Тамара Воронина - Странница

• Название: Странница
• Автор: Тамара Воронина
• Жанр: Фэнтези

---

— Я и не подозревал эльфов Лиасса, — заверил король. — Это было бы так глупо… Да и своих тоже не подозревал. Хотя бывают всякие… отщепенцы. Значит, он хочет войны? Хочет, чтобы я начал ограничивать права эльфов? Или сказал тебе об этом, чтобы я думал, что он хочет именно этого?

— Ты много он меня хочешь, Родаг, — вздохнула Лена. — Я не политик. Мне кажется, он был вполне искренним. И вполне уверенным в том, что ему это удастся.

— Не дождется, — проворчал Родаг. — Я-то политик. Делиена, я все сделаю, чтобы не было никакой войны в Сайбии. И Владыка сделает.

— Как ты себя чувствуешь? — жалобно спросила Рина. — Когда я увидела твое лицо, я испугалась.

— Я бы тоже испугалась, если бы себя увидела. Спасибо, Рина, сейчас хорошо.

Королева нагнулась и поцеловала ее в щеку. Абсолютно искренне. Отчего-то холодная, неприятная и высокомерная Рина питала к Лене весьма теплые чувства. Потом она вышла, пожелав Лене всяких благ. Король посмотрел на шута, и тот напрягся. Родаг покачал головой.

— Разве я настолько беспощаден, шут? Побудь с ней, пока она не поправится. Я не потребую от тебя ничего, что противоречило бы тем клятвам, которые ты дал ей.

Шут встал на одно колено и склонил голову. Проходя мимо, Родаг щелкнул его по макушке. Шут улыбнулся, хотя и напряженно, закрыл за ним дверь, быстро разделся, не утруждаясь выравниванием сапог, и нырнул под одеяло.

— Ну вот, сейчас согреешься, — пообещал он, обнимая Лену так бережно, словно она была стеклянной. — Гару, охраняй.

Пес посмотрел на шута со странным выражением — это ты мне говоришь «охраняй»? а то я не знаю — и улегся под дверью. Только сейчас Лену начал колотить озноб — самое нормальное состояние после магического вмешательства. При этом у нее не было жара, который можно было бы сбить отваром из жизнянки и остролиста. Просто ощущение холода. Ничего. Пройдет. Когда-нибудь. Маркус, кое-как сдвинув Гару, принес еще одеяло и кружку с горячим вином, напоил Лену, укрыл их обоих, посмотрел грустно и ушел. Тоже переживал, что ничего сделать не мог. А кто мог? Милит отплясывал в паре шагов — тоже не помешал. И тоже, наверное, страдает по этому поводу. Лена прижалась к шуту и не заметила, как уснула.

Проснулась она, когда было темно, только слегка светилась на туалетном столике аметистовая друза. Шут тихонько сопел ей в плечо, но тут же зашевелился, открыл глаза и сонно посмотрел.

— Выспалась?

— Выспалась. Что, спрашивается, делать будем, — улыбнулась Лена. Шут оживился.

— У меня есть одно предложение… ты как себя чувствуешь?

Лена прислушалась к себе и призналась:

— Голова болит.

— Предложение снимаю, — без огорчения произнес шут, — не стоит, когда голова болит. Может заболеть сильнее.

И за это она его тоже любила. Голова болела не настолько сильно, но кружилась, да еще тошнило. И в туалет хотелось. Шут проводил ее до двери и встретил у двери с ночной рубашкой наперевес. Лена позволила ему себя переодеть, умиротворенно радуясь осторожным прикосновениям, снова забралась под одеяло — ей было все еще холодно — и прижалась к шуту.

— Откуда у тебя шрам на виске?

Он замялся, но честно ответил:

— Не помню.

— То есть как? — удивилась Лена. — Так получить по голове и не помнить? Потеря памяти?

— Какое там… Пьян был до полного безобразия. Проснулся весь в крови. То ли подрался, то ли просто побили, то ли упал. Скорее, побили или упал, потому что на пальцах ссадин не было, значит, я кулаками не махал… Лена, больше этого не будет. Обещаю.

Она никак не могла представить себе шута пьяным до беспамятства. Случалось, они с Маркусом злоупотребляли медовухой настолько, что утром страдали от похмелья. Однажды Лена даже видела самое мощное его похмелье после визита первой Странницы, но шут помнил, как напивался и что делал. Сколько же и чего он выпил тогда?

— Какой ты очень пьяный?

— Плохой, — помолчав, ответил он. — Злой. И языком злой, и так… Сам в драку вроде не лезу, но нарываюсь.

— И тебя бьют.

— Чаще всего, — согласился он, — потому что таким я становлюсь, когда выпью очень много и нормально драться уже не способен. Так я вообще крепок на это дело, да и понимаю, когда надо останавливаться. А тогда не хотел. Я такой дурак был… Стыдно. А этот шрам как напоминание.

— Тебя часто били?

— В тот год? Или вообще? В тот год — довольно часто. Ну, я бил, меня били, всяко. А раньше — не особенно. Если, конечно, не считать всякой ерунды. В общем, так, как тебя, чтобы сделать больно, а не просто на место поставить, — нечасто. Даже когда я еще не пришел в Сайбу. Ну, пинка где дадут, где подзатыльник.

— А где тебя драться научили?

— В основном в Сайбе. То есть я умел… может, потому и били редко, что умел драться. Отец учил. Сам учился и меня учил, чтобы не быть беспомощным, если вдруг… эльфы нападут. И здесь, когда уже шутом стал, учился долго… Собственно, постоянно учился. Рукопашному бою большей частью. Могу и мечом помахать, но ты видела, что и за какое время со мной делает Маркус.

— Я еще видела, что и за какое время с тобой сделал Милит.

Шут погрустнел.

— Милит меня намного выше и тяжелее… И он эльф. И он лучший боец Владыки. Я против него все равно что ты против того эльфа. Меня немножко утешает, что вряд ли найдется человек, способный один на один победить эльфа в рукопашной.

— Ты тоже эльф.

— Но учили меня люди. Возможности у меня, наверное, большие, только поздно уже, этому с детства учатся. А мне… не знаю сколько лет. Получается, что тридцать семь. Или восемь? Похоже, с тобой и правда не придется годы считать. Ты простила меня? За все эти безумства в тот проклятый год?

— Простила. Главное, что ты вернулся. Я тут тоже… безумствовала.

— Это ты опять о Милите? — покачал головой шут. — Что за представления у тебя? Я ушел, почему ты должна была оставаться одна? Тем более что Милит тебя действительно очень любит. Ему было бы легче или тебе, если бы ты его не впускала?

— А тебе?

— Мне — не было бы. Я надеялся, что ты не одна. Даже понял, когда… тебе стало лучше. Чем бы тебе поклясться, чтобы ты поверила: я этого хотел. Вот сейчас… не хочу. Сейчас хочу, чтобы ты была только со мной. Хотя готов на все.

Лена обняла его покрепче. На все он готов. А она не готова, чтобы его не было не просто рядом, но и под боком. Сравнивать его с Милитом не имело смысла. Милитом она пользовалась, и пусть он был счастлив хотя бы этим, она-то оценивала свое поведение совсем по-другому. Ну а если и сравнить… Милит бы не смог безропотно преодолеть желание без ее прямого отказа. Он не был бы груб или требователен, упаси боже, но настойчив бы был, и его настойчивая нежность, естественно, заставила бы Лену уступить. Она и шуту бы уступила, даже охотно, но он каким-то шестьдесят восьмым чувством знал, что лучше не сейчас, и просто обнимал ее и вел беседы. Покаянные.

Подслушав ее мысли, шут с запинкой спросил:

— С кем… с кем тебе…

— Странный вопрос. Кто сейчас рядом со мной?

— Погоди, — смущенно улыбнулся он, — я рядом с тобой, но я имею в виду только… только постель.

— Только — не бывает, — призналась Лена, — не в моем случае, наверное. Мне все сразу надо. А все сразу — только ты. Но я все равно отвечу. С тобой. А Милита могу сравнить только с Лиассом.

— Океан, — прошептал шут. — У нас — океан.

— Вот именно. — Лена устроила голову на его худом плече. И почему удобно? Правда, на каменном плече Милита тоже было удобно. Внутреннее ощущение защищенности. — Мне с тобой так важно, что я уже пять лет почти не вспоминаю свою прежнюю жизнь. Понимаешь, я не видела родителей пять лет. Пусть они просто проводили меня на работу и ждут, когда я с нее вернусь, но в моей жизни прошло пять лет. Или около того.

— Так навести их, — легко предложил шут. — Я подожду. Мы с Маркусом подождем.

— Пятьдесят лет? — тихо спросила Лена. — Или сто?

— Зато я стану старше тебя. Или мы с Маркусом пройдем пару раз его Путями. Он говорит, что меня Пути не отвергнут.

— Ты не понимаешь. Я не хочу, чтобы ты пятьдесят лет меня ждал. И я не знаю, что о себе думать.

— Ничего. Это естественно: рано или поздно дети уходят и, случается, никогда не видят больше своих родителей.

— Я не вернусь с работы. Они с ума сойдут от страха.

— А сколько должно пройти лет, когда ты вернешься с работы? Вот и навестишь потом.

— Если не забуду. Понимаешь, Рош? Я могу просто об этом забыть. Потому что для меня пройдет… ох… Ну допустим, шесть часов там… настолько я могу задержаться после работы.

— Триста пятьдесят лет или что-то в этом роде… Да, это срок, за который можно забыть… вернуться с работы, — согласился он. — Но это жизнь, Лена. Выбор делать всегда нелегко, но мы так или иначе его делаем. Или решая сразу, или забывая, или придумывая себе утешение. Кто знает, может быть, те годы, которые ты проводишь здесь, стирают тебя из памяти людей там, и через эти годы-минуты твои родители тебя забудут. Как говорил дракон: парадокс. Я не знаю. И ты не знаешь. И думаю, что Странницы не знают. Я понимаю, что тебя мучает, но поверь, я действительно считаю: это естественно, когда дети уходят. Я ведь тоже ушел. И Маркус ушел — не только от родителей, он ушел от детей. Может быть, мы придумаем, как дать знать твоим родителям, что с тобой все в порядке, что ты наконец живешь своей жизнью. Тебе трудно. Больно. Но ты ведь уже выбрала, правда? И не только из-за меня. Ты попала в свой мир. И он тебя принял. Посмотри: люди, эльфы, король и даже королева, даже Владыка, даже дракон… Ты провела нас по нескольким мирам, ты же видела, как ты нужна людям. Ну пусть мы обманываемся в том, что ты есть, но мы верим — и это главное.