Говард Лавкрафт - «Если», 1997 № 02

• Название: «Если», 1997 № 02
• Автор: Говард Лавкрафт
• Издательство: ООО "Любимая книга"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1997
• ISBN: 0136-0140

ФАНТАСТИКАЕжемесячный журнал
Содержание:

Говард Лавкрафт. В ПОИСКАХ НЕВЕДОМОГО КАДАТА, повесть

Людмила Щекотова. СЛАВА ОПТИМИСТАМ!

Энди Дункан. НЕЗЕМНОЙ ГОЛОС, рассказ

Елена Сеславина. ГОРИ, ГОРИ, МОЯ «ЗВЕЗДА»

Майкл Муркок. ЗА КРАЕМ МИРА, повесть

Урсула Ле Гуин. КУРГАН, рассказ

Стивен Дональдсон. ДОЧЬ ИМПЕРАТОРА, повесть

Джером Биксби. КАКАЯ ЧУДЕСНАЯ ЖИЗНЬ! рассказ

Марина Арутюнян. НЕСЧАСТНЫЙ МАЛЕНЬКИЙ ТИРАН

Кирилл Королёв. НЕВОСТРЕБОВАННЫЙ ТАЛАНТ

РЕЦЕНЗИИ

Сергей Переслегин. КРИЗИС ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ

НФ-новости

PERSONALIA

ВИДЕОДРОМ

*Адепты жанра

-- Дмитрий Караваев. МЕЖДУ МАРСОМ И ВЕНЕРОЙ

*Рецензии

*Герой экрана

-- Дмитрий Савосин. ДРАКУЛА, КАРПАТСКИЙ ГРАФ

*Рецензии

*Тема

-- Сергей Кудрявцев. ЭПОХА ЗА ЭПОХОЙ

_{Обложка: А. Жабинского, Е. СпрогеАвторы иллюстраций: Н. Бальжак, О. Васильева, О. Дунаевой, А. Жабинского, А. Михайлова, А. Филиппова.}

---

Такие дети вырастают несчастными людьми. К психотерапевту они приходят уже взрослыми, приходят, потому что НИКТО ИХ НЕ ПОНИМАЕТ. А никто не понимает оттого, что они не делают ровно ничего, чтобы быть понятыми. Они страдают глубоким личностным дефицитом. У них, образно говоря, нет ничего своего, и они вынуждены «затыкать дыры» своего внутреннего мира, «хватая» все подряд. Любимые эмоции этих людей — стыд и гнев. Они либо стыдятся сами, либо делают все, чтобы окружающие испытывали это чувство. Их жадность имеет ту же природу. Они не говорят «я» — они говорят «мое». Часто они бывают удачливыми: приобретение хотя бы отчасти «связывает» такую личность воедино. Известный современный психоаналитик Отто Кернберг справедливо заметил, что они не знают любви — им знакомо лишь восхищение.

Нарцисс, как известно, отверг дары влюбленной в него нимфы и предпочел живым существам собственное отражение, над которым в конце концов и зачах. Метафора отражения, зеркала — основная метафора психоанализа; единственная любовь, которая известна Нарциссу, — любовь к себе — его погубила. Любви другого человека Нарцисс принять не может, потому что она лишит его остатков собственной идентичности…

Не могу согласиться, когда о таких истерзанных детях говорят: «избалованный ребенок». Баловать — значит любить человека и понимать, чего он хочет. Я думаю, что детей надо баловать в прямом смысле слова: мы их любим, развлекаем, хотим сделать им приятное, дать вкусненькое, хотим, чтобы у них на лице чаще появлялось счастливое выражение… «Маленький деспот», напротив, обычно напичкан тем, что ему самому вовсе не нужно, и, повторяю, ему недостает самого главного: родителя нежного, который поддержит, утешит, и родителя строгого, который ограничит в чем-то, накажет, если маленький человек провинился. Но всегда поймет, будет рядом.

У меня на приеме был «новый русский», человек, который, по его словам, уже обеспечил не только своих детей, но и внуков. Бизнесмен жаловался на жену, уделяющую детям мало внимания: есть и кухарка, и гувернантка, и шофер, а она… Этот человек советовался, кого из прислуги еще взять в дом, чтобы жена наконец начала заниматься детьми. Он воспринимал эмоциональную связь в семье как некую отдельную функцию.

Самое трагичное, что, когда «эмоционально дефицитарные» дети вырастают, им по сути не в чем упрекнуть своих родителей — ведь у них «все было», их упреки будут выглядеть черной неблагодарностью. Вот такая ловушка…

Можно ли прервать порочный круг, если человек попал в него? К счастью, жизнь дает много возможностей. Это и общение со сверстниками (опять-таки классический пример — «Принц и нищий» Марка Твена), с другими взрослыми, случайные встречи… Ну, а если человеку совсем уж не повезло и он мучается от этого, «другим» может стать психотерапевт.

Но вот о чем взрослым, наверное, стоит напомнить: для любого ребенка главная радость — радовать собственных родителей. Он хочет им нравиться и потому желает «воспитаться». Только от большого отчаяния ребенок может отказаться от попыток понравиться маме и папе. Нормальные дети воспитываются радостно. И если у вашего сына или дочки появились наклонности маленького тирана, не ищите причины только в нем. Посмотрите в зеркало.

Бейте палками лягушек:

Это очень интересно.

Отрывайте крылья мухам,

Пусть побегают пешком.

Тренируйтесь ежедневно,

И наступит день счастливый —

Вас в какое-нибудь царство

Примут главным палачом.

Григорий Остер. «Вредные советы».

Кирилл Королёв НЕВОСТРЕБОВАННЫЙ ТАЛАНТ

*********************************************************************************************

Азимов, Брэдбери, Саймак… Эти имена знакомы российскому читателю едва ли не с раннего детства. Но если спросить, кто такой Говард Лавкрафт или Кларк Эштон Смит, ответить сможет, в лучшем случае, один из десяти. Авторы «твердой НФ» в России гораздо популярнее, нежели авторы фэнтези, их гораздо лучше знают. Такое ощущение, что фэнтези на российской почве упорно не приживается.

*********************************************************************************************

Впрочем, популярность имени — явление, если можно так выразиться, весьма инерционное. Возьмем, для примера, ну, скажем, творчество Роберта Шекли. Все мы знаем и любим этого писателя, а потому жадно берем его новые книги «позднего периода». И разочарованно переворачиваем последнюю страницу. Однако магия имени продолжает действовать, а потому на русском языке выходят новые «Миры Роберта Шекли» и на некоторое время становятся бестселлером.

Но вернемся к вопросу, которым задались выше: прижился ли жанр фэнтези на российской почве? Мне представляется, что правильнее было бы говорить не об укоренении, а всего лишь о прорастании. Иными словами, к фэнтези наша аудитория только «присматривается». Что удивительно, этот процесс идет как бы с конца, то бишь от омеги к альфе. Читателя знакомят с новинками зарубежного книжного рынка, он узнает имена новых авторов, а история жанра по-прежнему остается для него загадкой. Восполнить этот пробел российские издательства не торопятся.

Лавкрафту вообще в России не везет. Печатали его мало и почти исключительно рассказы, то есть далеко не лучшую часть творческого наследия. И все же магия его творчества, даже поданного в таком усеченном виде, привела к созданию российского Лавкрафтовского общества, но о нем уже давно ничего не слышно. Между тем, на Западе книги Лавкрафта переиздаются до сих пор, выходят многочисленные подражания, активно раскупается «Ктулхианская энциклопедия» — справочник по так называемым «мифам Ктулху», которые принадлежат перу писателя. Может быть, объяснение этому лежит на поверхности? Может, все дело в языке, в стиле? Ведь Азимова и Кларка, которые не претендовали на звание блестящих стилистов, тем не менее переводили на русский признанные мастера — Н. Галь, И. Гурова, Л. Жданов и другие. А на произведения Лавкрафта, поскольку ситуация изменилась и книги начали не выпускать, а штамповать, «бросили» молодое поколение со знанием иностранного языка на уровне третьего курса института. Да Бог с ним, с иностранным — эти, с позволения сказать, переводчики родной-то язык знали хуже детсадовских ребятишек! Но ведь Лавкрафта отличает не только богатое воображение, а именно стиль — безошибочно узнаваемый, «лавкрафтовский». И если при переводе опускать все мало-мальски сложные места, если передавать затейливые периоды двумя-тремя рублеными фразами, от автора ничего не останется. Так оно, собственно, и произошло.

Кстати, схожая участь постигла и другого основоположника фэнтези — Мервина Пика. Его трилогия о замке Горменгаст считается классикой жанра, однако на русский язык до недавних пор не переводилась. Исправить положение взялось некое украинское издательство, выпустившее первую часть трилогии. Смею заверить читателя: Мервина Пика в этом издании нет, хотя его фамилия значится на обложке. Вместо романа, напоминающего в оригинале воздушную, ажурную конструкцию, читателю предложили нечто неудобоваримое и непереносимо скучное. Игру слов подменили игрой в слова; ни к чему, кроме провала книги, это привести не могло.

Большинство критиков относит сочинения Лавкрафта к жанру «хоррор». По всей видимости, эти критики не слишком внимательно читали его произведения. Лавкрафт отнюдь не Стивен Кинг и не Джеймс Блейлок. Наряду с лордом Дансени, (Элджерноном Блэквудом и Джеймсом Кей-беллом он является отцом-основателем «мистической», «готической» фэнтези, представленной ныне такими именами, как Колин Уилсон, Брайан Стейблфорд, Брайан Лам~ ли и Джон Краули. Каждый из них позаимствовал от учителя что-то свое: Стейблфорд — готическую атмосферу, Уилсо — верность Древним Богам, Краули — лавкрафтовскую метафизику. Среди учеников Лавкрафта, входивших когда-то в круг избранных, с которыми он поддерживал переписку, числятся Генри Каттнер, Роберт Блох, Огаст Дерлет и Фриц Лейбер.

Отличие «готической фэнтези» в духе Лавкрафта от произведений а-ля Стивен Кинг заключается в том, что Лавкрафт экзистенциален, его интересует «онтологическая уязвимость», то есть страх перед жизнью. Психолог Р. Лэинг расшифровал это понятие так: если человек пасует перед жизнью, боится, что «сделан не из того материала», любой контакт с ближним для него потенциально катастрофичен. Онтологическая уязвимость, кстати сказать, проявлялась у Лавкрафта не только в его произведениях, но и в жизни. Писателя называли «затворником из Провиденса» — он практически не покидал свой дом в этом городе Новой Англии. Умер же Лавкрафт — в полном соответствии с принципом онтологической уязвимости — до того, как стал популярен, в убеждении, что все написанное им никуда не годится.