:

— Центр чаши — будто бы солнце. А мы стоим на одной из сторон бусинки. И когда мы вращаемся, нам кажется, что движется солнце, но на самом деле движемся мы.

— Ты, который равен мне, хочешь сказать, что солнце находится на дне бирюзовой чаши? — удивилась она.

— Нет, никакой чаши нет. Как и небесной раковины. Небо — один сплошной ветер без конца. Мы летим в этом пространстве — но не по кругу, а описываем линию, похожую на контуры гусиного яйца.

Мощной рукой я смахнул в сторону лепестки (сделав это неосознанно грубо, но в надежде, что реверансы уже не понадобятся), освободив часть тонкого плетеного тростникового коврика, потом сунул указательный палец в ту часть жаровни, которая казалась не очень горячей, испачкал его в золе и нарисовал на коврике кружок.