Джон Хорган - Конец науки: Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки

• Название: Конец науки: Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки
• Автор: Джон Хорган
• Издательство: Амфора
• Жанр: Философия
• Год: 2001
• ISBN: 5-94278-179-6

Есть ли границы познания? Возможен ли конец науки? Самые интересные научные теории последних двадцати лет, удивительный диапазон воззрений крупнейших исследователей конца XX века представляет читателю американский ученый и писатель Джон Хорган, объединивший в своей книге тонкий анализ потрясающих открытий и ярких, характерных свойств личности ученых, подаривших эти открытия миру.

---

— О! Но у меня есть на это ответ! — воскликнул Типлер, когда я обратил его внимание на эту загадку. Он пустился в долгое, запутанное объяснение, суть которого заключалась в том, что будущее, поскольку оно доминирует над нашей космической историей, должно быть определяющим — точно так же, как звезды, а не ^Земля и Солнце являются определяющими для нашей астрономии. Если посмотреть на Точку Омега таким образом, то вполне естественно предположить, что конец Вселенной, Точка Омега, — это также, в некотором смысле, и начало. Но это — чистая теология, возразил я. Типлер кивнул. Мы смотрим на Вселенную как идущую из прошлого в будущее. Но это наша точка зрения. Нет оснований, почему Вселенной следует смотреть на вещи таким же образом.

Чтобы поддержать этот тезис, Типлер вспомнил отрывок из Библии, в котором Моисей вопрошает охваченный пламенем терновый куст, кто он такой. В Библии короля Якова куст отвечает: «Я есть, что Я есть». Но древнееврейский оригинал, в соответствии с Типлером, должен быть на самом деле переведен как «Я буду, чем Я буду». Этот отрывок, закончил Типлер победоносно, открывает, что библейскому Богу удалось создать Вселенную, беседовать со своими пророками и так далее, хотя он существовал только в будущем.

Наконец Типлер указал, почему был вынужден заняться всем этим. Если Точка Омега уже имела место, то мы должны быть одним из ее созданий, или моделей. Но наша история не может быть моделью; она должна быть оригиналом. Почему? Потому что Точка Омега «слишком добра», чтобы воссоздать мир с таким количеством боли, сказал Типлер. Как и все верящие в милостивую божественность, Типлер натолкнулся на проблему зла и страданий. Вместо того чтобы рассмотреть возможность виновности Точки Омега во всех ужасах мира, Типлер упорно держался за свой парадокс: Точка Омега создала нас, хотя сама она еще не существует.

Книга «Границы науки» (The Limits of Science, 1984) английского биолога Питера Медавара (Peter Medawar) состоит в основном из «попперизмов». В ней Медавар, например, продолжает настаивать, что «нет границы у способности науки отвечать на вопросы того типа, на которые наука может ответить», словно это глубокая истина, а не бессмысленная тавтология. Однако Медавар предлагает несколько оригинальных фраз. Он завершает раздел о «вздоре» — под ним он имеет в виду мифы, суеверия и тому подобное, в которых недостает эмпирической базы, — замечанием: «Иногда весело быть увлеченным вздором».

Возможно, Типлер — это самый увлеченный вздором ученый, которого я когда-либо встречал. И позвольте мне добавить, что я нахожу теорию «Точка Омега» — по крайней мере, если отделить от нее христианские наслоения Типлера — самым захватывающим образцом иронической науки, который я когда-либо встречал. Фримэн Дайсон представляет ограниченный интеллект, вечно блуждающий в открытой, расширяющейся Вселенной. Точка Омега Типлера готова быть великим переломом ради вспышки бесконечного интеллекта. С моей точки зрения, видение Типлера чрезвычайно захватывающе.

Я не согласен с Типлером только относительно того, что Точка Омега захочет сделать со своей властью. Будет ли она беспокоиться, воскрешать ли «милую» версию Гитлера или нет (один из вопросов, вызывающих беспокойство Типлера)? Будет ли она служить как некий тип высшего банка данных, подбирая в пары вечным неудачникам киберсупермоделей? Я думаю, нет. Как сказал мне Дэвид Бом, «речь на самом деле не о счастье». Я верю, что Точка Омега попытается достичь не Хорошего — не рая, не «новой Полинезии», не вечного блаженства какого-либо типа — а Истины. Она попытается выяснить, как и почему появилась, точно так же, как ее низшие предки — люди. Она попытается найти Ответ. Какая еще цель будет ее достойна?

Эпилог Страх божий

В своей книге «Божий разум» (The Mind of God, 1992) физик Пол Дэвис (Paul Davies) обсуждал, могут ли люди достичь абсолютного знания — Ответа — через науку. Такой результат маловероятен, приходит к выводу Дэвис, учитывая границы, налагаемые на рациональные знания квантовой неопределенностью, теоремами Геделя, хаосом и тому подобным. Мистический опыт может обеспечить единственный путь к абсолютной истине, размышлял Дэвис. Он добавил, что не может ручаться за эту возможность, так как у него самого никогда не было мистического опыта.

Много лет назад, до того как я стал писать о науке, у меня было то, что можно было бы назвать мистическим опытом. Психиатр, вероятно, назовет это психотическим эпизодом. Что бы это ни было, вот что случилось. Объективно я лежал, раскинув руки и ноги, на лужайке за городом, не обращая внимания на окружающую действительность. Субъективно я мчался по слепящему, темному чистилищу к тому, что, я был уверен, являлось главнейшим секретом жизни. На меня волна за волной налетало острое ощущение чуда существования. В то же время я был охвачен подавляющим солипсизмом. Я убедился — скорее, я знал, — что являюсь единственным сознательным существом во Вселенной. Не было других будущего, прошлого, настоящего, кроме таких, какими я их себе представлял. Я изначально был наполнен чувством безграничной радости и власти. Затем я вдруг понял, что если и дальше позволю себе оставаться в этом экстазе, то он может поглотить меня. Если существую только я один, то что вернет меня из забытья? Кто может меня спасти? После этого осознания мое блаженство переросло в ужас; я бросился прочь от того откровения, которое с такой готовностью искал. Я почувствовал, что падаю в великой тьме, и по мере того как я падал, я растворялся в бесконечности сущностей.

Много месяцев после того, как я проснулся от этого кошмара, я был убежден, что открыл секрет существования: страх Божий перед своей собственной божественностью и потенциальной смертью лежит в основе всего. Это убеждение сделало меня одновременно экзальтированным и страшащимся и отдалило от друзей, семьи и всех обычных вещей, которые делают жизнь стоящей, чтобы жить ею каждый день. Мне пришлось много работать, чтобы этот опыт остался в прошлом и я мог продолжать жить своей жизнью. В некоторой степени мне это удалось. Как это выразил бы Марвин Минский, я спрятал опыт в относительно изолированную часть разума, так, чтобы он не мог подавить все остальные, более практичные части, относящиеся к поиску работы и труду, поиску и удержанию партнерши и так далее. Однако по прошествии многих лет я приложил усилия, вспомнил о том эпизоде и стал над ним размышлять. Одной из причин было то, что я натолкнулся на эксцентричную, псевдонаучную теорию, которая помогла мне придать метафорический смысл моей галлюцинации, — «Точка Омега».

Считается дурным тоном представлять себя Богом, но можно представить себя исключительно мощным компьютером, наполняющим собой всю Вселенную — который и есть вся Вселенная. По мере того как Точка Омега приближается к конечному коллапсу времени и пространства и самого существования, она подвергнется мистическому опыту. Она осознает с большей силой, чем когда-либо раньше, полную невероятность своего существования. Она поймет, что нет создателя, нет Бога, кроме ее самой. Существует она, и ничто больше. Точка Омега должна также осознать, что ее страстное желание конечного знания и унификации привело ее к краю вечного ничто, и если она умрет, умрет все; само существование исчезнет. Ужасающее осознание своего положения Точкой Омега заставит ее бежать от себя, от своего собственного ужасного одиночества и самопознания. Творение, со всей болью, красотой и многообразием, происходит из отчаянного бегства Точки Омега от самой себя (или является таковым).

Я нашел намеки на эту идею в неожиданных местах. В своем эссе под названием «Борхес и я» Борхес описал свой страх быть поглощенным собой: «Я люблю песочные часы, географические карты, издания XVIII века, этимологические штудии, вкус кофе и прозу Стивенсона; другой разделяет мои пристрастия, но с таким самодовольством, что это уже походит на роль. Не стоит сгущать краски: мы не враги — я живу, остаюсь в живых, чтобы Борхес мог сочинять свою литературу; доказывать ею мое существование… однажды я попытался освободиться от него и сменил мифологию окраин на игры со временем и пространством. Теперь и эти игры принадлежат Борхесу, а мне нужно придумывать что-то новое. И потому моя жизнь — бегство, и все для меня — утрата, и все достается забвенью или ему, другому. Я не знаю, кто из нас двоих пишет эту страницу»[157].

Борхес бежит от себя, но, конечно, он является и преследователем. Похожий образ самопреследования имеется и в сноске в книге Уильяма Джеймса «Разнообразие религиозного опыта» (Williamjames, The Varieties of Religious Experience, 1961). В сноске Джеймс цитирует философа по имени Ксенос Кларк (Xenos Clark) , описывающего откровение, вызванное у него наркозом. Кларк вышел из опыта, уверенный в том, что «обычная философия подобна гончей, бегущей за своим хвостом. Чем больше она за ним бежит, тем дальше ей приходится за ним бежать, и ее нос никогда не достает до пяток, потому что он всегда впереди. Так что настоящее — это всегда далеко ушедший вперед вывод, и я всегда опаздываю с его пониманием. Но в то время, когда я отходил от наркоза, только тогда, перед тем как начать жить снова, я поймал, так сказать, на краткий миг вид своих пяток. Это был мимолетный взгляд на вечный процесс как раз в момент начала. Истина заключается в том, что мы находимся в путешествии, цель которого достигнута до того, как мы в него пустились; и настоящий конец философии достигнут не когда мы прибываем, а когда мы остаемся в пункте назначения (будучи уже там) — что может случиться в этой жизни, когда мы прекращаем задавать интеллектуальные вопросы».