Максим Ююкин - Иван Калита

• Название: Иван Калита
• Автор: Максим Ююкин
• Издательство: Издательство "Яуза"
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 978-5-699-36023-9

Он получил от современников далеко не самое почетное прозвище. Историки-«западники» обвиняют его в «предательстве» и «раболепстве перед Ордой»: дескать, его власть держалась на татарских саблях, на его руках кровь соплеменников, а на его совести — мученическая смерть тверских князей...

Иван Калита действительно дрался за власть люто, яростно, беспощадно, не щадя ни других, ни самого себя, не брезгуя ни подкупом, ни доносами хану, ни ордынской помощью.

Но именно в его княжение Русь получила необходимую передышку, окрепла, оправилась, подняла голову (по свидетельству летописцев: «Быстъ тишина христианам и престаща татарове воевать Русскую землю»), именно при Иване Даниловиче и его сыновьях родилось «непуганое» поколение, посмевшее выйти на Куликово поле, именно его внук Дмитрий Донской одержал великую победу, с которой началось осво-бождение и возвышение Руси...

---

— Что это? — князь с удивлением взглянул на слугу.

— Твое спасенье, княже, — сияя как начищенное серебряное блюдо, торжественно ответил Олюша. — Ты вот клевещешь на бога, сказываешь, он-де смерти твоей желает, а господь, по милости своей великой, тебе избавленье посылает. Вот послушай. Иду я себе по стану снедь тебе покупать и встречаю... кого бы ты думал? Тех можарских купцов, что ты олонесь на свой пир в Твери позвал! Меня они тоже признали, велели тебе кланяться и передать, что за честь и ласку тебе благодарны. А как сведали, какая беда тебе грозит, вот что предложили... — Олюша тревожно оглянулся на завешанный пологом вход и, наклонившись к князю, зашептал ему на ухо: — Завтра ворочаются они восвояси, и ты можешь ехать с ними. Для того и одежу передали, абы ты за ихнего товарища мог сойти. Татары иноземных гостей вельми жалуют и строгого досмотра им не чинят, так что в этом облаченье ты легко выедешь из стана, а потом с проводником, коего тебе дадут те гости — ехать весь путь тебе с ними невместно, потому как может быть погоня, — направишься в Обезскую землю, а оттуда морем доберешься до Царьграда, и только тебя Азбяк и видел! Славно придумано, правда?! — весело засмеялся Олюша, предвкушая похвалу. Но Михаил не разделил восторга своего слуги.

— Да уж, лучше некуда! — сказал он с такой жгучей язвительностью, что все Олюшино воодушевление испарилось, как роса под лучами солнца. — Стало быть, я остаток дней проживу бесприютным бродягой, вымаливающим у чужого порога кров и кусок хлеба, а тем временем татары всласть отыграются за меня на моих близких и всех тверичах! Нечего сказать, услужил!

— Эх, княже, время ли о том толковать?! — с досадой воскликнул обескураженный Олюша. — Была бы голова цела, а там видно будет!

— Нет, Олюша, — сурово произнес Михаил. — У тверского князя можно отнять живот, но лишить чести его никто не властен. Ни от кого я еще не бегал, аки заяц, и, даст бог, не побегу. Так ли поступали наши предки? Когда безбожный Батый пришел на Русь, разве хоть один из князей покинул свой народ в сей час лютых испытаний, избрав жалкую участь беглеца? Нет! Все до единого полегли они на поле битвы, до конца исполнив долг властителя! Как ты мог помыслить, глупец, что я поступлю иначе?!

— Нет, княже, не я из нас двоих глуп, не я! — взбеленился вдруг Олюша, до крайности раздосадованный безрассудным, на его взгляд, упрямством князя. — Какая же это, к лешему, битва, когда тебя связали, яко барана, и нож уж наточили, чтобы зарезать, а ты и защитить себя ничем не в силах?! Убивство это, вот что, и токмо распоследний самый трус али глупец безропотно предает себя убивцам, достойный же человек до последнего вздоха боронит свой живот, богом ему данный! Коли тебе себя не жалко, подумай хоть о княгине своей! Истерзает ведь себя наша лапушка, по тебе убиваючись! Кому от твоей смерти станет лучше? Как пили из нас кровь поганые, так и будут пить, хоть с тобой, хоть без тебя! А, пропади ты пропадом! — безнадежно махнул он рукой и, подняв вверх палец, потряс им перед лицом оторопевшего от этой вспышки князя. — Токмо знай: коли откажешься от побега, я тебе боле не слуга!

С этими словами Олюша, закусив губу, чтобы не расплакаться, выбежал из шатра, не обращая внимания на удивленные взгляды татарских часовых, которые впервые в жизни слышали, как слуга кричит на своего господина. Оставшись один, Михаил долго сидел задумавшись, то недоуменно пожимая плечами, то приподнимая уголок рта в презрительной усмешке. Потом резким движением схватил лежавший перед ним халат и в бессильной ярости грянул его оземь.

5

Через несколько дней после окончания судилища в вежу Михаила явились ханские бегеулы. Они снова водрузили на шею князю колодку и забрали самое ценное из находившегося при нем имущества. Вместе с тем к Михаилу неожиданно допустили его бояр, с которыми опальный князь не виделся со дня своего прибытия в ставку Узбека. По хмурым лицам приближенных Михаил сразу понял, что добрых вестей он от них не услышит. Увидев своего князя с колодкой на шее, некоторые едва не расплакались.

— Как посмели эти псы сковать тебя! — негодующе воскликнул один из бояр.

— Не тужи, Игнатко, это ненадолго, — с усмешкой ответил Михаил. — Скоро я избавлюсь не токмо от сего ярма на своей вые, но и от самой выи.

По тому, как вытянулись при этих словах лица присутствующих, князь понял, что шутка ему не удалась.

— Не отчаивайся все же вовсе, княже, — неуверенно попытался кто-то утешить Михаила. — Ведь Азбяк не сказал еще своего слова.

— Да что с вами, в самом деле! — раздраженно воскликнул Михаил, почувствовавший, что похоронное, настроение посетителей начинает проникать и в его душу, уже, как ему казалось, примирившуюся с уготованной участью. — Или на мой век недостало чести и славы, что я стану пенять богу за сие недолгое унижение? Неведомо еще, кто из нас несчастнее: я, иже готовится предстать перед господом, или вы, остающиеся в мире, где всем заправляет кривда. Не смейте жалеть меня! Покуда я еще жив, я ваш князь, а князей не жалеют — их почитают!

Страстная речь князя была прервана появлением в шатре Кавгадыя.

— Иди за мной, князь! — коротко бросил он Михаилу и, не дожидаясь, пока тот поднимется с ковра, вышел наружу. Бояре, успевшие лишь обменяться с князем горестными взглядами, двинулись было следом, но сопровождавшие Кавгадыя нукеры преградили им путь.

Все, в том числе и сам Михаил, были уверены, что пришел его последний час и несчастного князя, как обычно происходило в подобных случаях, лишь выведут из вежи, чтобы тут же и прикончить. Однако Михаила долго вели вдоль образовавших своеобразные улицы рядов юрт, пока впереди не показался многолюдный торг. Какую только речь нельзя было здесь услышать! Арабы и венецианцы, персы и хорезмцы, индийцы и евреи, русские и немцы приезжали сюда каждый год, чтобы обменять свои товары на золото и серебро, добытое, быть может, грабежом и убийством их же соплеменников. Неизбалованные в своей скудной кочевой жизни удобствами и негой монголы жадно набрасывались на все, что только могла изобрести людская тяга к роскоши, — ткани и драгоценности, ковры и посуда, пряности и различная заморская снедь раскупались здесь мгновенно и по неслыханным в других краях ценам, но, конечно же, самым большим спросом пользовались оружие и боевые кони.

Посреди торговой площади двое нукеров положили руки на плечи Михаила и, сильно надавив на них, принудили князя опуститься на колени. Ехавший всю дорогу позади процессии Кавгадый сошел с коня и, подойдя к Михаилу, резко вскинул над ним правую руку. Витым змеиным хвостом извернулось в воздухе толстое кнутовище, глухо, отрывисто зашлепали по плотной ткани охабня удары. После первого удара Михаил вздрогнул, но не проронил ни звука и лишь еще ниже опустил свою обнаженную, с всклокоченными черными прядями голову. Закончив бичевание, Кавгадый дал нукерам знак отпустить Михаила и с насмешливой улыбкой похлопал коленопреклоненного князя по плечу:

— Не падай духом, князь Микаэл, надейся на лучшее! Сегодня великий хакан отечески наказывает кого-нибудь из своих подданных, а завтра может снова обласкать и приблизить к себе. Даже потомкам великого Чингиса доводится порой испытать на себе силу гнева нашего владыки. Такова жизнь! Великий хакан — это солнце, которое одаривает все дышащее живительным теплом, но может и испепелить жгучим зноем.

Помолчав, Кавгадый с притворным участием дотронулся до колодки на шее Михаила.

— Ай-яй-яй, князь, как нехорошо! — сокрушенно покачал головой вельможа, в то время как в его сузившихся от удовольствия глазах заплясали болотные огоньки насмешки. — Эта колода до крови натерла тебе плечи. Бедный князь, нелегко тебе приходится! Что же вы не снимите с него эту треклятую колоду? — обратился сановник к нукерам. — Вы же видите: князю Микаэлу неудобно.

Старший из нукеров, высокий и широкоплечий, с мясистым горбатым носом и старым розовым шрамом на щеке, уловил интонацию, с которой был задан вопрос, и поглядел на Кавгадыя с понимающей улыбкой.

— Не время еще, господин, — бойко ответил он, сияя так, словно его только что произвели в сотники. — Ты ведь сам велел снять ее только завтра или даже послезавтра. Так мы и сделаем, как было условлено.

— Слышишь, князь? — Кавгадый положил руку на плечо неподвижному Михаилу. — Терпеть тебе осталось совсем недолго. Скоро ты освободишься от всех оков, — со сдавленным смешком пообещал ордынец и, вскочив на коня, поскакал прочь с торговой площади.

Михаил продолжал стоять на коленях, низко опустив голову; губы его беззвучно шевелились. На сухой песок из глаз князя упала капля, за ней другая. Тем временем вокруг Михаила стали собираться люди.

— Кто этот человек? В чем его вина? — слышались в толпе приглушенные голоса.