Роберт Смит - История психологии

• Название: История психологии
• Автор: Роберт Смит
• Издательство: Издательский центр «Академия»,
• Жанр: Психология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-7695-3816-2

В предлагаемом учебном пособии описана история представлений о человеке и его природе, начиная с эпохи Просвещения и до конца ХХ в. Оно посвящено попыткам человека понять свое предназначение в этом мире и пересмотреть свои взгляды и ценности. Развитие психологии показано во взаимосвязи с историей страны, такими, как наступление эпохи модернизма, влияние на западную мысль колониализма, создание национальных государств, отношения между юриспруденцией и понятием личности, возникновение языка для характеристики духовного мира человека. Роджер Смит — историк науки, имеющий международную известность, почетный профессор Ланкастерского университета, выпускник Королевского колледжа в Кембридже. Преподавал курсы истории европейской мысли, психологии, дарвинизма в университетах Великобритании, США и Швеции. Автор многих книг и статей по истории науки, в том числе фундаментального труда «История наук о человеке» (1997), часть которого, переработанная автором специально для российского читателя, составила настоящее издание.

---

Как утверждали советские физиологи и историки, Сеченову удалось создать научную, объективную психологию. Но сам Сеченов, по-видимому, сознавал, насколько велика пропасть между богатой умственной жизнью, открывающейся нам в опыте, и нашими знаниями о мозге. Несомненно, его проект физиологической науки о психике так и остался в области спекулятивных догадок, не подкрепленных физиологическими фактами. Это не была проблема одного Сеченова, так складывалась общая ситуация в тогдашней науке о психике. В 1843 г. Джон Стюарт Милль (John Stuart Mill, 1806–1873) назвал «предрассудком» мнение, согласно которому прогресс психологии будет зависеть от развития знаний о мозге: «Как бы ни была несовершенна наука о духе, — писал он, — я без колебания утверждаю, что она значительно более подвинута вперед, чем соответствующая ей часть физиологии, и отвергать ее во имя этой последней кажется мне нарушением истинных правил индуктивной философии» [17, с. 689]. Этого же мнения он придерживается и в написанном позднее очень благосклонном обзоре книг Александра Бэна (Alexander Bain, 1818–1903) «Ощущения и интеллект» (1855) и «Эмоции и воля» (1859), в которых автор систематически сопоставляет выводы психологического анализа с новыми данными нейрофизиологии. Признавая важность естествознания, Милль в то же время не соглашается с идеями примитивного материализма, согласно которым физиология может объяснить психическую жизнь. Между прочим, в книгах Бэна функционирование тела и души описывается отдельно друг от друга, так сказать — параллельно.

Осторожная оценка, которую Милль дал роли физиологического подхода, признавалась справедливой и много позднее. Сеченов и некоторые другие сторонники этого подхода, объяснявшие закономерности умственной жизни физиологическими причинами, фактически отказались от мысли, что физиология уже в близком будущем приведет к плодотворным исследованиям психики. В 1893 г. Бэн констатировал: «Интроспекция все еще является нашей главной опорой, альфой и омегой психологического исследования: именно ей принадлежит главная роль — все остальное второстепенно» [39, с. 42]. Среди психологов в 1890-е гг. этой точки зрения придерживались очень многие.

Бэн не только установил связь между психологией и физиологией нервной системы, но и преодолел характерное для психологической мысли представление о своего рода пассивности человеческого ума (под влиянием взглядов Локка считалось, что действие напрямую вызывается ощущениями и чувствами). И в этом отношении роль Бэна очень важна. Ведь, по его мнению, деятельность не следует из ощущения, а скорее предшествует ему и порождает его. В результате опыт стал в большей степени рассматриваться как динамическое взаимодействие с окружающим миром.

В конце XIX в. воззрения Бэна благодаря теории научения повлияли на основные направления психологии в США. Суть теории была в лапидарной форме выражена Торндайком, сформулировавшим «закон эффекта»: активность, ведущая к удовольствию, повторяется, а порождающая боль — прекращается.

В это же время экспериментальная физиология нервной системы становится важной областью исследований. Она развивается в тесном взаимодействии с клиническим изучением заболеваний и повреждений мозга — направлением медицины, с 1870-х гг. известным под именем неврологии. Использование антисептиков и анестезии при оперировании животных повысило точность и надежность экспериментальных исследований мозга. Важный результат был получен в 1870 г. немецкими исследователями Густавом Фритчем (Gustav T.Fritsch, 1838–1927) и Эдуардом Гитци- гом (Eduard Hitzig, 1838–1907) и подтвержден в 1873 г. английским физиологом Дэвидом Феррье (David Ferrier, 1843–1928). Речь идет об опытах с электрической стимуляцией коры головного мозга, подтвердивших идею локализации в мозгу различных функций. Это позволяло составить карту участков, отвечающих за те или иные функции мозга и различные стороны умственной жизни, например речь. Еще в 1860-е гг. и даже раньше французские врачи утверждали, что при сопоставлении неврологических симптомов с результатами посмертного вскрытия мозга пациента им удалось локализовать центры речи. С первого взгляда могло показаться, что теория Галля о мозговой локализации различных видов психической активности нашла блестящее подтверждение в работах французских врачей. Однако Галль занимался проблемой локализации умственных способностей, тогда как в новых теориях говорилось о сенсомоторных функциях.

Оставалось в высшей степени неясным, какие именно выводы об отношении психики и мозга можно сделать из работ по локализации функций. Это хорошо видно на примере Феррье. Его исследования начинались в маленькой комнатке в здании сумасшедшего дома города Уэйкфилд на западе графства Йоркшир, в весьма скромных условиях, совсем не похожих на хорошо обустроенные лаборатории немецких университетов. Результаты исследований Феррье подытожил в книге «Функции мозга» (The Functions of the Brain, 1876), посвятив объемную главу своим соображениям о психических функциях высших отделов головного мозга. О том, насколько большие надежды связывал Феррье с физиологией, можно судить по следующему утверждению (с которым был согласен и Сеченов): «Деятельность мысли… в значительной степени осуществляется благодаря внутренней речи» [69, с- 275]. Это означало, что рациональное мышление, в котором всегда видели сущность человека, можно объяснить как результат работы нервных центров, ответственных за неслышную — внутреннюю — речь. Согласно этому представлению, речь — это результат интеграции сенсомоторных актов, координации определенных мышечных сокращений. Этот подход позволял изучать рациональное мышление экспериментальными методами. Подобные утверждения еще нельзя было доказать с помощью данных естественных наук, но зато они указывали на перспективы науки. На деле в следующем столетии исследования мозга сопровождались сложной концептуальной и экспериментальной дискуссией между сторонниками и противниками теории локализации функций — между теми исследователями, кого французский историк науки Жорж Кангилем (Georges Canguilhem, 1904–1995) называл «ло- кализаторами» (les localisateurs), делившими мозг на отделы, и теми, кого он называл «интеграторами» (les totalisateurs), предполагавшими, что мозг работает как целое.

Политическая борьба, экономическое развитие, религиозные споры — все эти факторы исторических изменений в Европе и Северной Америке объясняют, почему возможность физиологического (и, как многие думали, материалистического) объяснения природы человека у кого-то вызывала энтузиазм, у кого-то — ужас. Физиологическая сторона психологии привлекала студентов и молодых исследователей, думавших, что наука о человеке может быть столь же строгой и обоснованной, что и естественные науки. Экспериментальное изучение физиологии рефлекса и мозговой локализации функций порождало надежду, что новая физиологическая психология может быть построена на основе фактов. Но в XIX в. физиологический подход к психологии все равно оставался в зачаточном состоянии. Его критиковали консерваторы, возражавшие против самой попытки естественно-научного понимания человека. Его критиковали и «сочувствующие»; так, Джон Стюарт Милль ясно видел разрыв между психической деятельностью, открывающейся нам во внутреннем опыте, и тем, что наблюдали физиологи в опытах на лягушках. Кроме того, существовали и другие науки, такие как филология, история, археология, расоведение, также привлекавшие к себе внимание и, безусловно, важные для понимания человека. Притязания физиологии сдерживались благодаря иным моделям объяснения человеческой природы, возникшим, в частности, в ходе интенсивного изучения языков и истории. Лингвисты и историки занимали в немецких университетах влиятельные позиции и в большинстве своем с презрением относились к материализму.

Хотя на протяжении XIX в. научные дисциплины становились все более специализированными, сохранялись и двусторонние связи между миром ученых и широкой общественностью, стремящейся к знаниям. С особой очевидностью это проявилось в дискуссиях об идентичности человека, о психике, о причинах индивидуальных и групповых различий между людьми. Вопрос о том, в чем заключаются эти различия и как они возникают, занимал все слои общества. В роли признаков, позволяющих судить о качественных особенностях человеческого характера, все чаще выступали физические характеристики человеческого тела. В свою очередь, это все больше способствовало распространению материалистических взглядов. Эти дискуссии и сформировали тот особый контекст, в котором теория Дарвина, решительно и бесповоротно связавшая человека с природой, сразу же нашла свою аудиторию.

Глава 3 Эволюция человека

Трудно поверить, что… какому бы то ни было научному труду суждено оказать столь большое влияние… распространив власть и влияние науки в тех областях, в которых до этого ее присутствие было едва заметно.