Михаил Сухачёв - Небо для смелых

• Название: Небо для смелых
• Автор: Михаил Сухачёв
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1979

Повесть рассказывает о жизни и боевой деятельности одного из первых генералов нашей страны, Герое Советского Союза генерал-лейтенанте авиации Евгении Саввиче Птухине.

---

С момента прибытия в Александрова отряд влился в центральную авиагруппу Ивана Ульяновича Павлова. С какой радостью встретились летчики 13-го Казанского, 3-го истребительного, 1-го артиллерийского и других отрядов! Словно близкие люди после долгой разлуки, обнимались неизвестно когда и на каких дорогах познакомившиеся, но породнившиеся в небе военлеты Воедило, Жемчужинов, Межераун, Петренко. Только мотористы — земные труженики стояли молча, глядя на это радостное проявление воздушного братства.

«Неужели и я когда-нибудь вот так же буду радоваться встречам с летчиками, садившимися со мной на одном аэродроме?» — думал Женя, с завистью глядя на шумную группу людей в летных шлемах.

«Буду, обязательно буду!»

Глава VI ЕГОРЬЕВСКАЯ «ТЕРКА»

С первых дней пребывания в отряде Женя пытливо расспрашивал летчиков о том, как выполнять взлет, какие движения рулями нужно делать на разворотах, куда смотреть и что делать на посадке. Длинными караульными ночами, чтобы не заснуть, он приспособился будоражить свое воображение тем, что, мысленно выполняя полет, одновременно играл роль ученика и инструктора.

И вот теперь сначала робко, потом все настойчивее Женя начал просить командира и комиссара научить его летать или отпустить в школу летчиков.

— Что ты, Птухин, у нас таких первоклассных мотористов раз, два и обчелся. Подожди, победим всю нечисть, тогда и решим, — пообещал однажды комиссар.

И Женя на время замолчал, понимая, что теперь уже ждать осталось немного.

Наступил день, когда короткой фразой «На фронте все спокойно» газета «Правда» закончила военные сообщения уходящего 1920 года. И моторист Птухин сел за очередной рапорт командованию.

«Ввиду того, что внутренняя контрреволюция разбита окончательно и бесповоротно, а для предстоящих битв с мировым империализмом стране нужен крепкий Воздушный флот, прошу отправить меня учиться на военлета, так как я мечтал об этом всю жизнь…»

Женя почти две страницы написал, как ему казалось, важных и необходимых фраз. Резолюция Жемчужинова была короткой: «Согласен».

— Ты, Женя, вдарь-ка по грамматике, когда будешь одолевать летную науку, а то мировой империализм откажется читать твои ультиматумы.

Птухина направляли в Егорьевскую теоретическую школу.

Каждый раз, как только состав останавливался, Женя просыпался. Воспоминания настойчиво владели мыслями. Расставание со своими ставшими за время войны родными бойцами отряда было почти мучительным, а думы о будущем наполняли душу сладостью сбывающейся мечты.

Чем ближе к Москве, тем настойчивее было желание заскочить домой хоть на часок. Стоило только закрыть глаза, как возникала мама, какой он ее видел последний раз. Одиноко стоящая среди переплетения рельсов товарной станции Николаевской дороги, она слегка покачивает ладонью своим мальчикам, высунувшимся из вагона медленно уходящего поезда.

А как хочется побывать в старом своем доме на Красносельской! Теперь, через пережитое на войне, виделся он таким уютным, теплым, до боли родным…

Чем ближе к столице, тем тревожнее становилось на сердце. Уже от Серпухова хлынули мешочники и бродяги, атакующие редко идущие на Москву поезда, тихонько, а то и во весь голос ругающие Советскую власть за политику военного коммунизма.

От Подольска до самой Москвы был вырублен почти весь лес. На столицу надвигался топливный голод. Удручающее впечатление произвела картина выдачи дров по весу, которую Женя увидел на Каланчевке уже в Москве.

* * *

В первый же день по приезде в Егорьевскую теоретическую школу Женя узнал неприятную новость: всем поступающим в класс подготовки летчиков нужно сдавать вступительные экзамены по русскому языку, алгебре, геометрии.

Птухин никогда не учил математику глубже четырех арифметических действий, ни разу в жизни не сдавал экзамены, поэтому предстоящая процедура приводила в движение волосы на голове. Только фанатическое желание стать летчиком и фронтовой опыт надеяться на лучшее, когда для этого нет никаких оснований, удерживали Женю от единственно правильного решения — уехать. Уехать?! Куда? Птухин бы не смог ответить куда, потому что на сложном перекрестке жизненных дорог он знал только одно направление — авиация. И Женя пошел сдавать экзамен по предмету, название которого он ни разу в жизни даже не произносил, — «геометрия».

«Число «пи», зависимость между длиной окружности и ее радиусом», — прочитал Птухин первый вопрос билета, написанного на сером клочке бумаги. «Число «пи». Как это число «пи»? Число так это число, а не буквы, — начал он с анализа формы и содержания первой фразы первого вопроса. — Ах да! Это же не «пи», а «пять»… Именно «пять» хотел написать старенький благообразный, с козлиной бородкой экзаменатор. Ну, конечно же, «пять»! Вот уж эта гражданская неаккуратность! — начал Женя мысленно укорять безмятежно сидящего за отдельным столиком старичка экзаменатора. — …Наверное, из местных учителей… Не понимает, что и ученики его будут такие же неряшливые. А им защищать Советскую Республику от мировой буржуазии, которая сразу же воспользуется ошибками и неточностями красных командиров. Не понимает дореволюционный интеллигент, что советские полководцы должны быть грамотнее и умнее десяти буржуазных. Об этом не раз говорил Жемчужинов».

— Э-э-э, уважаемый, если я вас правильно понял, — вывел Женю из размышлений довольно звонкий голос старика, — вы не нуждаетесь в длительной подготовке и, как говорят французы, «а ливр увэр» — готовы без подготовки. Если это так, то я с радостью готов вас выслушать, разумеется, с учетом коэффициента за смелость, первенство, ограниченное время, — улыбаясь, подбадривал он Женю. — Милости прошу, — приветливым жестом показал старичок на стул рядом с собой. — Этим вы окажете неоценимую услугу тем, кто в затруднении и желал бы покопаться в памяти или еще где-нибудь, так сказать, «нон корам популе корам публике», что значит «наедине, без народа».

«Во чешет», — подумал Женя, подходя к столу.

— Тут в первом вопросе вроде как неточность, ошибка, — как мог смягчил Женя свой укор, делая скидку на возраст старичка.

— Весьма любопытно и радостно за вас, что вы ее обнаружили. Позвольте. — Экзаменатор, быстро шевеля губами, вполголоса забормотал содержание первого вопроса. — А в чем именно? — наклонился он к Жене вместе с билетом.

— Вот здесь не то «пи», не то «пять» написано, а должно быть «число пять», — уверенно ткнул Птухин пальцем в листок.

Взгляд Жени встретился с глазами старичка, почему-то смотревшего на него поверх пенсне, низко наклонив голову.

— И в этом случае вы докажете зависимость между радиусом и длиной окружности? — совершенно серьезно спросил он.

— Не-е. Наверное, нет, — уже неуверенно ответил Птухин.

— Тогда я могу вам поставить только коэффициент за смелость и все прочее, что обещал, не возражаете?

На следующий день после подъема командир роты Одоров зачитал список абитуриентов, отстраняемых от дальнейших экзаменов. Первым был назван Птухин. Закончив перечисление, командир роты внимательно посмотрел на притихших парней и произнес:

— Птухин кто?

— Я, — вяло ответил поникший Женя.

— Птухин? — отчетливо повторил Одоров.

— Я, — громко отчеканил Женя, поняв, что его призывают к армейскому порядку.

— К начальнику школы! — И стал объявлять отчисленным порядок отъезда.

— Садитесь, товарищ Птухин, — предложил начальник школы, бывший подполковник царской армии Попов, после того, как, поднявшись из-за стола, выслушал доклад Жени о своем прибытии. — Мы вот просматриваем характеристики тех, кто провалился на экзаменах. — Попов испытующе осматривал сидящего. — Заинтересовала ваша, данная командиром Жемчужиновым. В отдельном ходатайстве он просит оказать вам всяческое содействие в зачислении, поскольку: «…желание стать летчиком стало для моториста Птухина единственной целью жизни. И было бы антигуманным, антигосударственным актом не оказать помощь товарищу Птухину в достижении его цели…» Как вам удалось покорить так командира отряда? Не преувеличивает ли товарищ Жемчужинов ваше желание стать летчиком?

— Нет, — где-то в глубине сознания забрезжила надежда. — Мне больше ничего не нужно, только бы стать летчиком…

Казалось, Женя всю душу вложил в эту фразу. Щеки запылали, где-то в висках ясно чувствовались удары сердца. Не отрывая взгляда от начальника школы, он напряженно следил, как тот медленно поднялся, привычным жестом кадрового военного одернул поношенный, но ладно сидящий френч с большими накладными карманами, подошел к окну и в наступившей тишине стал пристально смотреть на снегирей, за окном потрошивших оставшиеся с осени семена молодого клена.