Джоконда Белли - Воскрешение королевы

• Название: Воскрешение королевы
• Автор: Джоконда Белли
• Издательство: Мир книги
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 2008

Мадрид шестидесятых годов двадцатого века… Юная воспитанница монастыря сирота Лусия знакомится с профессором университета Мануэлем, который обещает рассказать ей потрясающую историю любви Хуаны Безумной — испанской королевы жившей в шестнадцатом веке. Но для того, чтобы постичь эту историю, Лусия, по его словам, должна перевоплотиться в Хуану — надеть старинное платье, вжиться в образ неистовой в своей страсти королевы. Лусия соглашается, не подозревая о роковых последствиях странного перевоплощения.

---

— Мне казалось, тебе будет приятно узнать, что я вижу в тебе не только Филиппа, — простодушно пробормотала я.

Мануэль горько улыбнулся.

— Такой искренней можно быть только в твоем возрасте. Я и не знал, что ты представляешь на моем месте Филиппа.

— А я всегда думала, что ты влюблен в Хуану, — призналась я. — Мы как будто превращались в них, возвращали к жизни их любовь.

— Правда? Ты так думаешь?

— Но ведь о тебе я думаю тоже.

— Стало быть, нас четверо.

Я улыбнулась.

— Но сегодня мне нужен ты. Только ты, — добавила я горячо, всем сердцем желая, чтобы он мне поверил. — Я хотела быть с тобой. Нет, не хотела, я случайно здесь оказалась, просто хотела узнать, откуда шум. И непонятно как оказалась здесь. У твоей двери.

Мануэль поднялся на ноги и протянул мне руку. Он бережно застегнул пуговицы на моей пижаме.

— Идем, я отведу тебя в твою комнату.

Мы на цыпочках вышли в коридор. Я чуть не плакала от стыда за свое простодушие, от страха, что смертельно обидела Мануэля и все безвозвратно разрушила. На пороге своей спальни я резко развернулась. Он заметил мое смятение.

— Прости, Мануэль, — выдавила я, борясь со слезами. Мне хотелось плакать, и не только от боли и страха, но и от внезапно настигшей меня любви.

Мануэль втолкнул меня в комнату. Он обнял меня, впился губами в мои губы, прижал к себе с утроенной силой. Свершилось чудо; вместо того чтобы потерять Мануэля, я обрела его вновь, и теперь он покрывал поцелуями мое лицо, руки, волосы. Я тянулась к нему, стремясь обвить его тело, словно плющ. Я едва дышала, с трудом сдерживала стоны, пила собственные слезы. Мое лицо пылало. Сбросив одежду, мы занялись любовью прямо на полу в ванной, на полотенцах. Мануэль зажал мне рот, чтобы заглушить стоны боли и наслаждения. Мое тело оказалось неиссякаемой сокровищницей. Оргазмы следовали один за другим, поднимаясь из моих глубин, словно волны, а плоть Мануэля была как язык колокола, как гонг, звучные удары которого гулко отдавались в моем теле. Мануэль брал меня с закрытыми глазами. Он всегда закрывал глаза, когда мы занимались любовью.

Я не слышала, как он ушел. Под утро я очнулась от холода голая на полу в ванной.

Я забралась в постель и проспала до десяти.

Сквозь наполовину задернутые гардины в комнату заглядывало солнце.

Спустившись на кухню, я застала Мануэля и Агеду за оживленной беседой. Перед Мануэлем лежала огромная стопка бумаг. Агеда вязала. На покрытом скатертью столе еще оставались тарелки, хлеб и масло, но завтрак, по всей видимости, закончился. Заметив меня, сеньора отложила спицы и поинтересовалась, что я предпочту — омлет или хлопья. Мне не хотелось утруждать хозяйку, и потому я решила ограничиться чашкой кофе с бутербродом.

— Вчера ночью Лусию напугала твоя сигнализация, — сообщил Мануэль, отодвигая бумаги, чтобы освободить место на столе.

Агеда сокрушенно покачала головой и посетовала, обращаясь ко мне:

— Какая же я беспамятная! Мне надо было тебя предупредить. Этот дом — своеобразная крепость. Ужасно неудобно, но, как Мануэль тебе наверняка объяснил, такова воля страховой компании.

— Ну да. Он мне все рассказал.

— В следующий раз я покажу тебе настоящие сокровища. Старинные вещи. Очень интересные.

— Краденые, — добавил Мануэль.

— Перестань, Мануэль, не говори ерунды. — Судя по всему, этот разговор повторялся не в первый раз. Агеда как ни в чем не бывало помешивала кофе.

— Добыча маркизов Денья, запустивших лапы в драгоценности Хуаны.

— Не слушай его, Лусия. После смерти королевы Карл Первый пожаловал маркизам деньги и драгоценности за их службу и расплатился за долги своей матери.

— Начинается, — провозгласил Мануэль, допив свой эспрессо и аккуратно поставив чашку на стол.

— Я никогда не понимала твоих теорий, Мануэлито. Королева была сумасшедшей, и тяжкое бремя заботы о ней пало на нашу семью. Маркизы заслужили все это. И даже более того.

— Но королева вовсе не была сумасшедшей. Она была узницей.

— Нет, ты только послушай, Лусия. Как это не была сумасшедшей, если каждую ночь после смерти Филиппа Красивого она приказывала открывать гроб и обнимала труп. Целовала ему ноги. А эта чудовищная похоронная процессия? Кому в здравом уме придет в голову тащить гроб через всю Испанию?

— Я ведь уже объяснял: она просила открыть гроб всего два раза, чтобы убедиться, что Филипп на месте. Королева боялась, что фламандцы похитят не только сердце, но и все тело.

— Фламандцы похитили сердце Филиппа? — поразилась я.

— Забрали, чтобы похоронить в Брюсселе, — пояснил Мануэль.

— Эту версию придумал Прадвин, чтобы оправдать королеву, но другие историки его опровергают, — вступила Агеда. — Ты волен думать что хочешь. Но по-моему, единственным объяснением поступков Хуаны является безумие.

— Ты свято веришь в благородство Фердинанда Католика, хотя он был тот еще тип. Это о нем Николо Макиавелли писал в своем «Государе». Как ты думаешь, Лусия, от любви можно сойти с ума?

— Ну… Не знаю.

— Что за вопросы, Мануэль! Откуда ей это знать? Готова поспорить, эта девочка вообще не понимает, каково это — влюбиться.

— Это правда, Лусия? Ты никогда не влюблялась?

Должно быть, я залилась краской. Что за игру затеял Мануэль? Как ему взбрело в голову спрашивать меня о таких вещах в присутствии тетки? Да еще и так настойчиво. Он не сводил с меня глаз.

— Перестань, Мануэль.

— Не надо, тетя. Пусть ответит.

— Монахини в интернате говорят, что в нашем возрасте все влюблены в саму любовь, — улыбнулась я.

— Отлично сказано, дитя мое.

— Но Хуана была твоей ровесницей, когда влюбилась в Филиппа. Возможно, и тебе суждено повстречать такую любовь. Великую страсть. Большинство жителей Земли по-настоящему влюбляются в юности. Да и ранние роды считаются полезными. И потом, разве не говорят, что любовь не знает возраста?

— Ради бога, Мануэль. Так мы дойдем до оправдания старых развратников, которые соблазняют молоденьких девочек. А сам-то ты веришь в любовное безумие?

— Я думаю, что человек, охваченный подлинной страстью, способен на поступки, которые другие сочтут безумием. Вспомните, сколько преступлений совершается на этой почве, — сказал Мануэль.

— Но Хуана, по-твоему, была совершенно здорова, — настаивала Агеда.

— Вот именно. Ослеплена страстью, но не безумна. Ее загнали в угол, и она повела себя так, как любая женщина на ее месте. Для нее это была единственная форма борьбы: впасть в прострацию, не есть, не мыться, вести себя так, чтобы тюремщики начали бояться за её жизнь. А возможно, утратив свободу, она и сама начала сомневаться в своем рассудке.

— Что скажешь, Лусия? — обратилась ко мне Агеда.

— Я слишком мало знаю, чтобы иметь собственное мнение, — ответила я. — А тебе, Мануэль, приходилось безумно влюбляться?

— Один раз, — произнес тот, закуривая сигарету. — Видишь, я готов это признать, — добавил он с улыбкой.

— Один раз? — вскинула брови Агеда. — Надеюсь, не в одну из этих туповатых девиц, которые еле говорят в трубку и никогда не представляются.

— Во имя Господа, тетя Агеда, это мои студентки! — вскричал Мануэль.

— Сплошь молодые девчонки. Из тех, кому, согласно твоей теории, положено терять разум от любви.

— Кажется, мы отклонились от темы. — Мануэль выразительно посмотрел на часы. — Нам с Лусией пора продолжать.

— Что ж, ступайте в библиотеку. А я займусь обедом.

Я помогла Мануэлю развести огонь. Мы почти не разговаривали, обмениваясь лишь краткими репликами: подай спички, принеси платье. Я спросила Мануэля, зачем он всякий раз заставляет меня переодеваться. Мне и так не составило бы труда перевоплотиться в Хуану. «Тебе это только кажется», — возразил Мануэль. Мне не удалось его переубедить. Голая, со скрещенными на груди руками, ожидая, когда он накинет мне на голову тяжелое платье, я чувствовала себя совсем беззащитной, словно прошедшая ночь лишила меня чего-то очень важного. Возможно, Мануэль был прав, и мне действительно нужно было укрыться благословенным платьем. Возможно, теперь, когда оба мы вышли за пределы магического круга, в котором мы были Филиппом и Хуаной, мне будет трудно вновь ухватить нить повествования, увидеть сцены прошлого и услышать его голоса.

Меня задели слова Агеды о студентках Мануэля. Неужели он успел испробовать свою «методику» на других девушках? А что, если все происходящее не более чем тактика ловкого соблазнителя?

На чем мы остановились? — спросил Мануэль. — Вы в Толедо, не так ли? Артур Уэльский умер, а сообщил Королям-Католикам скорбную весть Филипп Красивый. На следующий день город погружается в траур. Как ты и боялась, Хуана, целых девять дней вас будут окружать мрачные тени в черных одеждах. Филипп цепляется за тебя как за спасение, и заставить его подняться с постели, чтобы пойти на поминальную мессу, стоит большого труда. Как ты выносишь эти лицемерные спектакли с попами и молитвами, ноет он; какими же страшными грешниками должны быть твои испанцы, если они так боятся геенны огненной?