Фрэнк Харди - Власть без славы. Книга 1

• Название: Власть без славы. Книга 1
• Автор: Фрэнк Харди
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Современная проза
• Год: 1961

Роман «Власть без славы» — первое крупное произведение австралийского писателя Фрэнка Харди. В романе метко и правдиво автор изобразил важнейшие стороны общественной и политической жизни страны, ее политических деятелей, государственных чиновников, финансистов. Вскоре после выхода первого издания романа Фрэнк Харди был арестован и брошен в тюрьму по обвинению в клевете.

В первую книгу вошли две части: «Дорога к власти» (1890–1907) и «Злоупотребление властью» (1915–1931).

---

В тот вечер, когда стали известны результаты голосования, зал керрингбушской ратуши был переполнен. Все стулья были заняты, в проходах толпился народ. Вокруг трибуны люди стояли плотным кольцом, а в двери ломились все новые и новые избиратели, желающие попасть на собрание. Окна были раскрыты настежь, и в них виднелись головы тех, кто, отчаявшись попасть в зал, решил хотя бы с улицы послушать оратора. Эштон, встреченный громом аплодисментов, взошел на трибуну.

— Леди и джентльмены, — начал он внятным, звучным голосом. — Леди и джентльмены и братья-рабочие!

Его слова и жесты действовали на слушателей гипнотически. Одет он был просто, крахмальный воротничок и галстук казались лишними на нем. Длинные волосы, разделенные прямым пробором, обрамляли его широкий лоб и пышными кудрями спускались на уши. Энергичный подбородок, полные чувственные губы, проницательные, пытливые глаза — все в этом лице выдавало натуру впечатлительную и пылкую. Он стоял на трибуне в несколько театральной позе, подняв руки, и ждал, когда зал утихнет. Потом он обеими руками поерошил свои кудри, что делал всегда, перед тем как заговорить, — готовясь околдовать слушателей своим пламенным красноречием, вскоре заслужившим ему по всей Австралии славу блестящего оратора.

Он медленно опустил руки и выдержал длинную паузу, во время которой в зале царила мертвая тишина.

— Поистине это счастливая минута в жизни человека, отдавшего себя делу бедных и обездоленных — великому делу рабочего класса!

Оратор произнес эту торжественную фразу, внушительно кивая красивой головой, словно хотел подчеркнуть каждое слово. Лейбористы, составлявшие большинство собрания, зааплодировали; сторонники консерваторов и либералов, слушавшие Фрэнка Эштона впервые и не подпавшие еще под его обаяние, промолчали.

— Я хорошо помню, как я приехал в эту прекрасную страну: несчастный подросток, юнга с грузового судна, который бежал от нищеты Старого Света, чтобы найти счастье в Новом.

Нищета Старого Света! Фрэнк Эштон хорошо помнил, как он ребенком ехал с матерью в поезде, как они ночью пришли в огромный сарай, где среди мешков с овсом жил вместе с крысами его новый отец. Чтобы крысы не загрызли мальчика, мать всю ночь напролет просидела у стола, на котором его уложили, завернув в рваное тряпье. После он узнал, что калека с деревянной ногой, добрый и ласковый, не хотевший, чтобы мать поселилась в таком убогом жилище, был его отчим. Родной отец Фрэнка умер за несколько месяцев до его рождения. Помнил он и то, как его новый отец отделывал ветхий сарай, стараясь приспособить его для жилья, но вскоре потерял место, и им пришлось выехать.

Потом они втроем кочевали по Англии в поисках работы. Земля под ногами была твердая от мороза, ноги — ледяные; никто не хотел брать калеку с деревянной ногой. Однажды в каком-то городе они примкнули к демонстрации безработных и вместе со всеми шагали по улице.

Демонстранты выкрикивали лозунги, требуя хлеба, и отчим сказал, что надо требовать работы, а не милостыни. Когда скудные сбережения семьи уже подходили к концу, он получил наконец работу в шахтах Скарборо.

Фрэнк Эштон помнил, как они жили в бараке вместе с другими шахтерами. У каждого шахтера за бараками был свой огородик. Отчим усердно ухаживал за своими грядками, сажал овощи и даже держал поросенка. Фрэнк ходил в школу соседней деревни за две мили от дома и почитал себя счастливым. Но потом началась забастовка. Если шахтера увольняли с работы, его выгоняли из барака и отнимали огород. Та же участь ждала и бастующего шахтера. Но бастуют все шахтеры, думал мальчик, — значит, должна быть какая-нибудь причина. Отчим говорил, что им снизили оплату. Потом хозяева шахт выселили бастующих из бараков, и Фрэнк с матерью и отчимом жили в палатке из мешковины; но забастовка продолжалась.

Отчим, видимо, был одним из руководителей забастовки. Фрэнк помнил, как приходил священник из соседней деревни и убеждал шахтеров вернуться на работу, потому что это долг каждого доброго христианина, и упрекал их за то, что они причиняют столько страданий своим женам и детям. Помнил, как отчим возражал священнику, как проклинал церковь, которая всегда заодно с хозяевами и требует, чтобы шахтеры, точно побитые псы, поплелись обратно в грязные, душные бараки и вернулись в шахты, где они за жалкие гроши работают, ежечасно рискуя жизнью.

Священник обозвал отчима язычником и смутьяном. Когда мать Фрэнка стала давать уроки музыки, священник убеждал родителей не доверять своих детей этой женщине, потому что муж ее атеист. В ответ на это отчим сложил песенку для шахтеров:

Наш пастор взывает: «Молитесь, братья,
Трудитесь, о большей не думая плате.
Нет мяса — так хлебом питай свою плоть,
Будь рад, что не репу дарует господь».

Отчим, как и большинство его товарищей, не вернулся на шахту и, когда кое-кто из шахтеров сдался и возобновил работу, предпочел отрясти прах от ног своих.

Память об этих днях раннего детства жила в душе Фрэнка Эштона, когда он говорил с трибуны перед своими избирателями. Вспомнил он и Лондон, Лондон трущоб и голода. Мать определила его в школу, посылала в церковь, где он пел в хоре. А потом родился младенец. Как будто и брат Фрэнку, а все-таки не брат.

Когда младенец немного подрос, Фрэнк решил бежать из дому и уйти в море. Быть может, он бежал от голода или потому, что брат его был сыном калеки с деревянной ногой, очень доброго и ласкового, но все-таки — не родного отца. Фрэнк убежал в порт и спрятался на борту судна, но его обнаружили и высадили на берег. Он пришел домой среди ночи и, остановившись под кухонным окном, услышал, как мать его плачет, а отчим утешает ее: «Не плачь, Керри, есть захочет — придет».

Фрэнку Эштону очень хотелось есть, но он отошел от окна, вернулся в порт и там уснул на каких-то мешках. Проснулся он от боли — крысы кусали ему уши и пальцы. Он влез в четырехколесную тележку, но крысы последовали за ним и по ручкам тележки опять добрались до него. Иззябший, перепуганный, он поднялся на борт какого-то судна; там сторож напоил его чаем с сухарями и пообещал спрятать. Он так и уснул стоя, и сторож уложил его спать в камбузе. Утром, когда Фрэнк проснулся, судно уже было в открытом море, на пути в Мельбурн. Фрэнка изругали на чем свет стоит, потом заставили работать. Научили завязывать узлы и концы каната. По ночам он плакал на своей узенькой койке от усталости и тоски.

Когда пароход прибыл в Мельбурн, капитан пригрозил Фрэнку, что увезет его обратно в Англию; он удрал, и целых четыре года проработал на судах, курсирующих между Австралией и Северными островами, и в конце концов опять очутился в Мельбурне.

— В Мельбурне я впервые принял участие в борьбе рабочего класса. Сначала в союзе моряков, потом в союзе трамвайных служащих. Я изучал профсоюзное движение, деятельность лейбористской партии. Потом я работал комендантом в школе для рабочих и там начал читать книги, учиться. Я слушал речи всех стойких борцов за дело рабочих; слушал их на улицах, на собраниях, на берегу Ярры; я тоже решил посвятить себя делу рабочих, делу социализма. Да, друзья мои, я боролся за великое дело рабочего класса. Помню, как нам пришлось сражаться за кооперативы. В этом самом избирательном округе я удостоился чести быть секретарем лейбористской федерации штата Виктория, которая организовала кооперативные лавки…

Восторженные аплодисменты прервали речь оратора.

— Тогда мы в конечном счете потерпели поражение, но многое было достигнуто. Потом мои друзья стали склонять меня вступить на политическое поприще.

Снова аплодисменты и приветственные крики. Быть может, кое-кто из сидящих в зале лейбористов и знал, что Фрэнк Эштон и некоторые его собратья по ныне уже не существующей федерации поклялись никогда не баллотироваться в члены парламента, ибо таким путем социализма не достигнешь. Но теперь все — и сам оратор, и его слушатели — были увлечены новой идеей, завладевшей умами рабочих: что все пойдет на лад, если они пошлют своих представителей на штурм парламента.

— Что касается нынешних выборов, то ни та, ни другая группа избирателей не может сказать, что она лишена своих прав, потому что распределение голосов обеспечило представительство и той и другой партии.

Присутствующие либералы в знак одобрения придвинулись ближе к трибуне.

— Я сражался за великие принципы лейбористской партии, и ради блага всех мужественных рабочих, которые боролись за меня, я буду до конца отстаивать эти принципы.

Он повернулся к дальнему углу зала, где сидел кандидат правящей либеральной партии, тоже прошедший в парламент, ибо существующая избирательная система допускала на основе пропорционального представительства избрание двух депутатов от одного и того же округа.