Н. Сильченко - Каменный пояс, 1975

• Название: Каменный пояс, 1975
• Автор: Н. Сильченко
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Публицистика
• Год: 1975

Литературно-художественный и общественно-политический сборник. Его подготовили Курганская, Оренбургская и Челябинская писательские организации.

Особое место в книге отводится статьям и очеркам, посвященным 30-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне.

---

И на его долю хватило!

Была трудная, каменистая тропа Обручева. Была титаническая работа Королева. Были изнурительные расчеты Циолковского. Были долгие рабочие будни Курчатова. Большие ученые, прославившие человека, шли в науку простыми тружениками. Мальцев остался ученым в крестьянских сапогах. Гагарин готовил себя в рабочие.

Они не ладили себе крыльев. Их поднял труд и талант. История вознесла их сама. Они и есть наша рабочая слава, те, что каждый день просто ходят на работу и отдают ей все силы и способности. Из года в год делают одно и то же полезное дело: растят хлеб и учат детей, лечат больных и строят дома, собирают станки и делают книги.

Электросварщик Николай Атаманюк — с ними.

БОРИС КАЛЕНТЬЕВ ПИСЬМО ИЗ ДЕТСТВА

Пишет бабка

из деревни:

май, мол, нынче —

сущий юг.

Жду тебя

ко дню рожденья,

приезжай.

Купи мне, внук,

электрический

утюг.

А еще,

чуть не забыла,

(старость —

памяти уж нет)

Люся Гурина

просила

передать

тебе привет.

Приезжай скорей,

мой свет.

Люська!

Это ж та девчушка,

та, что

двадцать лет назад..

Вспоминается:

в ракушках

речка Пандуга

и сад,

и садовник

дед Игнат.

Да компания такая:

Василек-дружок,

да я,

да рыжущая,

худая,

не девчонка —

сноп огня,

Васьки Гурина родня.

Ели вместе,

спали вместе.

Что там — восемь лет...

Но вслед

нам враги:

— Жених с невестой!..

А врагам —

по восемь лет.

Мы врагам —

язык в ответ.

А потом —

как будто

             буря!

Кто-то здесь,

а кто-то —

там...

Знаю

      только:

Васька Гурин

на заставе —

капитан.

И ни писем —

хоть бы слово...

И ни встречи —

хоть бы раз...

Знаю только:

Люська снова

в той деревне,

но без нас.

Учит в школе

«Вас ист дас».

Память кошкой

душу лижет...

Соберусь,

наверно, в путь!

Под окном

у этой рыжей

так мечтаю

щегольнуть!

Только

чем бы щегольнуть?

Что я сделал?..

Что я мог бы

сделать

для своей земли!..

Край родимый —

слишком много

дал мне

песен и любви.

Нет, старушка,

не зови...

Я послал

посылку бабке,

что просила,

и конфет.

И открытку

С текстом кратким:

не болей

еще сто лет!

Люсе Гуриной

привет.

МИХАИЛ АНОШКИН ОТПУСК В РОДНЫХ МЕСТАХ Повесть

В Кыштым

Волнение охватило Андреева, когда поезд, останавливаясь, как говорят, у каждого телеграфного столба, добрался, наконец, до станции Бижеляк. Отсюда начинались истинно кыштымские места. В детстве ездил сюда за клубникой, которой было много на солнечных полянах за кирпичными сараями. На озере Улагач, в километре от станции, у деревни Селезни, ловил с отцом окуней. Ближе к Кыштыму, в пологих каменистых берегах, заросших диким малинником и шиповником, плескалось голубое озеро Акакуль — рыбное, красивое, издавна облюбованное под пионерские лагеря. В свои пионерские годы Григорий Петрович бывал здесь. Мало что осталось в памяти от тех времен, но вот военную игру запомнил на всю жизнь. Звеньевого Гришку Андреева выбрали тогда командиром отряда, и отряд бесславно проиграл сражение. Пионервожатый, бывший матрос, успокоил тогда:

— Выше голову! За битого двух небитых дают. Сам Суворов говаривал это!

Позже была настоящая большая война, которая опалила и Григория. Вот уже и после войны выросло новое поколение, и ребята послевоенных лет служат в армии. Неумолимое время!

Если до этого за окнами вагона мелькала степь вперемежку с березовыми рощами, которую географы называют колковой, то за Бижеляком густо зазеленела сосновая тайга и стало сумеречнее. На верхушках сосен догорал тихий июльский закат. Лес перемежался с вырубками, на которых дружно поднимался молодой сосняк.

Внезапно над молодыми соснами вырос светло-зеленый купол церкви. Знаменитая белая церковь — видно ее с любого конца города.

Прогремел под колесами мост через Кыштымку. Смиренная плотиной электролитного завода, она расплескалась в крутых берегах — в крутоярах, как говорят кыштымцы. Течет медленно, заросла ряской, кувшинками, камышами.

На крутых берегах гнездятся дома, сбегаются в улицы и уходят к центру города.

Из вагона Григорий выскочил первым. Приземистое желтое здание станции почти не изменилось. Только за последнее время с боков пристроили к нему служебные помещения.

Этот вокзальный дом повидал многое. Темной ночью провели здесь жандармы Бориса Швейкина, втолкнули в арестантский вагон и увезли на расправу в Екатеринбург. А десятилетие спустя, светлым июньским днем, вернулся он из сибирской ссылки в родные края. Ступали на эту землю и Михаил Иванович Калинин и Серго Орджоникидзе, и хранят об этом дорогую память кыштымцы.

А вон высятся Сугомак и Егоза, безмолвные и вечные часовые. Они всегда приветствуют приезжающих первыми, их отчетливо видно на горизонте еще у Аргаяша.

Дома в Кыштыме, в основном, одноэтажные, рубленые из сосен или заливные из шлака. Расселились по земле широко — с огородами, садами, амбарами, сеновалами. Улицы то стремительно взбираются на косогоры, то сбегают с них. Нет здесь звонкого движения как в Челябинске. Зато воздух — не надышишься. Притек он с гор, попахивает лесным дымком и настоем трав, а еще в июле — огородным укропом.

Давненько не живет здесь Григорий Петрович. И наезжает в гости редко. Потому и друзья в этом тихом городке у него почти перевелись.

И чудно как-то! Идет по знакомой улице. В иных местах даже камни горбятся те же самые, что горбились еще в его детстве.

А люди другие.. Неведомые.

Вот дом на углу Пушкинской и Республики — корпус, как называют здесь четырехоконные дома. Те же наличники, тесовые добротные ворота с резными украшениями. Даже лавочка-скамеечка у ворот сохранилась из тех немыслимо далеких времен. Прошумело над домом тридцать лет, а он вроде бы и не изменился.

Но постучи в окно и спроси:

— Здесь живет Михаил Муратов?

На тебя посмотрят с удивлением — это что же, человек с луны свалился? Убит Михаил Муратов в Отечественную, похоронен вдали от родного Кыштыма, на далекой Смоленщине.

Или еще один дом, тоже корпус, на улице Кирова, рядом с отчим домом. Идет мимо него Андреев и косится на окна. Никого не видно. А то появится чье-либо неведомое лицо: постояльцы. Сам хозяин в тихий летний вечер сидит у ворот на лавочке и разговаривает сам с собой. Ему семьдесят. Он почти глух. Волосы редкие, седые наполовину. Оброс седой щетиной, бреется редко — раз в неделю.

Это дядя Петя Бессонов. В четырехоконном доме до войны было шумно и тесно — росло семеро ребят, один другого подгонял. Жил здесь и друг Григория — Николай. Не вернулся с войны.

Повырастали бессоновские ребята, обзавелись семьями, понастроили свои дома. Умерла хозяйка. Опустел шумный, веселый дом. И доживает свой век дядя Петя один-одинешенек. Пустил вот квартирантов в свой огромный дом.

С людьми говорить ему трудно — на уши слаб. Был он котельщиком. Клепал котлы, ставил металлические трубы. Не было тогда еще сварки. Били в ту пору заклепки кувалдами — звон стоял по всему Кыштыму. Глохли на такой работе. Оттого и звали их глухарями.

Часами сидит дядя Петя на лавочке и разговаривает сам с собой, беседует с покойной женой своей Антониной Назаровной, отчитывается ей о своем житье-бытье бобыля:

«Вот ведь, Тонь, как дела. Пензию получил, чекушку купил, тебя помянул. У Генки гости были, меня не позвали. Не позвали, Тонь. Лялька приходила, чаю приносила. Я ведь чаю, Тонь, забываю кипятить. Мне одному-то зачем!»

— Здравствуйте, дядя Петя! — здоровается с ним Григорий Петрович.

— Мое почтенье! — отзывается тот. — С приездом!

И опять уходит в себя. Отгорела яркими сполохами его жизнь. Но не исчезла бесследно — продолжается в сыновьях и дочерях, во внуках тоже — собери вместе, целая рота получится. Продолжается его жизнь в трубах и котлах, которых он понаставил на своем веку несметное множество и которые продолжают еще служить людям.

Встреча на Сугомаке

Проснулся Андреев вдруг. Загадывал не проспать, но проснулся не потому что загадывал. Разбудили петух и собака. Петька горланил во все горло под самым окном, а оно было открыто и только занавешено тюлем. Пушок лаял не на чужого, а на кого-то своего — радостно, с повизгиванием. Потом звякнула щеколда. Пес тявкнул умиротворенно и, гремя цепью, полез обратно в конуру досматривать свои собачьи сны. Ага, это Виктор, муж сестры, ушел на работу. Сама сестра с двумя сыновьями теперь в пионерском лагере — она там воспитателем.