Карл Маркс - Собрание сочинений, том 2

• Название: Собрание сочинений, том 2
• Автор: Карл Маркс
• Жанр: Философия

Второй том Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса содержит произведения, написанные с сентября 1844 по февраль 1846 года.

В конце августа 1844 г. в Париже произошла встреча Маркса и Энгельса, положившая начало их творческому содружеству во всех областях теоретической и практической революционной деятельности. Маркс и Энгельс завершили к этому времени переход от идеализма к материализму и от революционного демократизма к коммунизму. Произведения, входящие в настоящий том, отражают процесс дальнейшего формирования их революционно-материалистического мировоззрения.

---

Разумеется, этот сорокалетний срок не безусловное правило; если дома расположены в оживлённой части города и даже при высокой арендной плате на землю всегда можно рассчитывать найти жильцов, то домовладельцы кое-что делают для того, чтобы хоть до некоторой степени сохранить пригодность домов для жилья и на более долгий срок; но делают они, конечно, лишь самое необходимое, и эти отремонтированные квартиры принадлежат к числу наихудших. Временами, при угрозе эпидемии, пробуждается обычно спящая крепким сном совесть санитарной полиции, которая совершает рейд в рабочие кварталы, объявляет негодными для жилья целые ряды подвалов и коттеджей, как это, например, имело место во многих переулках возле Олдем-род; но всё это ненадолго, квартиры, на которые наложен был запрет, скоро снова заселяются; домовладельцы, подыскивая новых жильцов, при этом даже выгадывают: ведь известно, что санитарная полиция не так скоро снова сюда явится!

Эта восточная и северо-восточная окраина Манчестера является единственной из окраин, где буржуазия не выстроила домов для себя. Объясняется это тем, что дующие здесь в течение 10–11 месяцев в году западные и юго-западные ветры всегда гонят в эту сторону дым из всех фабричных труб (а его ведь немало!). Вдыхать этот дым предоставляется одним рабочим!

К югу от Грейт-Анкотс-стрит лежит большой наполовину застроенный рабочий район — холмистый, голый участок земли с отдельными, беспорядочно расположенными рядами или прямоугольниками домов. Между ними пустыри, неровные, глинистые, без травы и в дождливую погоду едва проходимые. Все коттеджи здесь грязные и ветхие, часто бывают построены в глубоких ямах и вообще напоминают Новый город. Та часть, которую прорезывает Бирмингемская железная дорога, наиболее густо застроена и потому хуже остальных. Здесь река Медлок протекает бесчисленными извилинами по долине, которая местами не лучше долины реки Эрк. По обе стороны этой, тоже чёрной, застоявшейся и зловонной речонки, с того места, где она втекает в город, до её соединения с рекой Эруэлл, тянется широкая полоса фабрик и рабочих жилищ; последние находятся в самом скверном состоянии. Берег здесь большей частью крутой и застроен до самой воды, в точности как мы это видели на берегу реки Эрк; расположение домов и улиц одинаково скверно как со стороны Манчестера, так и со стороны Ардуика, Чорлтона и Хьюлма. Но самое ужасное место — если бы я хотел подробно описать каждое место в отдельности, то этому не было бы конца — находится на манчестерской стороне к юго-западу от Оксфорд-род и называется Малой Ирландией (Little Ireland). В довольно глубокой котловине, опоясанной излучиной реки Медлок и окружённой со всех четырёх сторон высокими фабриками, высокими насыпями и застроенными берегами, скучены в две группы около 200 коттеджей, большей частью по два под одной крышей; здесь живёт в общей сложности около 4 тыс. человек, почти исключительно ирландцев. Коттеджи старые, грязные и самых маленьких размеров, улицы в рытвинах и ухабах, большей частью немощёные и без сточных канав. Кучи нечистот, отбросов и отвратительной грязи возвышаются между стоячими повсюду лужами и заражают отвратительными испарениями атмосферу, которая и без того темна и тяжела от дыма целой дюжины фабричных труб. Повсюду снуют дети и женщины, оборванные и такие же грязные, как свиньи, которые тут же валяются в кучах мусора и лужах. Одним словом, всё это место производит такое отвратительное, такое отталкивающее впечатление, какого не производят самые худшие дворы на берегу реки Эрк. Люди, которые живут в этих полуразрушенных коттеджах, за разбитыми окнами, затянутыми промасленным холстом, за растрескавшимися дверями с полу сгнившими косяками или в тёмных сырых подвалах, среди этой невообразимой грязи и вони, в этой как будто нарочно отравленной атмосфере, — эти люди действительно не могут не опуститься до низшей ступени человечества, — таково впечатление, таково заключение, к которому придёт всякий, кто познакомится даже с внешним видом этого района. Но что же он скажет, когда услышит, что в каждой из этих лачуг, состоящей самое большее из двух комнат и мансарды, а иногда и подвала, живёт в среднем человек по двадцать, что в этом районе примерно на 120 человек приходится одно отхожее место, которым почти никогда, разумеется, нельзя пользоваться, и что, несмотря на все проповеди врачей, несмотря на тревогу, которую забила санитарная полиция во время холеры по поводу состояния Малой Ирландии, теперь, в 1844 г., она всё в том же состоянии, как и в 1831 году? — Д-р Кей{77} рассказывает, что не только подвалы, но даже нижние этажи во всех домах этого района сырые, что когда-то многие подвалы пришлось засыпать землёй, но теперь их постепенно снова разрыли и заселили ирландцами, что в одном подвале, пол которого находился ниже уровня реки, вода постоянно просачивалась из замазанного глиной отверстия, и жилец, ручной ткач, должен был каждое утро вычерпывать эту воду и выплёскивать её на улицу!

Несколько ниже, на левой стороне реки Медлок, лежит Хьюлм, который представляет собой, собственно говоря, сплошной рабочий квартал и по состоянию своему почти ничем не отличается от Анкотса. В более густо застроенной части дома хуже и близки к разрушению, в менее населённой — постройки новее и лучше проветриваются, но большей частью утопают в грязи. И там и тут дома расположены в сырой местности, и там и тут — заселённые подвалы и внутренние переулки. — На противоположном берегу реки Медлок, в самом Манчестере, находится второй большой рабочий район, который тянется по обе стороны Динсгейт до торгового квартала и во многих местах ни в чём не уступает Старому городу. В частности в непосредственной близости от торгового квартала, между Бридж-стрит и Кей-стрит, Принцесс-стрит и Питер-стрит, скученность построек во многих местах превосходит самые тесные дворы Старого города. Здесь длинные узкие переулки и тесные, со множеством закоулков дворы и проходы, входы и выходы которых так беспорядочно расположены, что, если не знаешь хорошо каждого прохода и каждого двора в этом лабиринте, ежеминутно рискуешь попасть в тупик или выйти совсем не туда, куда предполагал. В этом тесном, запущенном и грязном районе проживает, по словам д-ра Кея, наиболее опустившаяся часть манчестерского населения, для которой воровство или проституция — профессия; похоже на то, что это утверждение остаётся справедливым и по сей день. В 1831 г., когда и в этот район явилась санитарная полиция, обнаружилось, что грязь здесь такая же, как на реке Эрк или в Малой Ирландии (могу засвидетельствовать, что и в настоящее время дело обстоит не многим лучше) и что, между прочим, в Парламент-стрит одно отхожее место приходится на 380 человек, а в Парламент-пэссидж — на 30 густо населённых домов.

Переправившись через реку Эруэлл, мы обнаруживаем на образованном этой рекой полуострове город Солфорд, в 80 тыс. жителей, который представляет собой в сущности сплошной рабочий район, прорезанный одной-единственной широкой улицей. Когда-то Солфорд имел большее значение чем Манчестер, являлся центром всей окружающей местности (Sal-ford Hundred), которая и до сих пор носит это название. Поэтому и здесь имеется довольно старый и, следовательно, теперь весьма нездоровый, грязный и запущенный участок; он расположен против манчестерской старой церкви и находится в таком же скверном состоянии, как Старый город на другом берегу реки Эруэлл. Дальше от реки находится участок более новый, но также существующий уже больше 40 лет и потому тоже достаточно разрушенный. Весь город состоит из дворов и тесных переулков, настолько узких, что они мне напомнили самые узкие улицы, когда-либо мною виданные, — тесные генуэзские улочки. В отношении способа застройки, так же как и в отношении чистоты, Солфорд в общем ещё значительно хуже Манчестера. Если в Манчестере полиция хоть изредка — раз в 6 — 10 лет — появляется в рабочих районах, опечатывает самые скверные жилища, заставляет почистить самые грязные места этих авгиевых конюшен, то в Солфорде она этого, по-видимому, никогда не делает. Узенькие боковые переулки и дворы на Чапел-стрит, Грингейт и Гравел-Лейн, наверное, ни разу не чистились с самого момента их постройки. В настоящее время над этими улицами по высокому виадуку проходит Ливерпульская железная дорога и некоторые из наиболее грязных закоулков уничтожены, но стало ли от этого лучше? Когда проезжаешь по этому виадуку и смотришь оттуда вниз, всё ещё видишь достаточно грязи и нищеты, а если задать себе труд пройтись по этим переулкам, заглядывая через открытые окна и двери в дома и подвалы, то легко можно убедиться в том, что рабочие Солфорда живут в помещениях, где не может быть и речи о чистоте и удобствах. То же самое мы находим и в более отдалённых участках Солфорда, в Ислингтоне, на Риджент-род и за Болтонской железной дорогой. Рабочие жилища между Олд-филд-род и Кросс-Лейн, где по обеим сторонам Хоуп-стрит множество дворов и переулков находится в самом скверном состоянии, могут соперничать по грязи и скученности с манчестерским Старым городом. В этой местности я встретил человека, по виду лет шестидесяти, который жил в коровьем стойле; в этом четырёхугольном ящике без окон, без пола и даже не замощённом он устроил нечто вроде дымохода, поставил койку и жил в нём, хотя дождь свободно проникал через плохую полусгнившую крышу. Человек этот был слишком стар и слишком слаб для регулярной работы; он добывал себе пропитание перевозкой навоза и т. п. в своей тачке; у самого его стойла находилась навозная лужа.