Олег Верещагин - Скажи миру – «нет!»

• Название: Скажи миру – «нет!»
• Автор: Олег Верещагин
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-52251-4

Их было двое. Олег и Таня. Им было по 14 лет, они дружили, ходили в одну спортивную школу – занимались фехтованием. И однажды теплым летним вечером они отправились погулять. По знакомым до малейшей трещинки улицам родного рода. Увлеченные прогулкой, беседой и друг другом, Олег и Таня не сразу заметили, что городские огни сменились кромешной тьмой, бетонный мост через небольшую речку Пурсовку пропал без следа, а вместо городских окраин раскинулся непроходимый лес. Подростки быстро сообразили, что оказались в другом мире. Их даже не слишком пугала перспектива остаться в нем навсегда, но настораживали странные могильные камни, надписи на которых, сделанные на разных языках, гласили, что под этими камнями похоронены их сверстники…

---

– Говорить будем? – У твари была усмешка – не их оскал, а именно усмешка победителя. Она еще ничего не спросила, я еще ничего не сказал – но она уже победила.

Презирая себя, я кивнул.

– Не слышу? – угрожающе спросил он.

– Буду, – буркнул я. Презрение жгло глаза, выжимая из них слезы, но я знал, что, если отказаться – будет боль, и презрения не останется, останется только страх… – Только не убивайте, – добавил я и заплакал снова, стараясь вытереть слезы о плечо.

Они рассмеялись – шипяще и презрительно.

– Скажешь все – не убьем, – пообещал мой «собеседник». – Побалуемся с тобой, как с вашей девкой, – и отпустим.

Я продолжал реветь. Тварь брезгливо приказала:

– Хватит. Рассказывай.

– Ч… то? – Я подавился коротким словом, как хлебной коркой. А хлеба-то мне больше не есть никогда… и эти смеются мне в лицо…

– Первое – где ваш лагерь и сколько часовых, где они стоят?

Тот же самый вопрос, на который я готов был ответить тогда. И сейчас готов. Я сейчас скажу… и они пойдут в лагерь, убьют…

Убьют моих друзей. С которыми я пел песни у костров, помогал друг другу, смеялся и горевал. И думал, что так будет всегда-всегда, даже здесь. Но сейчас я скажу – и их убьют. Не как в игре, а по-настоящему.

Как могут убить меня, если я вздумаю молчать! Никто же из них, из моих друзей, не знает, что такое огонь, палка в безжалостной руке, раскаленная сталь! А я – я могу со всем этим познакомиться! И я же все равно заговорю, только это будет противней, дольше и страшнее… я снова представил себе это и открыл рот…

А еще – они убьют Танюшку. Сперва – сделают с ней это. Потом – убьют. Это я тоже себе представил – нетрудно с хорошим воображением.

И эта картина была ужасней всего, что я представлял раньше о самом себе. Почему-то непредставимо ужасней, так, что я понял: если она станет реальностью, я не смогу жить.

Не смо-гу.

Но если я все равно умру – то по крайней мере не стану трусом и предателем.

Да, будет больно. Наверное, непереносимо. Но… ведь это только так говорится – непереносимо. А на самом деле это можно выдержать.

И, наверное, это будет не так страшно, как видеть Таню… после этого. И знать, что это – уже не твоя фантазия, а реальность, в которой виновен ты.

По крайней мере – я попытаюсь.

Я поднял мокрое лицо. Как трудно говорить, обрекая самого себя на смерть… Слова – словно глотаешь кипяток. Но что же я – совсем не человек? А все, что я читал, смотрел, о чем говорил? Мусор все это, и только во мне и есть, что этот жидкий ужас?

Ждете? Ладно.

– Ничего я не буду говорить.

– Вот даже как? – Существо протянуло руку… лапу и взяло меня за лицо. – Даже не «не знаю», а «не буду»?

– Не буду, – повторил я. Почему-то из головы вымело все чувства, даже страх – осталась только звонкая переливчатая пустота.

– И не надо, – покладисто сказало оно. – Говорить ты и правда не будешь, а будешь ты кричать. День, два – где-то так. Сперва кричать, потом горло сорвешь и станешь сипеть, а когда не можешь кричать – боль еще сильнее… Видишь? – Он отошел чуть в сторону. – Это – для тебя.

И я увидел кол. Его принесли четверо, еще один нес деревянную колотушку. Кол был свежий, острый, не очень толстый, но длинный.

Все. Глаз от него я отвести уже не мог, а язык примерз к небу. По всему телу, покрывшемуся гусиной кожей, выступил ледяной пот.

– Может, скажешь? – раздался откуда-то. – И иди. А то ведь знаешь – это такая боль, что у многих от крика рот рвется…

– Сволочи, – сказал я. – Зверье, садисты… Ничего, и до вас доберутся. Жаль, я сам вас мало успел убить… гады…

Я снова заплакал. От острой горечи при мысли, что Танюшка не узнает, что она для меня, и увидит только то, что от меня останется. И тоже будет плакать…

Но – будет жить.

Только надо молчать. И я, готовясь к страшной и долгой боли, зажмурил глаза.

Потом я закричу, конечно. Но это будет просто крик, а не трусливый визг предателя… Может быть, Сусанин тоже кричал, когда его убивали поляки. Вот только обратной дороги он им не показал.

И я не покажу…

…Когда я открыл глаза – обе твари уже падали к моим ногам. В полном обалдении я – уже начисто ничего не понимая! – наблюдал торчащие у них в затылках – у того и другого – рукояти цельнокованых металлических ножей. На мои ноги и землю лилась кровь.

Потом откуда-то слева выплыл Саня – и я услышал, как валлонка в его руке с коротким стуком перерубила веревку над моими ладонями.

Я рухнул в объятия подскочившего Вадима, не понимая, умер я все-таки… или каким-то чудом жив?..

* * *

– Смотри, что у него с руками. Синие…

– Давай я разотру… Эй, девчонок там придержите, тут такое!..

– Ты ему руки сначала опусти. А то смотреть жутко…

А руки-то у меня, оказывается, есть… И болят! Ооой, как болят! Вот оно, начали пытать… свои-то, свои за что пытают, я же их не выдал, ничего не сказал! Плечи выкручивала, растягивала, сжимала, жгла и морозила беспощадная боль, и так же начинали под чьими-то пальцами болеть и запястья.

– Б-б-больно-о… – прохрипел я, не открывая глаз, потому что еще не понял, в сознании я или без. И вообще – живой или нет? Да это и не казалось важным – боль нарастала. – Ну за что?! Перестаньте, хватит… больно, не трогайте!..

– Живой, живой! Серега, Серый! Он живой!..

– Три, три, он же без рук останется…

– Дай я сменю…

– Дайте ему попить, у него губы белые…

Вода. Настоящая вода! Тоже пытка – сейчас капнут несколько капель, и… нет, поят, поят!

Я открыл глаза. Улыбающиеся физиономии окружали меня стеной – точнее, куполом, сверкающим зубами и родным. Вадим держал мою голову на коленях и массировал плечи. Арнис растирал запястья.

– Ожил!!! – заорал из-за его плеча Олег Крыгин и замахал рукой: – Живой!!!

– Ты еще рявкни: «Все сюда!», чтобы девчонки прибежали, – хрипло сказал я и облизнул губы: – Дайте еще попить, раз уж живой. И оружие с одеждой найдите, если можно.

– Уже нашли, нашли! – заорал Бэн, с широченной улыбкой сваливая возле меня мое барахло.

– А этих гадесов, – Саня, держа в руке окровавленную валлонку, хлопнул меня другой по плечу, – мы всех прикончили. Они даже из своих халабуд повыскакивать толком не успели.

– Как ты… сказал? – переспросил я.

Санек насторожился:

– А чего я сказал? Гадесов.

От уже подзабытого детского словечка повеяло чем-то таким, от чего я широко улыбнулся… а потом облегченно расплакался навзрыд. Ребята вокруг притихли сочувственно и растерянно, а я все никак не мог остановиться.

Это был последний раз, когда я плакал, на много лет вперед.

* * *

Четырнадцать лет хороши среди прочего тем, что все пережитые ужасы перестают казаться ужасными через какие-то сутки после их окончания. Если ты не свернул себе шею – вскоре ты будешь вспоминать это уже как приключение, не больше. Поэтому ночь я спал совершенно спокойно, а под утро проснулся от того, что ощутил: кто-то на меня смотрит.

Смотрела на меня Танюшка. Я вечером с ней толком и не поговорил – она держалась от меня на странном расстоянии. Другие девчонки, сидевшие в лагере, как на раскаленной плите, бросились на меня толпой, а она… словно я был ярким пламенем: хочется подойти вплотную и боишься обжечься. А я завалился спать раньше всех, едва поел.

И вот Танюшка сидит возле меня, и я неплохо различаю ее лицо, потому что уже утро.

– Я тебе зашила куртку, – сказала она, едва увидев открытые глаза и мою невольную улыбку. – Нитки и иголку у Ольки взяла… – Она пожала плечами и вздохнула. Потом сказала, глядя мимо меня: – Ты очень храбрый, оказывается, Олег. Я не знаю, кто бы еще из наших мальчишек так смог.

– Я? Как так? – искренне удивился я и вздрогнул, ярко вспомнив короткий и страшный плен.

– Мальчишки же не сразу напали на гадесов, – тихо сказала Танюшка. – Они окружили их лагерь, лежали и видели все: как тебя спрашивали, а ты отказался отвечать… чтобы нас не выдать, как настоящий герой!

«Это ты дала мне сил промолчать», – сказал я. Вернее – испугался, что сказал. Но Танюшка глядела на меня по-прежнему, и я облегченно перевел дух. Сказать такое было бы… о-го-го! А вслух я сказал:

– Да ну, герой… Ты не знаешь, как я перетрусил.

– По-моему, во всех книжках говорится, что герой не тот, кто ничего не боится, а тот, кто свой страх преодолевает, – воинственно сказала Танюшка.

– Если бы ты знала… – вырвалось у меня, но я тут же исправился: – Нет, тебе лучше никогда не знать, Тань, как это – преодолевать свой страх.

Я умолк, а сам подумал про румына. От него ничего не осталось, я даже имени не узнал… Вспомнилось, как его жарили и ели, и комок прыгнул к горлу. Я сел, скрестив ноги. Танюшка тревожно смотрела на меня, но молчала. Наверное, поняла, что я вспомнил произошедшее.

Но я уже думал о другом. Странно – «негр», допрашивавший меня, отлично говорил по-русски. И что вообще тут происходит, в конце-то концов?! Сверхжестокая глобальная игра в средневековую войну…