Степан Лопатин - Живая память

• Название: Живая память
• Автор: Степан Лопатин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Что же не бьете по танку, ребята?

- Не возьмешь нашим снарядом в лоб.

- А вы попробуйте в гусеницу - порвет.

- Подойти не дают... Снайперы...

От пушки до сарая два метра. Если проскочить их быстро, снайпер не успеет нажать на крючок.

- Попробуйте, - говорю, - только быстро.

Крепкий дядя, похоже - наводчик, первым направляется к пушке. Идет по-крестьянски степенно, по-хозяйски. Звучит выстрел снайпера. Наводчик отпрянул назад, схватился за грудь. Он ранен. Кто-то смотрит на меня осуждающими глазами. Меня неправильно поняли: "быстро" не значит немедленно. Только теперь разница значений этого слова дошла до меня.

- Так нельзя, - говорю я. - А вы вот так. - Я делаю рывок к пушке, снайпер не успевает выстрелить.

Наклоняюсь к прицельному прибору у щита. Внизу под щитом до земли щель сантиметров двадцать. По ногам едва ли будет бить снайпер - не догадается. Как пушка управляется, я еще не разобрался. Я не видел полковую пушку вблизи и не изучал ее. Она отличается от дивизионной: вместо панорамы визир, по-другому расположены рукоятки.

- Видите, проскочить можно, если быстро. А ну, кто-нибудь ко мне!

- Сейчас, товарищ капитан, - говорит один.

Он завысил мое звание, но я не поправляю - погон на полушубке нет, не все ли равно, кто я.

- Давай, - поощряю его.

Он так же перебегает два метра. Два других возятся с раненым товарищем. Секунды в моем распоряжении, чтобы понять. Под визиром - прицел, ниже - поворотный механизм и педаль спуска. Мой помощник заряжает пушку, я навожу перекрестие в основание танка. Если снаряд не долетит - увижу.

Нажимаю на спуск - выстрел. Снаряд перелетает яму, где сидят мои хлопцы, и рвется на ее краю - как только в них не угодил! У меня проходит мороз по коже.

- Стрелки! Зарядишь - соединяй стрелки! - подсказываю своему помощнику.

- Есть! - Он заряжает.

Теперь я жду, когда он сведет стрелки подъемным механизмом. Ствол приподнимается.

Делаю выстрел. Разрыв у танка. Или по танку, или перед ним? Как лучше? Делаю два выстрела еще. В прибор вижу - танк зашевелился, сейчас должен ответить.

- В укрытие! - командую своему помощнику. Мы исчезаем за углом сарая.

Я не знаю, что стало с танком, он остался стоять. И осталась целой пушка - танк не ответил. Может, что заклинило у него, - нам какое дело? Возможно, мы поторопились или даже струхнули, преждевременно уйдя в укрытие?

Но лица у солдат расчета повеселели, хотя один из них ранен.

- Пустяки, - заверяют меня новые друзья, - пуля прошла под ребрами, легкие не задела. Через месяц он поправится, товарищ капитан, - кивают в сторону раненого.

Тот мотает головой тоже, у него почти счастливое лицо - так легко отделался. Он соглашается: да, через месяц поправится.

- Хорошая у вас пушка, ребята, - сказал им напоследок. - А танк никуда не уйдет - мы разбили ему лапти.

Они поверили в свою пушку, думаю я, уходя в свою яму.

В яму нам принесли обед с ОП.

Успокоившись, я перекусил. Стало клонить ко сну. Там же, в яме, я привалился к стенке.

- Товарищ старший лейтенант, - трогает меня кто-то. Открываю глаза передо мной телефонист, пришедший с батареи. - Вас вызывает командир нашего полка. Я провожу вас на его КП.

Зачем я ему понадобился? - размышляю по дороге. Ничем вроде не провинился, а со связью сегодня не получилось. Из-за отсутствия связи могу получить разгон основательный: батарея не сделала ни одного выстрела. Я на всякий случай думаю, как выкрутиться. Возглавлял нашу группу капитан Каченко, отвечать будем вместе.

- Давайте знакомиться, - сказал командир полка, протягивая руку. Подполковник Никитин.

Глаза смотрят мягко, нет той заносчивости, что отталкивала нас от Мосолкина. Мосолкина нет - он ранен.

Пожав руку, Никитин пригласил сесть. У меня отлегло от сердца: вежлив.

- По моим каналам связи, - продолжал Никитин, - мне доложили из стрелкового полка...

Начинается, думаю я.

- Доложили, что вы сегодня... стреляли из полковой пушки. Да, стреляли - в пехоте говорят об этом.

- Только четыре выстрела, товарищ гвардии подполковник. Первый был неудачным - не успел освоиться.

- Значит, все-таки стреляли. Хорошо сделали, показали пример пехоте. Артиллеристы не могут не стрелять из пушек. Этот танк подбит - спасибо за вашу работу. Но с утра вышел один танк, а сколько выйдет еще - мы не знаем. Поэтому сейчас возвращайтесь на ОП - и всей батареей на прямую наводку. Ни одного танка не пропустить - это моя просьба. Ни одного.

- Постараюсь... - совсем не по-военному бормочу я.

- Я надеюсь на вас, - продолжал командир полка. - Если и дальше будете действовать в том же духе, обещаю орден. Договорились?

Я встаю.

- Слушаюсь, товарищ гвардии подполковник.

По дороге на ОП размышляю: приятно, когда просят, не приказывают, а просят. И обращаются чуть ли не по имени-отчеству. Это стиль командира, или не успел еще стать он другим?

Еще светло, незамеченным не подъедешь, элемент внезапности исключается, и - уцелеет ли батарея? Шишек насобирать можно. Но приказ есть приказ, хотя и выглядит просьбой. Его надо выполнять. И не за обещанную награду, а по обязанности.

Чувствую: устал, разболелась голова, снова заныла правая рука. Первый после госпиталя день показался трудным. Обычный в общем-то день. Сумею ли в таком состоянии? Буду действовать по обстановке.

На ОП народ бодрый - бездельничали весь день, не устали. С ними Карпюк, без повязки, - хоть этим-то не смешит людей.

Сергееву:

- Снимайтесь на прямую наводку. Сейчас. Но кто-то бежит из дивизиона, предупреждает:

- Не торопитесь. Обстановка меняется.

Задачу выполнять не пришлось. С наступлением темноты немцы оставили позиции. Мы выстроились на дороге в походную колонну и двинулись следом.

Я не знаю, кто вел колонну на этот раз - капитан Каченко или кто-то другой. Я спал всю дорогу.

Пятый удар

1944 год ознаменовался серией сокрушительных ударов Красной Армии, к этому времени полностью овладевшей инициативой. Освобождение Белоруссии и Литвы последовало в ходе операции, названной ударом пятым{5}. На западе 6 июня союзники высадились в Арденнах - наконец-то был открыт второй фронт!

Участок мы заняли правее автомагистрали Москва - Минск, километров двадцать северо-восточнее Орши. Орша - в руках неприятеля. Поблизости населенных пунктов нет. Ориентировались по большому торфяному болоту с пометками на карте - Осинстрой и Ласырщики. От немногих дворов, составлявших Осинстрой и Ласырщики, не осталось видимого следа, местность казалась совершенно безлюдной, но от осевших в блиндажах и окопах чужеземцев велся методический огонь. Мы не рисковали ходить открыто.

Наблюдательные пункты на глинистом косогоре значительно выше болота, но и они на сыром месте. На глубине метр-полтора начинала сочиться вода, заливая окопы. Вода вычерпывалась и сливалась за бруствер. В траншеях сухой ногой не пройдешь. Но не везде - мой НП на сухом месте.

* * *

Передний край посещался большим начальством.

Под комбинезонами цвета хаки выделялись жесткие погоны, на головах фуражки с золотыми кокардами. Это генералы. Офицеры не носили тогда кокард, а на фронте и фуражек, считавшихся признаком щегольства.

Посетители ходили по тем же траншеям, что и мы, подвергались одинаковым опасностям. По-человечески трудно сохранять хладнокровие под огнем, неся в памяти многое из того, чего не знали простые солдаты.

Промышленность огромного континента по обе стороны фронта поставляла всякие виды средств уничтожения, которые стреляли, рвались, вздымали землю. Теоретические расчеты штабов, справки и карты с нанесенной обстановкой здесь обретали зримую осязаемость, реальную угрозу всем, кто попадал в зону их действия. Штабные выкладки дополнялись яркой картиной увиденного и прочувствованного за короткие часы посещений.

У немцев из недалекого тыла стреляло орудие большого калибра. Это была гаубица или мортира.

- Опять трамвай полетел, - говорили в окопах.

Снаряды неведомого нам калибра выворачивали воронки глубиной до двух метров и походили на те, что оставляли после себя крупные авиационные бомбы.

Одна большая воронка неподалеку после прошедших дождей заполнилась водой. Воды много и в землянках, но эта - чище, хотя и мутна от глинистого раствора. Ее использовали для умывания и других нужд. Ни ручьев, ни колодцев поблизости не было, а болото - на пятьсот метров вправо - было сомнительной чистоты.

Какой-то солдатик из пехоты, как предполагали мы потом, был подстрелен у воронки и плашмя упал в нее. Раненый, он захлебнулся, наверное. Солдатские ботинки и ноги в потемневших обмотках погрузились в глинистое ложе воронки, постепенно исчезли в ее глубине. Еще долгое время брали оттуда воду, пока не показались подошвы солдатских ботинок. Посещение этого водоема прекратили.

Назначена разведка боем. За день до нее нас изгнали со своего НП - в нем поселилось большое начальство. Не велика шишка, сказали мне, посидишь и в траншее. Примерно так обосновано это распоряжение.