Мэг Кэбот - Королева сплетен выходит замуж

• Название: Королева сплетен выходит замуж
• Автор: Мэг Кэбот
• Жанр: Современные любовные романы

Большая болтушка. Большое сердце. Большая свадьба. Большие проблемы.

Это свадьба столетия!

Дела Лиззи Николс явно пошли на лад - у нее есть работа, о которой она всю жизнь мечтала (реставрация свадебных платьев), и мужчина ее жизни наконец-то сделал ей предложение. Жизнь превращается в головокружительный водоворот свадебных приготовлений - и не только ее личных - пока Лиззи ждет свадьбу своих грез в замке ее жениха на юге Франции.

Но мечты скоро оборачиваются кошмаром, когда шафер жениха - с которым Лиззи однажды случайно спала... нет, правда, просто спала - заявляет о своем отказе поддержать жениха и невесту, и подружка невесты принимает его сторону. Семья Лиззи не понимает, почему бы не устроить свадьбу на заднем дворе отчего дома, ее будущие ох-какие-благопристойные французские свекры пытаются понемногу перетянуть жениха от медицинского университета назад в управление финансами, и Лиззи начинает сомневаться в том, что ее Прекрасный Принц правда такой уж прекрасный, как ей казалось.

Готова ли Лиззи к роли жены и хозяйки замка Мирак? Или ее судьба оказаться в руках другого мужчины ... и в образе "Плохой Девчонки"?

Однозначно - эту свадьбу не забудут никогда. Даже если она не состоится.1.0 — создание файла

---

А, ладно, может Люк и не прилетел обратно и не встретился со мной здесь, на похоронах. Но это я попросила о перерыве. Может быть, он думает, что я не буду ему рада. Это естественное предположение, верно? Вообще-то, это моя вина. Бедный парень, вероятно, думает, что я не хочу его больше.

Кроме того, его бабушки и дедушки умерли, когда он был маленьким. Он не знает, что он значит терять прародителя, когда ты взрослый. Бабуля была мне очень близка. Люк не имеют никакого представления, что это такое.

Как и я, на самом деле. Я просто переживаю это в первый раз. И не могу опереться на плечо моего жениха.

- И ты бы видела, что делают ее дети, - продолжает Сара. - Ты никогда не видела детей настолько загруженных. Балет, прослушивание, каратэ, гимнастика, французский - французский, Христа ради. Они живут в штате Мичиган. Когда у них возникнет необходимость говорить по-французски? Кроме, может быть, твоей свадьбы, если она когда-нибудь произойдет. У них нету и минуты для себя, просто чтобы быть детьми. Не удивительно, что они такие странные .

В эту минуту Мэгги, старшая дочка Розы, входит в комнату, держа в руке на готове репортерский блокнот и карандаш.

- Простите, - говорит она. - Я открываю мою собственную газету. Есть ли у вас какие-либо новости?

Сара и я уставились на нее.

- Что? - говорю я.

- Новости, - кричит Мэгги. - Я открываю свою собственную газету. Детскую газету. Мне нужны какие-то новости, чтобы напечатать. Если ли они у вас?

- Боже, да твоя прабабушка только что умерла, - говорит Сара. - Разве это не достаточная для тебя новость?

Мэгги смотрит на меня:

- Тетя Лиззи, - говорит она. - Как ты относишься к смерти бабули?

Слезы наполняют глаза. Стараясь не плакать открыто перед моей племянницей, я говорю:

- Мне очень грустно. Я буду очень скучать по ней.

- Могу ли я процитировать тебя? - хочет знать Мэгги.

- Да, - говорю я.

- Хорошо. Спасибо. - Мэгги поворачивается и выходит из комнаты, не сказав ни слова.

- Видишь? - говорит Сара, как только она ушла. - Что-то не так с этим ребенком.

Роза выбирает именно этот момент, чтобы вернуться на кухню, пропахшую сигаретным дымом. Она закрывает раздвижную стеклянную дверь за собой и бросает пачку сигарет и зажигалку в свою сумочку.

- Что-то неправильно с чьим ребенком? - спрашивает она.

- С твоим, - огрызается Сара. - Мэгги. Она только что приходила сюда и объявила, что она открывает газету и спросила у нас, есть ли какие-нибудь новости.

- По крайней мере, - говорит Роза мягко, отгибая алюминиевую фольгу с персикового пирога, принесенного кем-то, и погружая в него ложку, - она не лишенная воображения, ковыряющаяся в носу идиотка как дети некоторых людей, о которых я могла бы упомянуть.

Сара втягивает воздух, но, прежде, чем она смогла сказать что-нибудь, я спрашиваю:

- Что ты сделала с деньгами, Роза?

Роза недоуменно смотрит на меня:

- Прости?

- Деньги, которые ты получила за то, что заложила Аву Джек, которая скрывалась в моей квартире. - Я смотрю на нее. - На что ты потратила их, на пластическую хирургию? Это не могла быть липосакция плеч, потому что они огромные, как всегда.

Возмущенный крик Розы заставляет звенеть китайскую коллекцию мамы. Я воспринимаю это как повод, чтобы встать и уйти.

- Что там происходит? - спрашивает меня мама, когда я захожу в гостиную, где она и папа беседуют с отцом Джимом, который будет проводить панихиду бабушки.

- Ничего, - говорю я, садясь на диван рядом с ней. - Просто сестринские штучки.

Мама одаривает Отца Джима виноватой улыбкой и говорит:

- Прошу меня извинить. Продолжайте,отец.

Я сижу и слушаю их разговор, едва понимая о чем они говорят через туман несчастья, в котором я утонула. Не помню, чтобы я когда-то чувствовала себя так ужасно. Хотелось умереть. На самом деле хотелось. И почему меня до сих пор никто не убил? Как они могут спокойно продолжать разговор, как будто ничего не случилось, когда на самом деле вот он, конец мира?

- Ну, - говорит отец Джим. - Я думал, что месса будет прекрасным жестом.

- О, месса, - говорит мама, глядя на папу. - Да, это было бы прекрасно.

Папа смотрит скептически:

- Я не знаю, - говорит он. - Месса. Из-за нее панихида будет длиться на час дольше. - Интересно, видел ли отец Джим, как моя мама ударила ногой папу под журнальным столиков. - Ох. Я лишь хочу сказать, моя мать не была особенно религиозной женщиной.

Даже через мои страдания, я в состоянии понять, что бабуля - не религиозный человек. Она хотела отдать дань Байрон Салли на своем памятнике, а не Богу. Потому что для нее, Байрон Салли был Богом. Я чувствую, что оживляюсь. Немного. Потому что я начинаю чувствовать что-то кроме грусти. И это гнев.

- Это только делает проведение мессы еще важнее, - продолжает отец Джим, - Посещение вашей матерью церкви, особенно в ее последние годы, было, в лучшем случае, отрывочным. Но я знаю, если бы она была в силах, в конце концов, она бы этого хотела.

Она была в полном расцвете сил, хочу закричать я. Она владела собой лучше любого из вас.

- А теперь, - продолжает отец Джим, - насчет музыкального сопровождения...

- Ее любимой песней была "Шоссе в ад" - я удивляюсь тому, что говорю.

Мама уставилась на меня. Папа расхохотался, но остановился, когда увидел, что теперь мама смотрит на него.

- Э, - говорит отец Джим. - Да. Ну, как бы то ни было, я считаю, что более традиционный выбор порадует прихожан...

- Но это ее любимая песня, - я прерываюсь. Я не виню маму, что она начала кричать. Она права. Почему я вмешиваюсь? Хотя, в то же время, - Неужели вы не хотите, чтобы ее любимая песня играла на ее собственных похоронах.

- Ну, может не эта песня, - говорит мама, выглядя растерянно. - Это о... ладно, это же о попадании в ад, Лиззи.

- Может мы могли бы найти инструментальную версию, - говорит папа задумчиво.

Мама смотрит на меня с выражением "смотри, что ты развязала". Потом говорит:" Лиззи, миссис Брэнд сказала, что заедет с тушенкой Брансвика. Ты не могла бы подождать ее у входа? Она недавно подвернула лодыжку, и я не хочу чтобы она выбиралась из машины, держа в руках огромную кастрюлю. Было бы прелестно, если бы ты встретила ее на подъезде к дому и сама взяла у нее тушенку."

Я смотрю на мать, как будто она сошла с ума. Однако, когда стало ясно, что она не шутит (она не мигая смотрела назад), я вздохнула и встала с дивана. Почти всю дорогу из дома, я услышала, как она говорила вполголоса отцу Джиму:

- Лиззи и бабушка были очень близки. Я не уверена, что ее присутствие здесь, пока мы все планируем, - действительно хорошая идея. Лиззи всегда была самой... ну, эмоциональной из моих детей.

Слезы заполняют мои глаза. Я шатаюсь, выходя на ночное затемненное крыльцо - никто не подумал включить свет, - и сажусь на ступеньки, уткнувшись головой в колени. Эмоциональная?

Ну, думаю, что это я. Это эмоционально - грустить, что бабушка мертва? Это эмоционально - желать, чтобы человек, который будет проводить ее похороны, на самом деле знал ее, мог бы, возможно, сказать несколько слов о ней, что может на самом деле что-то значить?

Это эмоционально - чувствовать, будто я чужая в своей собственной семье, как будто эти люди, которых я знаю всю свою жизнь, на самом деле не знают меня - или не заботятся обо мне - совсем? Бабуля была единственной - единственный из них - кто всегда говорил мне все, за что на самом деле стоило ругать.

Не то чтобы я никогда не говорила ей об этом.

А теперь она ушла. И у меня больше никогда не будет шанса. Никогда не будет возможности поговорить с ней еще раз.

Неудивительно,что я так эмоциональна.

Боже. Может быть, в конце концов, я должна принять одну из этих таблеток, что прописал доктор Деннис. Я чувствую, как они стучат по своей упаковке в кармане моих джинсов. Заставят ли они меня чувствовать себя менее эмоциональной? Остановят ли они мои чувства вообще? Потому что сейчас это то, что мне очень, очень нравится.

Вспыхнули фары, и я подняла голову. Миссис Брэнд со своей тушенкой Брансвика. Я сильно ударяю запястьями по своим щекам. Я не хочу, чтобы миссис Брэнд - кем бы она ни была - видела меня в таком ужасном беспорядке.

Но автомобиль не сворачивает с дороги. Он останавливается и паркуется ниже по улице. Снаружи так тепло и сыро, что это выглядит, своего рода, туманом, укрывшим улицу. Я смотрю на красные задние фары в тумане, вдыхая летний воздух, такой знакомый и все же такой странный после стольких месяцев в городе. Запах свежескошенной травы, пение цикад, стрекот сверчков... эти летние запахи и звуки, которые почти чужды мне теперь, я не испытывала их так долго.

Кто-то выходит из припаркованного автомобиля. Хотя довольно темно, и туман довольно плотный, я вижу, что это не женщина. Это мужчина, высокий и плечистый. Я смотрю далеко, в туман, в темное море нашего двора, где Роза и Сара заставили меня полить из шланга мамино и папино покрывало, оставшееся с того времени, когда бабуля няньчилась с нами, и все заканчивалось рвотой на нем во время приготовления хереса.