Степан Лопатин - Живая память

• Название: Живая память
• Автор: Степан Лопатин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Сапоги действительно были испорчены. Старшина бросился в укрытие последним, пропустив расчет. Его резануло осколками по головкам и задникам сапог, раздробило кости ног, когда сам он был уже в окопе.

Прибежавший санинструктор вспарывал сапоги, накладывал бинты на ноги.

У четвертого орудия снаряд угодил в аппарель. Там раненым оказался один - его полоснуло касательно по лопаткам. Товарищи сняли с пострадавшего гимнастерку и нательную рубаху, наложили бинты. Солдат сам встал и пошел в тылы батареи. Климова отнесли туда на плащ-палатке.

- Прощайте, братцы, - говорил старшина, - не пришлось мне занять вакантное место, повоевать вместе. Прощайте, теперь уже не свидимся. Мой путь к докторам.

- Прощайте, выздоравливайте скорее, - сочувственно отвечали ему солдаты.

Орудия, несмотря на близость разрывов, остались без повреждений.

Это были первые потери. К бою мы только готовились. Настоящий бой начнется только завтра утром.

Сегодня пехота захватила первую и вторую траншеи противника, но под огнем с фланга отошла в первую захваченную траншею и там закрепилась. Огонь затих только к вечеру.

* * *

Ночью не спали. При свете электрического фонаря я закончил уточнение исходных данных каждому орудию, проверил знание бойцами порядка огня, другие детали подготовки. Убедился, что задачу все поняли и могут выполнять ее самостоятельно. Теперь можно отдохнуть.

За множеством забот беспокоила еще одна, отодвигаемая на второй план, но не исчезающая совсем, а уменьшенная до малых размеров. Теперь вот остался с ней наедине. Она носила личный характер, касалась только самого себя, не влияла на ход подготовки и поэтому подавлялась, загонялась в глубь сознания, пока другие заботы заслоняли ее первостепенностью. Когда все сделано, подготовлено и первостепенные заботы отпали - она осталась одна. Она не могла решиться каким-то действием, а соединилась с ожиданием, лишенным действия, и потому разрасталась, занимая все мои мысли. Забота эта, а может быть, боязнь, делала опасной и ячейку, в которой прилег, казавшуюся наиболее и единственно надежной. Побороть боязнь можно только усилием воли, убеждением, что находишься там, где решается судьба более важная, чем твоя собственная.

От нагретых за день стенок ровика исходит тепло, а под гимнастерку лезет ночная прохлада. Но не прохлада это, не холодок - какой может быть холодок в июле?

Это пошаливают нервы, подбирается нервный озноб. Оставшись один, затерянный в индивидуальном окопчике, я поддался ознобу ожидания, волнения перед неизвестностью.

Почему затерянный? Рядом такой же окопчик у телефониста, и телефонист Шустов время от времени проверяет напарника на другом конце провода. О тебе помнят там, на другом конце провода, и здесь - у орудий. А кругом в земле затаились сотни стволов, нацеленных на юг, в сторону поднявшейся луны, и тысячи сердец большого войска готовы к броску... Кто ты есть такой, поддавшийся ознобу? Возьми себя в руки, гвардеец.

Необычная тишина... Это всего лишь ночная прохлада тревожит тебя. Она всегда есть в июле в такую ясную звездную ночь... Вот и рассвет начинается.

Звезды гаснут. На светлеющем небе появляются легкие золотистые облачка. Скоро солнце окрасит их в розовый цвет. Какая тишина все-таки? Утро набирает силу, оно проявляет дальние предметы, растворяет холодные краски. Почему мы не любуемся им в другое время, не умеем ценить тихую радость пробуждения дня? В такое утро можно услышать пение птички, если она вдруг появится. Но птиц здесь нет. Они не прижились здесь, в этом опасном даже для птиц месте. Здесь постоянно грохочут громы - днем и ночью, зимой и летом - при любой погоде. Птицы не свили здесь гнезд, не выводят потомства, они улетели отсюда подальше.

Три часа тридцать минут двенадцатого июля. Зуммер.

- Ну, как ты там, пятнадцатый? - спрашивает Маркин.

- Все готово, товарищ десятый, - хриплым голосом отвечаю я.

- Быть на местах, жди сигнала, - спокойно говорит Маркин.

- Есть.

Я прохожу к орудиям, тормошу командиров, говорю им:

- Звонил комбат. Быть всем на местах, скоро начнем. Пока можно курить.

Медленно тянутся минуты. Я прохаживаюсь, чтобы размяться, смотрю на записи у орудий. Предупреждаю:

- Мало ли что может случиться. Огонь вести точно по этим записям. Выдерживать темп.

- Есть, товарищ гвардии старший лейтенант. Минуты идут. Они идут еще медленно, но уже ускоряют ход. Телефонист Шустов снова зовет к телефону. Подхожу - комбат.

- Ну как там у вас?

- Все на местах, товарищ десятый.

- Жди. Скоро...

В четыре двадцать утра последовал сигнал - залп "катюш".

Началось артиллерийское наступление в полосе нашей дивизии, занимающей участок два километра по фронту. Этот участок намечен для прорыва, через него проходит главное направление удара 11-й гвардейской армии.

Это была самая мощная артиллерийская подготовка из всех, в которых довелось участвовать нашему полку на войне.

По участку обороны немцев шириной два километра били около пятисот орудий и минометов в течение двух часов, а общая продолжительность с огневым валом - 165 минут. Расход снарядов был намечен по два боекомплекта с предельной технической скоростью во время огневых налетов, но потом выяснилось - мы израсходовали больше. Соседи справа и слева от нашего участка тоже присоединили голоса своих оглушительных орудий.

Стоял сплошной грохот. Пламя вырывалось из земли, извергаясь отовсюду, в воздухе повис дым, перемешанный с пылью, небо потемнело, стали собираться тучи. Они не пришли откуда-нибудь, а собрались из ничего, вот тут, на месте, конденсируя влагу из воздуха.

Следя за временем, я пытался подавать команды и кричал изо всех сил, но голос мой никто не слышал. Я не слышал свой голос сам, он походил на комариный писк в шуме низвергающегося водопада. А водопад этот был из огня и металла.

Стоя на краю окопчика, я энергично махал рукой, и командиры орудий принимали этот жест за очередную команду и меняли установки - они хорошо знали мои жесты. Как артист из пантомимы, движением тела я доносил до них содержание слов, перекрываемых гулом орудий. Они наперед знали, что я должен сказать и что потребовать, все это было у них записано.

Ожившая земля, заговоривший металл, заметавшееся в воздухе пламя влили в людей исполинскую энергию, они работали, забыв обо всем, открывая очередной ящик со снарядами, один за другим посылая снаряды в дымящийся казенник, собирая извергнутые горячие гильзы. Работали с вдохновением, включившись в единовременный коллективный труд нескольких тысяч людей, выполняющих свою страшную работу. Эти люди, солдаты своей Родины, знали, что труд их совершенно необходим, что здесь они сейчас для того и находятся, чтобы стрелять, стрелять, стрелять...

Мы вели огонь более чем два с половиной часа, включая огневой вал. Израсходовали на половину боекомплекта{3} больше нормы. Программу "перевыполнили". Теперь остановились.

Связи с НП нет - линия перебита.

На ОП появился майор Радостев, начальник штаба артиллерии дивизии. Грузный майор вытирал платком лицо, он разогрелся от непривычно быстрой ходьбы.

Я доложил:

- Вторая батарея закончила артиллерийскую подготовку и сопровождение огневым валом. Связь с НП отсутствует...

- Так что же вы стоите? Пехота ушла в атаку, она прошла третью траншею. Немедленно снимайтесь и вперед! Немедленно!

- Отбой! Вызвать на батарею "передки"! Майор ушел в район наблюдательных пунктов, а мы торопились, укладывая имущество и снаряды. Кони нетерпеливо перебирали ногами.

Наш полк стоял, а батарея вытянулась в походную колонну, вышла на грунтовую дорогу, потемневшую от выпавшего кратковременного дождя. По дороге прошли повозки и кухни оторвавшейся от нас пехоты. Мы тронулись следом к проходам на правом фланге.

Вперед!

Бывший передний край представлял собой страшную картину - я не нахожу другого слова. Здесь было сплошное черное поле, изрытое воронками. От июльской травы не осталось и следа, ее сняло с земли и унесло куда-то в сторону, или сожгло бушевавшим пламенем разрывов, или засыпало. Земля была поднята на воздух, многократно перевернута, раздроблена, продута, просеяна и теперь лежала периной и пухом под телами погибших солдат.

Справа и слева от проходов через минные поля - рваная путаница проволочных заграждений. Вот наброшенная на проволоку шинель, а на ней, сникнув, лицом вниз, так и не успевший одолеть эту колючку, наш солдат, остановленный пулей.

Атаковавшие лежали головой вперед, в сторону противника. После гибели они продолжали атаковать, направлением тела показывая, куда нужно идти остальным, кто не остановился, сраженный, кого обошла пуля, не задел рваный осколок металла.

Эти неизвестные герои, многие из которых так и останутся Неизвестными, призывали, показывали, застыв навечно в последнем своем рывке, что нужно идти вперед, бить и гнать врага с родной земли, за которую они отдали свою жизнь.