Валентин Рыбин - Семь песков Хорезма

• Название: Семь песков Хорезма
• Автор: Валентин Рыбин
• Издательство: РИПО «Туркменистан»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-8320-0490-6

Исторический роман Валентина Рыбина повествует о борьбе хивинских туркмен за независимость и создание собственного государства под предводительством известного туркменского вождя Атамурад-хана.

Тесно с судьбами свободолюбивых кочевников переплетаем ся судьба беглого русского пушкаря Сергея. Проданный в рабство, он становится командующим артиллерией у хивинского хана и тайно поддерживает туркмен, спасших его от неволи.

---

— Дались же ему русские, — снова заворчал Аманнияз. — Если бы они были хорошие, разве Сергей-ага сбежал бы от них? Ты все же глупец — столько лет набирался ума в медресе, а остался таким же, каким был. Разве может быть мулла таким?

— Нур-ишан повыше меня саном, а он поклоняется именно русским, — тотчас перешел в наступление Атамурад. — Ты спросишь, почему? Я отвечу тебе так: русским обществом управляет не только один Бог, но и наука. У них котлы, у них паровозы и пароходы, а у нас что?

К гостям осторожно подошла Юлдуз, сказала с некоторым упреком:

— Аманнияз, надо бы и твою рабыню покормить. Она, наверное, голодна? Джигитов твоих я угостила, а сарычка сидит в доме на замке.

— Ай, Юлдуз-ханум, дай ей что-нибудь с горсточку, Ей много не надо, она же совсем еще ребенок, — небрежно отозвался он, словно бы говорил о каком-нибудь котенке.

— Что за рабыня? — насторожился Атамурад, когда Юлдуз-ханум ушла.

— Ай, стоит ли говорить о ней, — отмахнулся Аманнияз и продолжил прерванный разговор.

Долго еще продолжалась беседа друзей, лишь к полуночи разошлись они.

Входя в комнату, Атамурад вздрогнул и остановился. В углу кто-то зашевелился.

— Кто здесь?! — вскрикнул Атамурад.

— Ай, это и есть моя пленница, — напомнил Аманнияз.— Она сарычка. Я возьму ее с собой, пусть прислуживает моей Майсе.

— Значит, и тебе рабыня потребовалась, — недовольно проворчал Атамурад. — Убери ее отсюда!

Девчонка юркнула в другую комнату. Аманнияз примирительно сказал:

— Ладно, брат, давай не будем ссориться, а поблагодарим Аллаха, что не донесли о тебе Мадэмину. Валялась бы твоя голова завтра в яме. И давай не будем дальше испытывать судьбу — рано утром отправимся в Куня-Ургенч.

Они легли рядом, но долго еще говорили о русских и Нур-ишане, который добился от белого царя разрешения переселиться в Астраханскую губернию. Аманнияз никак не мог понять, за какие заслуги русские власти уважают ишана. Атамурад пояснил, что загадки в этом никакой нет: ишан выкупает в Хиве пленных русских рабов в отправляет в Астрахань. О благодеяниях ишана русские купцы написали в Петербург царю, и белый царь тоже сделал добро: отписал в Астрахань губернатору, чтобы тот взял к себе човдуров.

— Как ты думаешь, Аманнияз, — обратился к уже засыпающему брату Атамурад, — если мы напишем русскому царю письмо, чтобы принял и хивинских йому дов, — он пойдет на это?

— Хай, сумасшедший! — выругался сквозь сон Аман-нияз, — Удивляюсь, как это держится голова на твоей шее? Ты беспрерывно произносишь слова, за которые отрубают в Хиве головы... Давай спи.

Утром чуть свет братья поднялись и разбудили своих джигитов. Сергей вышел проститься, вынес на дорогу курджун с едой, пожелал счастливого пути. Спустя час небольшой караван из трех верблюдов и семи всадников шествовал вдоль канала Палван-ата на север.

Путь был не так далек, погода благоприятствовала, и братья на третий день приехали в Куня-Ургенч. Завидев подъезжающих к сердарскому двору всадников, детвора бросилась навстречу с радостными криками, волчками закрутилась у ног коней, хватаясь за стремена Аманнияз в детском ералаше разглядел двух своих сыновей. У Атамурада ни жены, ни детей пока что не было, и его глаза тоже отыскали в детской ватаге племянников Он, как это делал не раз, когда возвращался домой, сунул руку в хурджун, достал пригоршню конфет и бросил на головы ребятишкам. Дети, крича и ссорясь, бросились за гостинцами, и братья беспрепятственно въехали во двор. Джигиты, спешившись, бросились к верблюдам, начали осаживать их. И вот уже понесли поклажу в кибитки. Только кеджебе оставалось пока что без внимания. Вот и до него дошла очередь. Жена Аманнияза, Маиса, разрумянившись от радости встречи с мужем, смеясь, спросила:

— Аманнияз, а это для чего? Может, ты надумал меня в ханском кеджебе по свету возить?

— Я привез тебе прекрасную пери. — тоже смеясь, отозвался Аманнияз. — Сарычка она. — Он отпахнул полог кеджебе и шутя скомандовал: — Эй, строптивая, а ну-ка выходи!

Девочка не вышла и не отозвалась, только еще дальше забилась в угол крытых носилок. Аманнияз заглянул в кеджебе, протянул руку и вытащил оттуда девчонку. Увидев мужчин, женщин, детишек, чужой незнакомый двор, лицо ее скривилось в жалкой грима се. Она села наземь и заплакала тихо и отчаянно:

— Эне-джан (Эне-джан — мамочка)... Ой, эне-джан, где же ты?

Плач ее был так горестен, что Аманнияз не на шутку растерялся. Атамурад склонился над пленницей, принялся успокаивать ее. И тут же подсели к ней женщины.

— Вай, да она же еще ребенок! — с состраданием сказала Маиса. — Зачем же нужно было отбирать ее у отца и матери?!

— Не надо обо мне плохо думать, Майса, — сдержанно попросил Аманнияз. — Я не зверь, чтобы разлучать малолетних с родителями. Эта девчонка чудом вырвалась из рук самого хана, и мы спасли ее.

— Гыз-джан, как зовут тебя? — спросила, гладя пленницу по голове, Маиса. — Ну скажи же, не бойся. Ты попала, в дом хороших людей. Мы не дадим тебя в обиду. Ну, скажи-ка.

— Кумыш, — захлебываясь слезами, выговорила девочка.

— Ее надо искупать и накормить, — сказала мать братьев Энегуль. — Она совсем не похожа на человека. Сначала я подумала: это маймун.

Женщины увели девочку в черную кибитку.

Атамурад направился в свою юрту. Она была пуста. На полу лежали кошмы, на решетке терима висели старые отцовские хурджуны. Здесь Рузмамед когда-то принимал гостей. Теперь он постоянно жил на Ашаке. Атамурад взял себе под мектеб эту кибитку. В ней он решил учить грамоте детей. Из поездки на Мангышлак и Челекен Атамурад привез целую кипу записанных им стихов Махтумкули. Достав их из хурджуна, он лег на кошму и принялся за чтение...

III

На другой день перед заходом солнца на подворье сердара собралось много мужчин. Пришли поздравить возвратившегося из похода Аманнияза все, кто уважал его знатный род: аксакалы — старые друзья деда и отца, сверстники, вернувшиеся с Аманниязом из Мерва.

Самые уважаемые сидели рядом с братьями на айване, остальные — во дворе под засыхающими виноградными лозами на тахте и на кошмах, разостланных аа земле. Возле дувала дымились два огромных котла, Оттуда отроки носили в деревянных чашах плов. Жен шины стояли в сторонке, возле кибиток, с благоговением наблюдая за пиршеством.

Аманнияз неспеша рассказывал о походе — говорил смущенно, потому что воевал против своих же туркмен-сарыков. Речь его походила на оправдание за содеянное зло, и это сразу почувствовали сидящие, начали вздыхать и кручиниться: не пора ли задуматься, как жить дальше? В Хорезм пришли — получили от хивинского хана воду, но продали ему совесть, Аллакули-хан — тот хоть водил туркмен на войну в Хорасан и Персию, а его паршивый сын Мадэмин уже восемь лет подряд сталкивает туркмен с туркменами

— А куда денешься? — не очень уверенно возразил Аманнияз. — Не бросать же нам добытую воду, о которой весь век мечтаем, и умираем с мечтой о воде!

— Но и жить жалкими псами у порога Мадэмина — это тоже не радость, — заметил Атамурад.

Аманнияз встрепенулся, словно проснулся от слов брата.

— А ты помолчал бы, братец! Только благодаря тому, что я стал юз-баши в войске хана, ты сумел окончить медресе. Благодаря мне ты мирно живешь в этом доме, который похож на крепость и способен принять столько гостей! Раньше мы кочевали по Узбою с двумя-тремя драными кибитками, а когда нападали на нас хивинцы — прятались от них в обрывах. Теперь моя боевая конная сотня украшает войско Мадэмина. Он уважает меня. И если бы не я, то твой труп уже давно съели шакалы. Ты знаешь, о чем я говорю, Атамурад!

— Ты думаешь только о себе, а ты подумай обо всех! — рассердился Атамурад, встал с айвана и ушел во двор.

Мирная беседа была нарушена. К тому же давно уже стемнело, и гости стали расходиться. Проводив последнего, Аманнияз отыскал брата в его кибитке:

— Слишком умным стал! Слишком глубоко копаешься в жизни!

— А ты... Ты угодничаешь перед ханом... Готов ради него...

— Замолчи! — повысил голос Аманнияз.

— Говоришь «замолчи», — потише заговорил Атаму рад. — О чести, о совести рассуждаешь, а сам посадил на цепь какую-то беспомощную девчонку!

— Ночью она может убить мою жену или нашу мать и убежать в пески. Разве ты не видел, какие злые глаза у этой сарычки?

— Аманнияз, сними с нее цепь, — попросил Атамурад. — Дай ключ от замка, я сам сниму.

Подойдя к пленнице, Атамурад снял с ее рук цепь и отвел в соседнюю юрту. Затем направился к котлам и принес чашку с пловом.

— Ешь, Кумыш, и ложись спать.

Вскоре на подворье сердаров воцарилась тишина. Атамурад лег в своей кибитке, приоткрыв килим, чтобы шел свежий воздух, и долго прислушивался к таинственным звукам ночи. Ворчали в темноте верблюды, скулил не накормленный пес — о нем все забыли.