Михаил Салтыков-Щедрин - Том 10. Господа «ташкентцы». Дневник провинциала

• Название: Том 10. Господа «ташкентцы». Дневник провинциала
• Автор: Михаил Салтыков-Щедрин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1970

Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.

В десятый том входит одна из наиболее известных книг Салтыкова — «Господа ташкентцы», которая возникла на рубеже 60-х и 70-х годов прошлого века и, как всегда у этого писателя, была нерасторжимо связана с тогдашней русской действительностью. Также в том входит «Дневник провинциала в Петербурге».

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Впервые — ОЗ, 1869, № 11, стр. 187–207 (вып. в свет 7 ноября), под заглавием «Что такое «ташкентцы»? Отступление». Подзаголовок «Отступление» снят в изд. 1873.

Очерк написан, по-видимому, непосредственно перед публикацией его в «Отечественных записках», то есть в сентябре — октябре 1869 года, и не мог быть создан ранее очерка «Господа ташкентцы. Из воспоминаний одного просветителя» (см. стр. 673). Закончив первый ташкентский очерк, Салтыков решил несколько изменить сложившийся у него план портретной галереи ташкентцев, который начал осуществлять в рамках «воспоминаний одного просветителя», и предпослать ей «теоретическую» главу, посвященную общей характеристике явлений, обозначенных им словом «ташкентство».

Интересным для творческой истории «Господ ташкентцев» в целом является содержащийся в очерке перечень ташкентских типов, которые Салтыков предполагал изобразить в дальнейшем (в «нумерах»). Во всех изданиях этот перечень идентичен, за одним исключением: в журнальном тексте в нем назван еще «ташкентец-литератор». Список ташкентских типов в очерке «Что такое «ташкентцы»?» можно рассматривать как первоначальный план будущего цикла, наметившийся у Салтыкова на первой стадии работы, впоследствии измененный. Если в 1869 году в журнальном тексте Салтыков сообщал: «Я нахожу возможным изобразить…», то в 1873 году он более осторожен и не обещает читателю скорого осуществления обещанного — «Я постепенно изображу…» В конечном итоге, замысел создания галереи действующих ташкентцев (в «нумерах») не был осуществлен, вместо этого появилась галерея ташкентцев, готовящихся к действию, но еще к нему не приступивших (в «параллелях»).

Поставив перед собой в «Господах ташкентцах» задачу «исследовать» ташкентство в его формировании и развитии, Салтыков вместе с тем искал художественные формы, соответствующие характеру замысла. В этой связи он предпринял в очерке «Что такое «ташкентцы»? Отступление» теоретико-литературный экскурс, в котором мотивирована необходимость создания нового общественного романа.

В формировании этого романа сатирик отводил себе скромное место «собирателя материала». В журнальном тексте (стр. 200) этот экскурс завершен таким пояснением проблемно-композиционных основ «Господ ташкентцев», вычеркнутым при подготовке изд. 1873.

«Я печатаю «Ташкентцы» в форме «записок одного просветителя». После всего сказанного выше нечего, кажется, и объяснять, что это только форма и что записки принадлежат не одному, а целому легиону просветителей. В конце каждого этюда, каждый из моих «ташкентцев» кончает весьма неудовлетворительно, а именно: пропивается, проворовывается и вообще впадает в забвение. По этому поводу мне тоже может быть сделан упрек. Скажут, например, что я слишком охотно прибегаю к вмешательству случайной силы; что в положениях, подобных тем, которые я описываю, зло чаще всего торжествует, а не наказывается; что вообще, если зло, по временам, наказывается, то это наказание приходит к нему не извне, а благодаря тому внутреннему бессилию, которое скрывается в нем самом. На это я могу ответить следующее: мой образ действия в этом случае имеет характер двоякий: во-первых, преобразовательный, во-вторых, характер хитрости.

Относительно преобразования скажу, что я твердо верю, что зло наказывается, и наказывается неминуемо. Когда наступит минута, что наказание будет приходить к нему из собственного внутреннего бессилия — этого я, покамест, еще не знаю. Причины этого незнания я объяснил выше, сказав однажды навсегда, что я только собиратель материалов, а не созидатель той общественной драмы, формы которой, по моему мнению, не довольно еще определились. Что же касается до хитрости…»

Из всех произведений ташкентского цикла очерк «Что такое «ташкентцы»?» в изд. 1873 претерпел наибольшие изменения, которые, впрочем, сводились не к доработке или переработке текста, а к его сокращению. Кроме приведенного фрагмента о художественной форме «Господ ташкентцев» и о своей роли в создании общественного романа, Салтыков при подготовке изд. 1873 вычеркнул последние весьма примечательные строки очерка, являющиеся ответом на заключительный вопрос «Что тогда откроется» (стр. 207).

«Существует мнение, что тогда скажется новое слово, споется новая песня и откроются новые формы общественности. Как ни загадочно такое мнение, но согласиться с ним есть основание. Один наплыв людей, питающихся лебедою, может составить такое явление, которое должно если не совсем уничтожить, то, по крайней мере, иным образом расположить некоторые складки общественного хитона. Когда сделана привычка готовить обед на двоих, то гостям или отказывают, или же вынуждаются заказывать пирог попространнее. Я думаю, что будет принят этот последний путь, как наиболее рациональный. Он дает возможность принимать гостей, не обижая себя и не урезывая ни капли от собственных крох.

Обедать в обществе многочисленном, веселом, шумном — ужели это не предпочтительнее, нежели обедать одному или сам-друг, насупивши брови и думая только о том, как бы набить себе желудок?

Но даже если все это и не совершится, то и тогда можно предположить, что открытий получится достаточно и они не будут лишены интереса.

Например, мы наверное узнаем, что «человек, питающийся лебедою», может печалиться и радоваться; что он может чувствовать боль, ощущать страх, угадывать опасности. Мы удостоверимся, что он несет некоторые повинности и что на одной из них он останавливается просто со вниманием, а на других с особенным вниманием. Очень может быть даже, что самое слово «повинность» утратит для нас свой простой смысл и получит смысл сложный, привлекающий множество других понятий и представлений. И еще мы узнаем, что предмет наших наблюдений любит, ненавидит, сгорает честолюбием, пылает всевозможными страстями, верит, сомневается, утверждает, отрицает — все точно в такой же степени, хотя, быть может, и с несколько иным содержанием, как и прочие смертные.

— Господи! — скажем мы, рассмотревши все это, — да ведь это, кажется, человек!

Это открытие очень важное. Новые слова, новые песни, новые формы общественности — пускай остаются впереди. Забывать их не следует, потому что на идеалах зиждется вся жизнь духовно развитой личности; но не следует забывать и то, что первое предстоящее дело — это открыть «человека».

Подумайте, милостивые государи! Ведь «открыть человека» значит упразднить «Ташкент»!»

Соединяя в 1873 году в одной книге очерки «Митрофаны» и «Что такое ташкентцы»?», Салтыков убрал из последнего очерка оптимистическое высказывание о возможности «новых слов», «новых имен», «новых форм общественности» в ближайшем будущем потому, вероятно, что они противоречили скептическим рассуждениям на ту же тему, которые содержались во «Введении» и для которых в русской действительности 70-х годов Салтыков не видел реальных предпосылок.

Из других сокращений и изменений, внесенных Салтыковым в журнальный текст очерка «Что такое «ташкентцы»?» при подготовке изд. 1873 и 1881, наиболее существенны следующие:

1. Стр. 27. «…богоугодных заведений нет, острог один…» — после этих слов в ОЗ следовало: «исправник один» и т. д.

2. Слова: «(оказалось, что это был генерал Флёри)» — введены в текст в изд. 1881.

3. Стр. 30. «…это приговоры простых охочих русских людей» — после этих слов в ОЗ следовало: «Это они взыграли при виде «куска».

4. Стр. 31. «…и, следовательно, все обстоит благополучно…» — после этих слов в ОЗ следовало: «Странно одно: отчего у борова нет такихчасов, когда он может быть львом? или у льва таких, когда он может быть боровом?!»

5. Стр. 32. В перечне ташкентцев после «ташкентца промышленного» — в ОЗ следовал «ташкентец-литератор».

6. Стр. 33. «…но семейство всегда играет в романе первую роль» — после этих слов в ОЗ следовало заключавшее абзац продолжение рассуждения о романе:

«Будучи заключена в этом тесном пространстве, драма не могла разрешаться в области неизвестного, но должна была вытерпеть именно то разрешение, которое, так сказать, было предназначено ей силою вещей. Общее недовольство или общее благополучие; разлука или союз сердец; так или иначе, но роман должен был кончиться именно здесь, в среде семейства, которое вмещало в себе и прототип всей жизни, и единственную арену, на которой индивидуальные потребности могли находить себе удовлетворение».

…человеком, «который ест лебеду». — На эзоповом языке Салтыкова — русский крестьянин.

Шагу без нас не сделают! — При каждом повороте внутренней политики самодержавия в сторону реакции правительство прибегало к содействию так называемого «общества», наиболее агрессивная часть которого — описываемые Салтыковым «ташкентцы» — терроризировала передовую интеллигенцию, революционную молодежь, «нигилистов» и «нигилисток», принимала участие в обысках, арестах, экзекуциях и т. п.