Хосе Мариа Гелбенсу - Не загоняйте убийцу в угол

• Название: Не загоняйте убийцу в угол
• Автор: Хосе Мариа Гелбенсу
• Издательство: ACT, ACT МОСКВА, Транзиткнига
• Жанр: Детектив
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-033900-3

Основной вопрос классического детектива – «Кто убил?» – безнадежно устарел.

Интересно другое – «За что убил?».

Действительно – за что один немолодой респектабельный одинокий человек убил другого – столь же одинокого и респектабельного?!

Местная судья Мариана, ведущая расследование, практически немедленно начинает подозревать, кто убил, – но снова и снова ломает голову, пытаясь отыскать мотив убийства…

---

– Добрый день. Новости только мелкие и случайные, – ответила Мариана, скрещивая руки под подбородком.

– Значит, нам по-прежнему не на кого повесить хорошее обвинительное заключение, – сказала Кармен. – Как жаль. Это было бы как нельзя кстати.

– Ну и язык у тебя, – заметила Мариана. – Надеюсь, нас никто не слышит, а то неприятностей не оберешься.

– Да брось ты, я всегда так разговариваю, с этим ничего не поделаешь. Ну, так что там у нас?

– Работы у нас много, вот что: эта история отнимает слишком много времени. У нас есть уверенность, и капитан Лопес ее разделяет, что убийца живет здесь и что он выкинул предметы, связанные с преступлением, хотя и далеко, но все-таки в этих краях. Еще одна часть опасной бритвы – половина рукоятки – найдена в местечке, расположенном в противоположном от Сан-Педро направлении, и это многое проясняет. У нас есть уверенность, что преступник скрылся в роще, вышел из нее в каком-то месте и направился туда, где живут отдыхающие, а не к реке; и благодаря орографии местности мы знаем, что пройти тут незамеченным гораздо легче, чем кажется. У нас есть уверенность, что преступник тщательно подготовил преступление, в частности, детально продумал обратный путь. Нам неизвестен мотив хотя в этом отношении у меня есть некоторые подозрения, и если мне удастся подтвердить один факт, то запрос надо будет направлять только в одно судебное учреждение. У нас нет убийцы – алиби одних не вызывает сомнений, алиби других установить трудно, потому что в тот день после обеда всех разморила жара и люди спали, что свидетельствует об их врожденном эгоизме. Что им, интересно, стоило время от времени поглядывать в окно, по крайней мере, пока перед их слипающимися от сна глазами не появится какой-то тип с опасной бритвой, с которой капает кровь?

Кармен удивленно посмотрела на нее.

– А еще говоришь, что мне надо следить за своим языком. – И тут же задумчиво нахмурившись, дела: – А откуда ты знаешь, что это был мужчина?

– Ты права. Это могла быть женщина.

Они задумчиво помолчали, каждая погрузилась в свои мысли.

– Знаешь, – сказала Кармен, – есть какой-то провал между косвенными уликами и фигурой убийцы. Чего-то тут не хватает, какого-то звена…

– Доказательств не хватает. Нам остается только копаться в прошлом, искать мотив и рассчитывать на бес_ конечное терпение следственной группы, с котором те собирают все данные, даже мелкие; они, я уверен, помогут нам обнаружить ошибку убийцы, благодаря чему мы и узнаем имя преступника.

– Ты по-прежнему думаешь, что есть свидетель? – Да. И этот свидетель пока не понимает, что именно он видел, я тебе уже объясняла. Точнее – не понимает, что виденное им может навести на след убийцы. Я, например, потеряла всякую надежду, что кто-то видел, как было совершено само преступление. Но я совершенно убеждена, что есть какие-то детали, факты, они кажутся пустяковыми, но они изобличают убийцу, и кому-то они известны, только он не связывает их с убийством, и я не устану это повторять. Но я не знаю, как всколыхнуть стоячую воду, чтобы увиденное всплыло, как заставить свидетеля или свидетелей связать то, что они видели, со смертью судьи. И тогда они увидят убийцу. Или позволят это сделать нам.

– Сколько в тебе уверенности!

– Нет, Кармен. К сожалению, совсем наоборот. Я начинаю нервничать из-за этого расследования: ведь убитый столько лет проработал в судебной системе, что слишком многие, – и Мариана указала пальцем наверх, – сильно нервничают и все время меня дергают.

– Уже?

– Да, уже, в той или иной степени, – ответила Мариана. – Но самое плохое еще впереди.

– Знаешь, Фернандо, я думаю, эта история уже испортила нам все лето. Во всяком случае, мне очень не по себе, правда-правда: ведь ко всему прочему еще думаешь, а вдруг убил кто-то из наших хороших знакомых? Такие же люди, как мы, совершили преступление, на которое способен только зверь. Потому что перерезать другому горло – это…

Фернандо молча вздохнул. События стали развиваться так, что образовалась небольшая, но запутанная сеть неудобств, которые постепенно грозили перерасти в конфликт, и он, как верно заметила Ана Мария, мог испортить летний отдых всем. А говоря проще, Фернандо считан, что действия судьи де Марко были не совсем правильными, ведь именно по ее вине тень подозрения легла на всех отдыхающих, а это уже могло породить серьезный конфликт – невидимое глазу подспудное отчуждение между отдыхающими и жителями Сан-Педро; до открытого противостояния никогда не дойдет, скажется только на взаимоотношениях, но именно этим и опасна напряженность: отчуждение закостенеет, и никто не знает, какая опухоль разовьется на этом месте. И все же Фернандо казалось, что Ана Мария, обычно такая трезвая в суждениях, сейчас не учитывала, по-видимому, что избежать всего этого было невозможно. Потому что, хотят они или нет, но преступление совершено, и от этого никуда не денешься. Тревога – наверное, так без преувеличения можно назвать это чувство? – расползлась полосой густого тумана, накрыв всех сразу и никого в отдельности. Изнутри и снаружи она окутала жителей городка и отдыхающих, проникла в души и пропитала чувства каждого и, вероятно, подпортит отношения между людьми, не бесповоротно, конечно, но отчасти. Кому хочется чувствовать себя в числе подозреваемых, когда речь идет о преступлении таком… да, правильно сказала Ана Мария, зверском.

– Потому что, Фернандо, по правде говоря, мы ведь целый день только об этом и говорим. Честное слово, я ужасно себя чувствовала во время аперитива, а ведь там были только свои! Конечно, если кругом одни подозрения и неуверенность, то поневоле начинаешь приглядываться и к тем, кого знаешь всю жизнь. Что же взять с городка? Там уже смотрят на нас настороженно и неприветливо, или будут так смотреть, в общем… – Ана Мария помолчала. – Фернандо, ты ничего не ешь. Ты хоть слышишь, что я говорю?

– Конечно, Ана, конечно, слышу. Просто я думаю. Одновременно. Я больше не хочу, я сыт, ты не беспокойся.

Он размышлял о том, что подозрения растут, как ком, когда начинаешь подозревать других, бессознательно распространять на них свои сомнения – такой своеобразный защитный рефлекс, – чтобы отвести от себя то, что принято считать постыдным грехом, даже роком. И именно это происходило с ними. Сначала – удивление и нездоровое любопытство; потом – возбуждение от того, что случилось нечто из ряда вон выходящее; а теперь – беспокойство и желание избавиться от того, что раньше воспринималось как главное событие лета. Но если им не следовало встревать в это, то как надо было себя повести?

– И эта баба, судья, хоть с ней и дружит Сонсолес, все равно она ничего не понимает, а туда же, – сказала Ана Мария, колокольчиком вызывая Дору.

– Анита, пожалуйста, не веди себя, как Елена.

Дора стояла у окна и вытирала руки кухонным полотенцем, когда подумала о доне Карлосе.

Дон Карлос всегда казался Доре странным. Хозяева очень его уважали, но все-таки он был странным: жил один, делал, что вздумается. Девушка вздохнула и встряхнула полотенце, расправляя его перед тем как повесить. Почему это он ей вспомнился. Ах, да, потому что он странный. Такой странный, что даже топил камин в жару, ну и денек был, самый жаркий за это лето; она была уверена, что второго такого в этом месяце не будет. Что он делал, интересно? Жег что-нибудь?… Нет, это объяснение не годилось. Какой это был день? Дора начала припоминать, отсчитывая дни назад. Да, точно: это было в тот день, когда убили судью; в тот день стояла такая жара, не забудешь.

А дону Карлосу вздумалось затопить камин именно в тот день. Мысль эта не отпускала Дору, и она снова посмотрела в окно, туда, где была Хижина. Над деревьями, скрывающими Хижину, появился в тот день дым из трубы, там не траву жгли.

Ответ пришел ей в голову неожиданно, сам собой, и он был таким страшным, что Дора безотчетно зажала рот двумя руками, чтобы сдержать рвущийся наружу крик.

И снова, в который раз, Карлос возрождался благодаря красоте Кармен. С каждым разом он все больше и больше подпадал под ее очарование. Это не была строгая каноническая красота: она крылась, главным образом, в особой манере держаться, двигаться и смотреть… смотреть на него. Это-то и было главным – ее простодушие; в такие минуты Кармен становилась особенно прекрасной. Потому что главное ее очарование в этом и заключалось – рядом с ней Карлос чувствовал себя очень хорошо. Каким-то образом Кармен давала понять: все, что его восхищает в ней, – только для него одного. И ему становилось так хорошо, приходило такое умиротворение, что Карлосу казалось, будто он попал под действие чар прекрасной волшебницы. Но даже если это и было так, все равно он чувствовал, – волшебство заключено в нем самом, потому что Кармен наделяла его этими чарами. Безусловно, Кармен Валье обладала бесценным даром: рядом с ней мужчина чувствовал свою значительность. И это не раздражало, не вызывало настороженности, а напротив, доставляло удовольствие.