Виктор Кельнер - 1 марта 1881 года. Казнь императора Александра II

• Название: 1 марта 1881 года. Казнь императора Александра II
• Автор: Виктор Кельнер
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991
• ISBN: 5-289-01024-6

Казнь народовольцами Александра II 1 марта 1881 г. стала поворотным моментом в истории российского освободительного движения и на многие десятилетия предопределила внутриполитическое развитие страны. Сегодня настала пора воссоздать целостную и объективную картину тех драматических событий. Попытка решить эту задачу и предпринята в настоящем сборнике.

Основу книги составляют воспоминания и документы народовольцев, свидетельства очевидцев, следственные, судебные и правительственные материалы, мемуары государственных деятелей, литературные портреты погибших и казненных революционеров. Сборник снабжен вступительной статьей.

---

Первопр.: Я приглашаю вас касаться только вашей защиты.

Подсуд. Кибальчич: Господин прокурор говорил, что весьма важно выяснение нравственной личности подсудимого. Я полагаю, что то, что я говорю, относится к характеристике моей нравственной и умственной личности, если я заявлю свое мнение об известных существующих вопросах, которые теперь волнуют всю Россию и обращают на себя внимание. Я внимательно следил за речью г. прокурора и именно за тем, как он определяет причину революционного движения, и вот что я вынес: произошли реформы, все элементы были передвинуты, в обществе образовался негодный осадок, этому осадку нечего было делать, и, чтобы изобрести дело, этот осадок изобрел революцию. Вот отношение г. прокурора к этому вопросу! Теперь в отношении вопроса о том, каким же образом достигнуть того, чтобы эти печальные события, которые всем известны, больше не повторялись, как верное для этого средство им указывается на то, чтобы не давать никаких послаблений, чтобы карать и карать; но, к сожалению, я не могу согласиться с г. прокурором в том, чтобы рекомендованное им средство привело к желательному результату. Затем, уже по частному вопросу, я имею сделать заявление насчет одной вещи, о которой уже говорил мой защитник. Я написал проект воздухоплавательного аппарата. Я полагаю, что этот аппарат вполне осуществим. Я представил подробное изложение этого проекта с рисунками и вычислениями. Так как, вероятно, я уже не буду иметь возможности выслушать взгляды экспертов на этот проект и вообще не буду иметь возможности следить за его судьбой и, возможно, предусмотреть такую случайность, что кто-нибудь воспользуется этим моим проектом, то я теперь публично заявляю, что проект мой и эскиз его, составленный мною, находился у г. Герарда.

Подсуд. Перовская: Много, очень много обвинений сыпалось на нас со стороны г. прокурора. Относительно фактической стороны обвинений я не буду ничего говорить — я все их подтвердила на дознании, но относительно обвинения меня и других в безнравственности, жестокости и пренебрежении к общественному мнению, относительно всех этих обвинений я позволяю себе возражать и сошлюсь на то, что тот, кто знает нашу жизнь и условия, при которых нам приходится действовать, не бросит в нас ни обвинения в безнравственности, ни обвинения в жестокости.

Подсуд. Желябов: Я имею сказать только одно: на дознании я был очень краток, зная, что показания, данные на дознании, служат лишь полем прокуратуры, а теперь я сожалею о том, что говорил здесь на суде. Больше ничего…

Печатается по: Коваленский М. Русская революция в судебных процессах и мемуарах, кн. 3, с. 89–92.

ПРИГОВОР

По указанию Его Императорского Величества Правительствующий Сенат в Особом присутствии для суждения дел о государственных преступлениях, выслушав дело и прения сторон, постановил: подсудимых крестьянина Таврической губернии, Феодосийского уезда, Петровской волости, деревни Николаевки Андрея Иванова Желябова, 30 лет; Софию Львовну Перовскую, 27 лет; сына священника Николая Иванова Кибальчича, 27 лет; тихвинского мещанина Николая Иванова Рысакова, 19 лет; мозырскую, Минской губернии, мещанку Гесю Мирову Гельфман, 26 лет, и крестьянина Смоленской губернии, Сычевского уезда, Ивановской волости, деревни Гаврилково Тимофея Михайлова, 21 года, на основании ст[атей] улож[ения] о нак[азаниях] (9, 13, 18, 139, 152, 241, 242, 243, 279 и 1459-й по продолжению 1876 года) лишить всех прав состояния и подвергнуть смертной казни через повешение. Приговор сей относительно дворянки Софии Перовской по вступлении его в законную силу, прежде обращения к исполнению, на основании ст[атей] уст[ановления] угол[овного] судопроизводства], на предмет лишения ее, Перовской, дворянского достоинства, представить через министра юстиции на усмотрение Его Императорского Величества.

Печатается по: Коваленский М. Русская революция в судебных процессах и мемуарах, кн. 3, с. 92.

СОБЫТИЕ 1 МАРТА И ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ

[Из доноса полковника Андреева с. — петербургскому градоначальнику генерал-майору Н. М. Баранову]

28 марта 1881 года состоялась в зале кредитного общества вторая публичная лекция профессора Соловьева о ходе просвещения в России в настоящем столетии.

Заключительное слово лекции профессора Соловьева состояло в том, что, указав на необычайное событие 1 марта, он напомнил аудитории, состоявшей из самой разнообразной публики, в общем свыше 1000 человек, что «в настоящую минуту (10 часов вечера 28 марта) суд уже осудил совершителей события 1 марта и, вероятно, уже приговорил их к смертной казни, но царь русского народа, как водитель его и носитель божественной искры, лежащей в основе духовной жизни русского народа, царь русский, как царь и христианин, должен помиловать осужденных».

Выражения, помещенные в скобках [имеются в виду кавычки. — Сост. ], составляют смысл заключения лекции г. Соловьева, изложенный мною возможно ближе к тому, как это было сказано.

Генерального штаба полковник Андреев

29 марта 1881 г. С.-Петербург.

Троицкий переулок, д. № 3, кв. 14.

[Из речи Владимира Соловьева 28 марта 1881 г.]

Пока идеал Божественной абсолютной правды еще не осуществился, пока все люди не стали Христами и все женщины Богородицами, народ признает внешние формы образования (внутреннего мира), внешнюю среду, живет в государстве. Но он никогда не признавал и никогда не признает этой внешней среды как нечто самостоятельное. Для народа все земные формы являются как подчиненная среда для осуществления идеала.

И в представителе государства, в своем политическом вожде народ видит не представителя внешнего закона, как чего-то самостоятельного, а носителя своего духовного идеала. В прошлое воскресенье на этом самом месте вы слышали красноречивое изложение идеи царя по народному воззрению. Я с ним согласен (иначе я бы и не указывал на него). Скажу только, что то, что говорилось, не было доведено до конца. Истинная мысль не была досказана. Беру на себя смелость ее досказать.

Несомненно для народа царь не есть представитель внешнего закона. Да, народ видит в нем носителя и выразителя всей своей жизни, личное средоточие всего своего существа. Царь не есть распорядитель грубою физическою силою для осуществления внешнего закона. Но если царь действительно есть личное выражение всего народного существа, и прежде всего, конечно, существа духовного, то он должен стать твердо на идеальных началах народной жизни: то, что народ считает верховной нормой жизни и деятельности, то и царь должен ставить верховным началом жизни.

Настоящая минута представляет небывалый дотоле случай для государственной власти оправдать на деле свои притязания на верховное водительство народа. Сегодня судятся и, вероятно, будут осуждены убийцы царя на смерть. Царь может простить их, и если он действительно чувствует свою связь с народом, он должен простить. Народ русский не признает двух правд. Если он признает правду Божию за правду, то другой для него нет, а правда Божия говорит: «Не убий». Если можно допускать смерть, как уклонение от недостижимого идеала, убийство для самообороны, для защиты, то убийство холодное над безоружным претит душе народа. Вот великая минута самоосуждения и самооправдания. Пусть царь и самодержец России заявит на деле, что он прежде всего христианин, а как вождь христианского народа, он должен, он обязан быть христианином.

[Из воспоминаний Л. З. Слонимского]

Я присутствовал на этой лекции от начала до конца и видел Соловьева при его уходе, когда его окружили восторженные лица молодежи. Содержание его речи было вполне определенное: он говорил на этот раз не о Богородице, а о народно-христианском идеале царя, о высшем нравственном значении царской власти и об ее обязательных качествах и условиях. Упомянув о красноречивом изложении идеи царя в недавней лекции Ивана Аксакова, приезжавшего из Москвы для пропаганды своих взглядов, Вл. Соловьев ярко изобразил пред нами те возвышенные свойства, которыми должен обладать монарх, чтобы соответствовать своему назначению. Он нарисовал такой идеально-высокий образ царя, какого не могло существовать в действительности, и затем прямо перешел к волновавшему всех процессу цареубийц. Он говорил медленно, отчеканивая отдельные слова и фразы, с короткими паузами, во время которых он стоял неподвижно, опустив свои удивительные глаза с длинными ресницами. «Царь может их простить», — сказал он с ударением на слове «может» и после недолгой остановки продолжал, возвысив голос: «Царь должен их простить». Особая напряженная тишина господствовала в зале, и никому не приходило в голову перерывать ее рукоплесканиями. Никаких возгласов не было; никто не поднимался перед эстрадой с угрожающими словами, никто не кричал: «Тебя первого казнить, изменник! Тебя первого вешать, злодей!» Это было бы совершенно немыслимо при общем тогдашнем настроении. Не было также криков: «Ты наш вождь! Ты нас веди!» Соловьеву была устроена овация только по окончании лекции, когда он сходил с кафедры и направлялся потом к выходу мимо взволнованной публики; и если к нему «протягивались десятки трепетных рук», преимущественно курсисток, то вовсе не для того, чтобы качать его «высоко» над головами толпы. Рассказ о том, как «те же руки бережно несут свою ношу с эстрады в зал» и «два или три раза обносят его кругом», составляет, очевидно, плод галлюцинации. Ничего подобного не было и быть не могло.