Мэрилайл Роджерс - Шепот в ночи

• Название: Шепот в ночи
• Автор: Мэрилайл Роджерс
• Издательство: Библиополис
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7435-0031-2

Родэйр. Окрестные селяне шепчутся, что настоящим отцом второго сына Уайта является сам дьявол, и называют этого угрюмого и красивого рыцаря Дэйр-Дьявол. Заклейменный незаслуженным и несправедливым презрением отца, мятежный Дэйр покидает Англию. Возвратившись в Уайт, чтобы заявить о своих правах, принадлежащих ему по рождению, он рискует честью, чтобы ощутить сладость поцелуя и мягкость шелковой кожи Элис, своей запретной любви.

Элис. Отец внушил ей, что искрящееся великолепие волос следует прятать под шапочкой, а независимый дух смирять. Она обещана в жены мальчику, еще ребенку, которого никогда не видела, и должна вести жизнь девушки-невесты. Но Дэйр сумел зажечь огонь в ее крови и завладел ее сердцем, а добродетель становится ценой, которую она платит за его поцелуй.

Когда ворота замка Уайт распахиваются и грохот подков приближается, Родэйр и его жена устремляются навстречу невнятному шепоту и жаркому сиянию наслаждения.

---

Внезапное появление смуглого рыцаря вызвало тихий вздох на дальнем конце высокого стола. Элис думала, что никогда больше не увидит Дэйра, и тем более в доме, порог которого, как было ей известно, он не переступал долгие-долгие годы с тех пор, как был отдан на воспитание в Кенивер. Теплая волна радости, поднявшаяся было в Элис, столкнулась с холодным презрением отца к проклятому и изгнанному прочь сыну.

— Ему нет места здесь, — от презрительных слов Сирила веяло могильным холодом, а его почти бесцветные глаза смотрели, казалось, сквозь ненавистного ему незваного гостя.

— Если Дэйр сейчас уйдет, я тоже уйду. — Осознав, что это он своим легкомыслием вовлек Дэйра в неизбежный конфликт, Габриэль впервые в жизни открыто воспротивился отцу. Но, оказавшись между двух людей, которых он любил больше всех на свете, мягкосердечный и миролюбивый Габриэль тут же сменил вызывающие слова на покорную мольбу. — Это я упросил Дэйра приехать, и я приветствую его. Отец, ради меня, ради успеха нашего дела я умоляю вас отнестись с почтением к моему приглашению.

Широкие белые брови нахмурились. Но Сирил ни в чем не мог отказать своему любимому сыну и неохотно кивнул.

— Пойдем, брат, я отведу тебя в спальню: она у нас с тобой общая, потому что замок полон гостей, приехавших пожелать мне удачи. К тому же, — любящая улыбка сопровождала теплые слова, — тебе, несомненно, необходимо принять ванну. — Дымчато-серые глаза многозначительно указывали на разницу между запыленным дальней дорогой рыцарем в полной амуниции и гостями в нарядных одеждах.

При упоминании о ванне, которой по обычаю удостаивались все вновь прибывшие мало-мальски важные гости, за этим следила сама хозяйка замка, Дэйр перевел взгляд на даму, молча сидевшую в тени его отца. Она нарочито отвернулась, будто вновь его отвергая. Он предвидел этот жест, но все равно ему было тяжело. Ясно, что он недостоин такой «чести», как принятие ванны. Губы его искривились в ироничной усмешке, а голубые глаза потемнели, только когда он повернулся к Габриэлю. И тогда, пусть на мгновение, в них засветилась любовь.

Толпа начала приходить в раздражение не только потому, что ей помешали поесть и выпить за счет графа, но и потому, что тот, в чью честь было организовано пиршество, неожиданно отошел на второй план. Граф принудил их к принесению присяги тому, кто будет их защитником в славном богодухновенном крестовом походе, и они были обязаны сейчас оказать ему поддержку. Поэтому они со всех сторон угрожали Дэйру расправой. Его полуулыбка, однако, осталась неизменной, лицо сделалось неподвижным и казалось высеченным из гранита.

Чего ж еще могли ожидать обитатели поместья Уайт от человека, еще при рождении проклятого своим отцом, которого они считали набожным. В зале воцарилось тягостное молчание, и Дэйр понял, как не хочется ему быть здесь и с какой радостью он сейчас же уехал бы. Но он никогда не будет трусом и не станет отказываться от вызова. Чтобы остаться и противостоять настроенной против него толпе, требуется помимо физической силы большое мужество, но мужества ему не занимать. Он не уедет до тех пор, пока не сделает хотя бы еще одну попытку переубедить брата. Он надеялся, что это позволит ему скорее покинуть это безрадостное место, где его присутствие с трудом терпели. Кивнув своему миролюбивому брату, Дэйр последовал за ним, не обращая внимания на неодобрительные и недоверчивые взгляды.

К несчастью, когда они добрались до спальни, своими размерами и роскошью достойной графа и, следовательно, наследника замка, надежды Дэйра на спокойный разговор наедине с Габриэлем рухнули — рядом оказалось множество слуг. Первыми появились совсем не те, кого можно было охладить.

Грузный человек, тяжело дыша и отдуваясь после подъема по крутой винтовой лестнице, втащил в комнату довольно большой, набитый соломой топчан и поставил его рядом с высокой, красиво убранной кроватью, занимавшей середину спальни. После него пришли две девушки и засуетились вокруг простыней, покрывал и подушек, при этом бросая любопытные долгие взгляды на сына своего господина, который был рожден и изгнан еще до их собственного рождения. Младшая была болезненно стеснительна, но смелые взгляды старшей девушки не оставляли сомнения в том, что она находит этого смуглого и считающегося опасным мужчину восхитительным, несмотря на полное отсутствие какого-либо поощрения в его голубых глазах.

Давно привыкнув жить без такой изнеживающей заботы, Дэйр почувствовал раздражение от ненужной ему помощи и вторжения в его личные дела. Они же, казалось, считали свои занятия единственно необходимыми и возможными. После того, как эти трое занялись своими делами, вошли другие: они внесли большую лохань, сделанную из деревянных досок, скрепленных железными обручами. Потом появилась целая процессия, чтобы наполнить ванну горячей водой. Когда с этим было покончено, Дэйр взглянул на тех троих, что первыми вторглись в комнату и до сих пор еще не ушли. Дюжий мужчина тут же ретировался, но младшая из девушек пыталась еще как-то задержаться. Старшая даже не делала вид, что работает, и выпрямилась, приняв наиболее вызывающую позу.

Габриэль отвернулся от девушек и, взглянув на брата, сказал с притворной заботой и слегка сдерживаемым смехом:

— Оставляю тебя наслаждаться, — и после многозначительной паузы добавил: — Твоей ванной.

Дэйр чуть не заскрежетал зубами в ярости от присутствия людей, которым следовало бы удалиться, в то время как тот, кто должен бы остаться, уходит.

Кивнув светловолосой головой Дэйру, готовому вспылить от негодования, Габриэль улыбнулся, прежде чем уйти.

— Думаю, от такого удовольствия ты быстро смягчишься.

На вкрадчивые слова Габриэля Дэйр ответил тихим рычанием. Но, к несчастью, даже этот угрожающий звук не освободил его от ненужного общества. Дэйр вовсе не имел желания, чтобы его брат манипулировал им даже из лучших побуждений. А уж тем более не хотел, чтобы это делали бесстыжие девки, глазевшие на него так, будто он спелый плод, готовый к употреблению. Раздраженный медлительностью младшей из девушек, он беззастенчиво выставил их обеих из комнаты. Наконец-то он был предоставлен самому себе, но вода в ванне уже начала остывать.

Он с трудом стянул с себя тяжелую кольчугу, что обычно делают с помощью оруженосца. Но поскольку у него такового не было, он привык не раздумывая проделывать эту процедуру самостоятельно.

Погрузившись в уже прохладную воду, он нахмурился. Остывшая вода не вызывала желания продлить удовольствие — не приносила она облегчения и его утомленным дорогой мускулам. Взяв приготовленный кусочек материи и комок щелока, он стер пыль странствий со своего тела.

Закончив, он уставился невидящим взором в темноту, позволив мыслям свободно витать в закоулках сознания, годами заповеданных. Если бы он мог с такой же легкостью смыть с себя пятно презрения, нет, ненависти, которым его заклеймили еще при рождении. Какая же темная тайна лежала в глубинах прошлого, что требовала от него такой платы? Неужели он и вправду сын сатаны?

Часть воды выплеснулась, когда Дэйр резко встал и потянул к себе широкое одеяние, аккуратно сложенное на близко придвинутом табурете. Какая бы подлость ни пряталась здесь, это место просто-напросто опасное для него, хотя он и привык сдерживать себя. Неважно, что было и что будет, он же останется таким, каков он есть. Дэйр вылез из лохани и, не замечая холода гладких деревянных досок под босыми ногами, быстро растерся полотенцем.

Из-за высокого стола Халберт наблюдал, как публика, подобно дикому зверю, набросилась на приготовленные для них кушанья. Но это действо не интересовало его — он видел, как был оскорблен его приемный сын, оскорблен своим родным отцом, который должен бы любить его. Халберт всегда любил Дэйра. Любил и сейчас, несмотря на очевидность его предательства в ту ночь в Кенивере. У него самого был только один горячо любимый, бесценный сын (и если ничего не изменится к лучшему, вряд ли будет другой). Халберт не мог понять отношения Сирила. Судя по тому, что все эти долгие годы отец непреклонно отказывал Дэйру от дома, сейчас можно было заранее предвидеть такую грубость по отношению к сыну. Тем не менее, Халберту было непросто поверить в то, что он видел собственными глазами, а еще труднее — понять это.

Халберт перебирал в памяти долгие недели и месяцы с тех пор, как Дэйр был изгнан из Кенивера, оживляя каждую мелочь в их проклятом соперничестве, которое закончилось так ужасно. То, что Дэйр пал жертвой обаяния его красавицы-жены, доказывало скорее его человеческую, а не дьявольскую сущность. Он, конечно, не мог простить Дэйра — но понимал его. Никогда уже этот молодой человек не будет ему надежным другом. Все-таки Халберту больно было видеть, как этого «мальчика», которого он любил как родного сына, злонамеренно отвергают его родители, которые и так слишком много ему задолжали. Но больнее всего ему было вспоминать, как он тем же самым дьявольским проклятием изгнал Дэйра из Кенивера.